Читаем без скачивания Турнир (СИ) - Мах Макс

- Как бы поджарка не встала у вас поперек горла, лейтенант, - обычно положение в клане того или иного колдуна за столом не озвучивалось, но, коли уж он сам полез к ней со своим «мой коннетабль», то и ей можно. Тем более, что она здесь главная, и, кажется, это наконец дошло и до ее визави.

- Извините, Габриэлла! – чуть поклонился Жером, одновременно стирая с губ обычную для него блудливую улыбку. – Больше не повторится. То есть, я попробую не…

- Пробуйте! – указала Габи кивком головы на стол. – Вижу, нам с вами есть чем поживиться. Бон аппетит!

Да, здесь определенно было чем восполнить недостаток калорий. Мэтр Юбер Бельгард приехал в столицу из Прованса, но любил готовить блюда лангедокской кухни, хотя сам, как кажется, не был коренным жителем ни Прованса, ни Лангедока. Однако факт остается фактом – готовил он так, что, начав есть, остановиться уже было невозможно. Сейчас он специально – из уважения к Габи, - пришел из кухни, встал около стола и стал давать краткие пояснения к яствам, которые предлагал сегодня на завтрак.

- Petit pâté de Nîmes, - назвал он очередное блюдо, указывая на поднос с выпечкой, - на лангедокском наречии это означает «маленький паштет из Нима». Начинка из телятины и свинины в песочном тесте…

Но, разумеется, маленьким лангедокским паштетом дело не ограничилось, поскольку далее в списке поданных на стол блюд значились провансальская вяленая ветчина, Фрегинат, оказавшийся южным вариантом фрикасе[5] из свинины, а так же Гардианна - тушеная баранина, приправленная тимьяном и шалфеем, и наконец кабанятина по-севеннски…

- Это блюдо, мадемуазель, – объяснил между тем шеф, - взято из крестьянской кулинарной традиции северного Лангедока. Его готовят, как жаркое: мясо тушат вместе со сладким луком, каштанами, лесными грибами, оливковым маслом и прованскими травами. А вот это жаркое называется «daube». Это маринованная говядина, тушеная в красном вине с зеленью и чесноком…

И так девять перемен мясных блюд на завтрак, а также три вида провансальского и лангедокского хлеба, пять сортов сыра, привезенного из тех же краев, три сладких пирога и красное вино - Гренаш Нуар из Прованса, но его Габи пить не стала. День только начинался, и алкоголь мог обождать. Ограничилась апельсиновым соком, водой и большой кружкой кофе, черного, как душа колдуньи, и горького, как ее судьба…

***

После завтрака, переодевшись в подобающий случаю наряд, - провокативно короткое платье цвета морской волны из шелкового шифона[6], чуть более темный маркизетовый кардиган, бирюзовые туфли на высоком каблуке и разумеется белая шляпа с широкими полями, - Габи загрузилась в свою черную «пантеру» и отправилась в шато дю То. Дорога знакомая, все-таки Габи теперь часто посещала свою нежданную и негаданную подругу. Однако этим утром она ехала не в гости, а для того, чтобы, прихватив по дороге герцогиню Перигор, отправиться вместе с ней на канал де-Жонаж, где проходила в эти дни Регата Девяти Городов. Ей этот спорт, - речь, разумеется, об академической гребле, - был, в общем-то, непонятен и неинтересен, но у Марии в сегодняшних стартах имел место сильный личный интерес: в гонке распашных восьмерок первым загребным[7] в команде Лионского университета был заявлен жених ее сестры, Селин, граф Адемар д’Отье. Соответственно, будучи главой рода, Мария не имела возможности проигнорировать соревнования, в которых участвует ее будущий зять, а Габи не могла отказать подруге «во взаимности, любезности и прочих милых пустяках». Кроме того, ей ужасно нравились, как сама принцесса Селин, - тринадцатилетняя, не по возрасту высокая и фигуристая девица, - так и ее стиль общения, все еще по большей части подростковый, но уже с претензией на демонстративную зрелость. Ее жениха, которому было, по-видимому, лет семнадцать-восемнадцать Габи пока еще не встречала, но ей, разумеется, было любопытно, каков из себя этот парень, - граф Адемар д’Отье, сеньор де Вержи, - согласившийся на договорной династический брак.

«Ну, или это его родители заставили? – подумала Габи, кружа по городу, - А, впрочем, отчего бы и нет?»

Могло статься, что ему просто понравилась девушка. Юна годами, хороша собой, не дура и родословная безупречная. Опять же родственные связи, приданное и все, что с этим связано. Обдумав эти обстоятельства, Габи пришла к выводу, что, возможно, все с этой помолвкой обстоит не так уж плохо. Тем более, что сама Селин сватовство восприняла более чем положительно, и, хотя Мария на нее отнюдь не давила, - судя по всему, ей это было без надобности, - а напротив, даже пыталась отговорить сестру от этого скоропалительного решения, принцесса сразу согласилась на обручение, заявив при этом, что студент ей нравится, «красавчик и спортсмен, да идля размножения особь более чем годная». Для юной девушки звучало, разумеется, несколько излишне цинично, - едва ли не моветон, хотя, возможно, всего лишь фронда, - но, по факту, принцесса была права. У нее самой была склонность к стихии Огня, и Дар, пусть и с трудом, но все-таки дотянувшийся до седьмого уровня силы, а у Адемара был официально признанный восьмой ранг в стихии Воздуха. Два таких мага могли дать в перспективе весьма многообещающее потомство. Во всяком случае, шансы на это выглядели довольно высокими.

Габи это могло нравиться или нет, но она, разумеется, знала, что именно так устроен подлунный мир, и, к слову сказать, не для одних только аристократов. В Пойме тоже большинство девушек выходили замуж по сговору, и чаще всего их мнение при этом вообще не принималось в расчет. Аристократы в этом смысле были куда демократичнее. Даже в таком насквозь династическом договорном браке, как предполагаемый союз Селин и Адемара, учитывались, тем не менее, личные симпатии или, напротив, антипатии жениха и невесты. А такая глава семьи, как Мария, могла и вовсе предоставить своей сестре едва ли не полную свободу выбора. Так что, Габи было даже любопытно посмотреть, какого такого бравого красавца выбрала себе в женихи принцесса Селин Перигорская. Поэтому, среди прочего, и согласилась поучаствовать в великосветской тусовке на канале де-Жонаж, даже если для этого придется пару часов кряду наблюдать за бессмысленными, на ее взгляд, телодвижениями гребцов на всех этих «двойках распашных без рулевого» и «восьмерках с рулевым».

К сожалению пробелы в ее образовании проявлялись не только в этикете, верховой езде или владении принятыми в обществе языками. Довольно скоро выяснилось, что у аристократии свои предпочтения не только в искусстве, - опера, балет и большие симфонические оркестры, - но и в спорте. А между тем, августовская Университетская регата – или Регата Девяти Городов, - являлась для высшего общества империи заметным, можно сказать, даже знаковым событием и в связи с этим входила в так называемую Большую Триаду: Зимний бал Равноденствия в императорском дворце в Ниме, летняя Университетская регата на канале де-Жонаж и Осенние скачки на большом ипподроме в Бринье. Но в этом году, как говорится, сошлись все звезды, поскольку регата более, чем удачно совпала с Турниром Эвы Сабинии. Так что игнорировать ее стало весьма затруднительно. Принцесса и «все, все, все» тоже будут сидеть в роскошных ложах, построенных вдоль канала и могут попросту не понять «милую Габриэллу», если она посмеет манкировать их обществом.

Но, если и этого мало, была у Габи еще одна причина не игнорировать гребной спорт. Именно по случаю регаты герцогиня Перигор вознамерилась познакомить наконец Габи со всей своей семьей, а на самом деле лишь с теми ее немногочисленными представителями, которым Мария позволяла считаться своей родней. Все они должны были собраться в выкупленной Перигорами отдельной ложе, и герцогиня хотела, чтобы ее подруга, - а они, и в самом деле, считались теперь при дворе близкими подругами, - тоже была там. Коннетабль клана Мишильер и герцогиня Перегор должны были сидеть в одной ложе. Ни в коем случае не оппозиция, но, разумеется, откровенное фрондерство. В особенности, после известных событий, связанных с отцом и сыном Новаками.