Читаем без скачивания Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии - Торвальд Юрген

Осенью 1963 года, когда посланные из Каля на экспертизу вещи прибыли в Мюнхен, в бюро Шнайдера лежали планы нового здания, в котором должны были разместиться разбросанные по старым домам отделы ведомства земельной уголовной полиции и лаборатория. Но никто еще не знал, когда начнется строительство. Технико-криминалистический отдел по-прежнему работал в запущенном, похожем на тюрьму строении на Тюркенштрассе, 4. Правда, он занимал теперь все здание, в котором создавалось ведомство земельной уголовной полиции. Но это не меняло сути дела. Дом, в котором осуществлялась такая ответственная работа, отличался своим ободранным видом и вопиющей теснотой помещений. В этой тесноте могли работать только те техники и ученые, которых удерживал здесь врожденный интерес к криминалистической работе.

В распоряжении медико-биологического отделения, где должны были исследовать присланные из Каля вещи, находились 1 октября 1963 года два жалких рабочих" помещения и маленькое бюро. Здесь работали двое ученых: судебный медик и серолог доктор Тома и биолог доктор Рем, несколько ассистентов, медиков и техников. Они выполняли экспертизы, число которых возросло с 384 в 1958 до 800 в 1960 году, а условия работы оставались прежними. В конце 1962 года 81-ю неосуществленную экспертизу пришлось перенести на следующий, 1963, год, и было ясно, что число невыполненных работ в дальнейшем будет увеличиваться. Если ученому приходилось выезжать на место преступления или выступать в суде, то его работа приостанавливалась, так как у него не было заместителя, для которого просто не хватало рабочего места. Рем, еще совсем молодой человек, окончивший институт прикладной ботаники Высшей технической школы в Мюнхене, не имел места, чтобы разложить необходимые для сравнения предметы, а самые большие трудности представляло обеспечение изоляции вещей с микроследами, сравнение которых требовало величайшей тщательности.

Такова была атмосфера, в которой Рем 2 октября приступил к исследованию материалов, присланных из Каля, имея на руках результаты проделанных уже первых исследований следов волокон, собранных с помощью клейкой ленты с рук Марии Флоски. Методика исследования микроследов Фрей-Зульцера использовалась в Мюнхене уже давно. В самом начале своей деятельности Берг ездил в Цюрих, чтобы изучить методику Фрей-Зульцера. Мюнхенская лаборатория усовершенствовала ее и определила границы ее возможностей. Несмотря на свою молодость, Рем имел уже значительный опыт и обладал техническим мастерством. И все же из-за необходимости выступать в суде и из-за других перерывов в работе исследование четырнадцати различных предметов одежды и платка длилось до середины октября, когда он, наконец, смог сделать первые выводы.

Исследования с целью обнаружения краски на брюках показали, что в день убийства на Флиттнере были серо-зеленые брюки. Но в остальном полученный Ремом результат был, на первый взгляд, разочаровывающим. Как тщательно он ни обследовал платок, ему не удалось обнаружить на нем каких-либо следов волокон, совпадающих с волокнами одежды Флиттнера. Ни на одном предмете одежды убитой не удалось обнаружить след волокон костюма Флиттнера, а на одежде Флиттнера не было следа волокон с одежды Марии Флоски.

8 октября, когда Деген первый раз поинтересовался результатами, Рем мог дать ему только отрицательный ответ. То же самое повторилось 10 и 12 октября. Деген испытывал чувство разочарования и сомнение. Может быть, комиссия идет по ложному пути? Может быть, концентрация внимания на следах Флиттнера — потерянное время? И в этот момент он узнает о том, что до сих пор оставалось для него тайной (возможно, из-за просчетов расследования в первые дни): о существовании обрезанных с рук Марии Флоски ногтей, которые находятся в судебно-медицинском институте в Вюрцбурге. Из разговора с ассистентом этого института доктором Хайнрихсом выяснилось, что грязь, скопившаяся под ногтями, была исследована, и под ногтем правого большого пальца был обнаружен крошечный след волокна. Деген попросил поскорее прислать ногти в Мюнхен. Появилась надежда обнаружить совпадение с волокном одежды Флиттнера. С нетерпением он ждал сообщений от Рема, несколько раз запрашивая его о результатах.

До 18 октября Деген пережил новое разочарование. Рем сообщил ему, что все волокна под ногтями Марии Флоски происходят не с одежды Флиттнера, кроме одного, лилового хлопчатобумажного, с ее собственной одежды. Однако кусочек последнего был идентичен фрагментам волокон на клейкой ленте со следами с рук Марии Флоски. У Рема до сих пор имелась только верхняя одежда Флиттнера, а обнаруженное волокно очень напоминает волокна пестрых хлопчатобумажных рубах. Может быть, во время предполагаемого преступления на Флиттнере вообще не было куртки или она была расстегнута? Может быть, Мария Флоски схватила его за рубашку? Рем предложил Дегену как можно скорее прислать ему рубашку, которую Флиттнер носил в день преступления, или все рубашки, имеющиеся у Флиттнера.

Спешно 19 октября Деген послал на квартиру Флиттнера криминальобермейсте- ра Рудинсдорфера. Флиттнера тем временем уже выписали на работу, и его не было дома. Но его жена передала Рудинсдорферу двадцать три различные рубашки Флиттнера и заверила, что рубашка, которая сейчас на Флиттнере, куплена лишь 11 сентября. Рубашки уже находились по пути в Мюнхен, когда 25 октября Рем нашел, наконец, на руках пострадавшей следы волокон, совпадавшие с волокнами одежды Флиттнера. Вечером в 18 часов 30 минут Деген получил телефонограмму из Мюнхена. В ней говорилось: „На клейкой пленке с левой ладони имеется один кусочек волокна, идентичный волокнам с серо-зеленых брюк Антона Флиттнера". Однако Рем добавил: „Это совпадение не может иметь внушительной силы доказательства, так как волокна подобного вида встречаются довольно часто".

И все же это сообщение было первым проблеском и вдохновило комиссию на дальнейшую работу, потому что совпало с ненеожиданным событием в самом Кале. Все дни с 1 по 25 октября работа по расследованию в Кале не прекращалась. Особенно успешно Роден и Бек вели поиск свидетелей, находившихся в районе леса Штайнкауте 11 сентября. Нанесение на карту путей, которыми шли эти люди в то время, когда было совершено преступление, позволило 23 октября абсолютно точно сказать, что незамеченным преступник мог скрыться только в одном направлении. Это были Брайтенвег или параллельная ей дорога, и обе вели на север, к улице Эммерихсхофен- Альценау. При просмотре всех протоколов показаний свидетелей о путях, которыми они шли, сотрудники комиссии наткнулись на показания пенсионера Отто Хока, который встретил незнакомого велосипедиста на Брайтенвег, проехавшего мимо него, как он утверждал, в 15 часов 30 минут. А так как убийство произошло лишь в 16 часов 15 минут, то эти показания отложили в сторону. Но при просмотре других протоколов нашли высказывания другого пенсионера, Йозефа Херцога, из Каля. Херцог тоже прогуливался 11 сентября в лесу. В 17 часов он сидел на скамейке в южной части леса, и Хок, возвращавшийся домой с прямо противоположной стороны, присел рядом с ним.

У Родена и Бека, которые за это время изучили все расстояния в лесу, возникло подозрение, что Хок мог ошибиться на час при указании времени. Даже если учесть, что шестидесятивосьмилетний старик шел медленно, то расстояние от того места, где он видел велосипедиста, до скамейки, где он встретился с Херцогом, он прошел бы самое большее за полчаса. Следовательно, велосипедист проехал мимо Хока только в 16 часов 30 минут, т. е. через пятнадцать минут после убийства. Роден тотчас связался с Дегеном, и тот дал распоряжение немедленно уточнить с Хоком указанное им время. Когда Роден 24 октября разговаривал с Хоком, пенсионер без колебаний исправил свои показания, данные в сентябре. За это время он встречался с Херцогом, у которого память была лучше, чем у него. Но свойственная Хоку флегматичность удержала его от сообщения в полицию о своей ошибке.