Читаем без скачивания Карл Великий (Небесный град Карла Великого) - Анна Ветлугина

Но однажды утром на горизонте появились облака в форме башен. Они росли, множились. К полудню в воздухе повисло напряжение. Вдалеке погромыхивало.

Я плохо переношу грозу с тех пор, как в детстве познакомился с ней слишком близко. Когда грохочет — мне хочется забиться в какое-нибудь строение, лучше каменное, и не высовывать носу. Понятно, что это удаётся далеко не всегда.

Сейчас я находился не в походе и срочных обязанностей не имел. Самое время удалиться в свою комнату. Вон уже как грохочет, и молнии сверкают всё ближе.

И тут я увидел Хильдегарду. Она быстро вышла из ворот замка и, переваливаясь, как утка, из-за огромного живота, поспешила к лесу. Похолодев от страха, я бросился за ней и нагнал уже у первых деревьев.

   — Ваше Величество! Опасно гулять сейчас, гроза собирается.

Она посмотрела на меня, словно не узнавая. Вдруг яростно вцепилась в ветку дерева и зашептала:

   — Я побуду здесь пока... не волнуйся, иди... мне нужно побыть здесь...

   — Я не могу допустить этого, Ваше Величество, пойдёмте в замок.

Она выпустила ветку и вымученно улыбнулась:

   — Мальчик, поцелованный молнией... ты всегда меня понимал... мне сейчас надо... кажется, срок пришёл...

Она снова со всей силы вцепилась в дерево.

У меня начали стучать зубы. Гром ударил совсем близко.

   — Ваше Величество... я сбегаю, позову Радегунду или... хотите, отнесу вас на руках?

   — Не надо, не зови, — сказала она почти спокойно. — Бертраде плохо нынче. Пусть побудет с ней. А я погуляю немножко, и...

Что-то изверглось из неё. Она стиснула мою руку, быстро зашептала, но в этот момент дождь забарабанил по листьям, и я не понял ни слова. Небеса разверзлись, под ногами у нас уже бурлили потоки. Она медленно оседала мне на руки. Я подхватил её и под ливнем потащил в замок через лужайку, моля Бога, чтобы нас не настигла молния.

   — Головы-то на плечах никогда не было, — изрекла Радегунда, увидев меня с королевой на руках, — отрубят, даже не заметишь.

   — Пошевеливайся! — закричал я на неё. — Не видишь, началось!

   — Неси в покои, — проворчала она, — умный, что ли? Разорался: «началось, началось!» Тут главное, чтобы хорошо закончилось!

В покои уже бежали лекаря и служанки. Мне велели выйти.

Наверное, я прошёл огромное расстояние, шагая взад-вперёд по своей комнате весь вечер и всю ночь. Прочитал множество молитв — а знал я их благодаря своей памяти больше, чем кто бы то ни было. Временами сквозь шум дождя слышались стоны и крики я вздрагивал, будто от удара, и снова продолжал шагать. К утру всё стихло.

Я осторожно покинул комнату, прошёл по коридорам к королевским покоям. У дверей сидела Радегунда. Глаза её опухли и покраснели.

   — Как? — робко спросил я, заранее готовый простить любую грубость.

   — Девочка, — ответила она, не глядя на меня. По щеке её ползла слеза.

   — Что? — Я почувствовал, как ноги немеют. — Что-то не... так? Слабенькая?

   — Слабенькая, — со злостью отозвалась камеристка, — хоть бы вообще её не было! — прерывисто вздохнув, она закончила: — Ушла королева...

И, безобразно скривив рот, заревела дурным голосом.

Обморок накрыл меня спасительной вязкой тьмой.

...Король после похорон поседел совершенно. На время он даже оставил дела, проводя целые дни в беседе с матерью. Он очень сблизился с ней, казалось, даже готов снова слушать её советы. Правда, говорила она теперь с трудом, превозмогая кашель. Я несколько раз читал им Августина, как в добрые старые времена.

Бертрада пережила Хильдегарду всего на два месяца. Не выжила и малютка, ставшая причиной смерти нашей дорогой королевы. Её назвали именем матери, но, кажется, не успели окрестить.

Не вынеся одиночества, Карл решил снова жениться. Послать брачное предложение византийской императрице ему помешала гордость. Похоже, он особо не перебирал, выбрав в жёны Фастраду, происходящую из семьи восточнофранкских аристократов. Главным аргументом для него оказалось её дальнее родство с Хильдегардой. Наверное, он ожидал, что новая супруга будет хоть чем-то напоминать ему ушедшую возлюбленную. Фастрада несомненно была хороша собой. Но разве можно походить на ту, чьё сердце болело о каждом голодном, на ту, о которой сказал Павел Диакон: «Её человеческая простота подобна лилии среди роз. Её красота освещена сердечным светом»?

Я переживал утрату с огромным трудом. Тоненькой ниточкой спасения для меня стало воспоминание о баронессе Имме, в которую я был влюблён в юности. Где она сейчас? Наверняка замужем и давно забыла о моём существовании. Но я хотя бы не видел её в гробу, а значит, мог утешать себя мечтаниями, пусть и несбыточными.

   — Афонсо, — сказал как-то король, — мы до сих пор неправильно использовали твой дар. С такой удивительной памятью тебе нужно стать архивариусом, соответственно прозвищу. Отныне ты назначаешься хранителем важнейших документов нашего королевства. Будешь помнить их содержание и местоположение, тебе доверят ключи от хранилища.

   — Благодарю вас, Ваше Величество.

   — Много ездить с такой должностью не придётся. Будешь сидеть в Ахене и следить за пополнением архива. Жалование тебе повысим...

   — Благодарю, — повторил я, склоняя голову. Вот и закончилось моё высокое служение. Не будет больше общения с королём, наполнявшим смыслом мою жизнь. Отныне мне предстоит скучать среди пыльных свитков, неинтересных для чтения и хранимых лишь из соображений порядка.

В одну саксонскую поездку Карл всё же взял меня. Слёг с лихорадкой Эйнхард, читавший ему, а малознакомые люди могли бы помешать послеобеденному отдыху короля, во время которого он привык слушать чтение. Пришлось отрывать от службы новоиспечённого архивариуса.

В Саксонии Карл снова обустраивал миссионерские центры, встречался со сборщиками налогов и местными вождями. С последними он говорил о поимке Видукинда, которого считал главным виновником мятежа 782 года, приведшего к страшному верденскому суду. Но легендарного мятежника никто не видел. Одни говорили, что он в Дании, другие называли Нормандию. Находились и искренне считающие его оборотнем.

Итак, король всё время был занят, а я, наоборот, пребывал в праздности и мрачных мыслях, которые усугублялись саксонской природой, слишком скупой для моей греческой души. Чтобы не мозолить никому глаз, я пристрастился к лесным прогулкам, благо лесов вокруг было предостаточно.

Однажды, прогуливаясь под сводами столетних буков, чьи стволы напоминали римские колонны, я увидел впереди знакомую фигуру Карла. Его Величество шёл неспешно. Видимо, тоже прогуливался и размышлял. Поколебавшись немного, я двинулся за ним — мне показалось неправильным, что король гуляет один, без охраны. Конечно, защитник из меня плохой, но мало ли что бывает...

Король прошёл несколько шагов и присел на пень. Я увидел сквозь просвет в кустарнике, как он сорвал лист и разминает его пальцами. Донеслось тихое насвистывание.

Мне стало стыдно и страшно. Если он сам, или ещё кто-то обнаружит меня здесь — получится, будто я шпионил за ним. Лучше всего потихоньку уйти. Я начал осторожно — лишь бы не хрустнуть веткой — выбираться из кустов, но вдруг увидел нечто, заставившее меня остаться неподвижным и обратиться во внимание. Из-за толстого корявого дуба появился Видукинд.

Раз увидев, его уже невозможно было забыть. Странное лицо с тяжёлыми низкими бровями, крючковатым носом и удивительно узким ртом обрамлялось длинными белыми волосами. Глаза светились из-под бровей, будто два угля, прожигающие собеседника насквозь. Больше десяти лет прошло, как я видел его у поверженного Ирминсула, и он совершенно не изменился... Карл тоже узнал своего врага, но не выказал никаких чувств, продолжая сидеть на пне и мять несчастный листок.

   — Здравствуй, король, — голос мятежника показался мне ещё ниже, чем тогда. Он словно доносился из глубин ада.

   — И ты здравствуй, Видукинд, — спокойно ответил Карл, — с чем пришёл?

   — Устал я, король, — пожаловался тот, — буду сдаваться. Просьба у меня есть одна — перед казнью окрести меня. Только сам, без свидетелей. Можно или как?

   — Можно без свидетелей, — согласился король, — но казнить я тебя не стану.

Воцарилось молчание. Карл отшвырнул то, что осталось от листа, сорвал ещё один. Видукинд кашлянул:

   — Не станешь? За мои дела ты истребил столько людей, а меня оставляешь? Какую ещё страшную муку ты придумал мне, король?

   — Никакой. Покрестившись, ты пойдёшь, куда сам захочешь.

   — Ты издеваешься надо мной, король? Я весь соткан из зла. В юности я загубил много невинных душ. Потом, надеясь очиститься, стал помогать своему народу против тебя, но привёл его в пучину беды. Теперь зло, совершённое мной, разрывает меня. Мне нужна казнь, или я сотворю что-то такое, от чего содрогнутся небеса.