Читаем без скачивания Женщина, которая легла в кровать на год - Сью Таунсенд

Брайан простонал сквозь всхлипы:

— Мамочка умерла.

Обретя способность дышать, Ева уточнила:

— Твоя или моя?

— Моя, — проскулил он.

«Слава богу», — подумала Ева и сказала:

— Бри, мне очень-очень жаль.

— Она была прекрасной матерью, — взвыл Брайан.

Титания попыталась его обнять, но Брайан оттолкнул любовницу и устремился к Еве, которая почувствовала себя обязанной похлопать его по спине.

«Противоестественное проявление чувств для человека, который „не видел смысла“ покупать матери подарок на день рождения по той причине, что „ей ничего не нужно“», — думала Ева.

— Она упала со стремянки, пытаясь дотянуться до припрятанных сигарет, — срывающимся голосом поведала Титания, давясь слезами.

Еве ни к чему было это знать, но истинная причина слез Титании заключалась в том, что Брайан не подарил ей ни валентинки, ни коробки турецких сладостей, хотя делал это каждый год с начала их отношений.

— Я потерял еще одну близкую душу из-за курения. Она уже три дня как мертва. Что у нас за общество, если труп пожилой дамы может пролежать на кухонном полу трое суток и никто даже не заметит? — воскликнул Брайан.

— Кто же ее нашел? — спросила Ева.

— Питер, мойщик окон, — поморщился Брайан.

— Наш мойщик Питер? — уточнила Ева.

— Он вызвал полицию, они приехали и выбили дверь, — дополнила Титания.

— Да, и пусть Питер теперь оплачивает новую дверь, — подхватил Брайан. — Ему прекрасно известно, что запасной ключ хранится у нас.

— Он потрясен, — шепнула Еве Титания.

— И будет еще больше потрясен, когда я вручу ему чертов счет на новую дверь из триплекса с ультрасовременным врезным замком! — крикнул Брайан.

— Нет, потрясен ты, — с нажимом сказала Титания.

— Она была лучшей матерью на свете, — с трясущимися губами выдавил Брайан.

Ева и Титания украдкой обменялись улыбками.

В дверь позвонили.

Титания взглянула на Еву, на плачущего Брайана и резюмировала:

— Полагаю, открывать придется мне.

Открыв дверь, она получила в свой адрес порцию обычных воплей «Прелюбодейка!», «Грешница!», «Шлюха!». При всем старании, Титания не смогла привыкнуть к потоку оскорблений, с которым сталкивалась каждый раз, выходя в люди.

На крыльце стояла женщина в зеленой накидке, держа огромный букет белых цветов, завернутый в белую бумагу и перевязанный белой атласной лентой. Пока Титания рылась в цветах, надеясь найти валентинку от Брайана, к дому подъехал почтовый фургон.

Минуя друг друга на дорожке, цветочница и почтальон обменялись парой сочувственных фраз.

— Кошмарный день! — пожаловалась цветочница.

— Почти такой же жуткий, как Рождество! — кивнул почтальон.

— С утра на ногах, но у меня как раз сегодня свидание, предстоит плотный ужин.

Титания сморщилась, услышав о «плотном ужине».

— А ваш муж в курсе? — поинтересовался почтальон.

Титанию удивило, как громко и долго они смеялись. Сам Питер Кэй[31], появись он здесь и начни декламировать комедийный монолог, не добился бы столь бурного веселья.

Обнаружив маленькую открытку с надписью «Моей любимой Еве», Титания закричала:

— Тогда зачем вы занимаетесь вашей хреновой работой, если так ее ненавидите?

— Что случилось? Никто вас не любит? — сориентировался почтальон и протянул ей увесистую пачку писем и открыток, перехваченную резинкой. — Как раз перед выездом я видел, что поступил еще мешок корреспонденции для Евы. Завтра мне понадобится тележка.

Титания злобно прошипела:

— Валентинов день — еще один пример того, как рынок трансформирует социально-сексуальные отношения в товар, превращая понятие «любовь» из состояния души в обладание чем-то материальным, и тем стремительно ускоряет деградацию всего общества. Поэтому я горжусь, что любящие меня люди не попали в открыточно-конфетную ловушку.

Она вошла в дом и захлопнула дверь, но все равно слышала издевательский смех почтальона. Возможно, ей стоило говорить попроще, но Титания отказывалась идти на поводу у невежд и недоучек.

Почему бы им не подняться до ее уровня?

Приняв белый букет, Ева сразу же поняла, от кого он. Открытка была подписана аккуратным почерком Венеры, а неуверенные поцелуйчики внизу, наверное, вывел Томас.

— Если бы я руководила «Интерфлорой», то внесла бы изменения в политику компании: запретила бы включать в букеты хризантемы, — сказала Ева. — От хризантем пахнет смертью.

Обмякший на стуле Брайан рассказывал об опознании Ивонн.

— Она словно спала, — говорил он, — а на ногах у нее были те чертовы тапочки-кенгуру, что Руби подарила ей на Рождество. Я предупреждал маму, что эти тапочки как капканы. Неудивительно, что она упала со стремянки. — Он посмотрел на жену: — Твоя мать виновна в смерти моей.

Ева промолчала, и Брайан продолжил:

— Труп окоченел. Доктору пришлось выковыривать пачку «Силк Кат» из ее мертвых пальцев. — Он промокнул глаза скомканным платком. — Мама приготовила себе желе в маленькой форме для пудинга. Оно так и стояло на кухонном столе, только пылью покрылось. Маме бы это не понравилось.

— Расскажи Еве о письмах, — подсказала Титания.

— Не могу, Тит. — Брайан снова принялся громко всхлипывать.

— Она писала сама себе письма, любовные. Как в песне — садилась и писала себе письмо. А в ее сумочке мы нашли конверт, адресованный Алану Титчмаршу.

— Следует ли нам наклеить на него марку и отправить? — проскулил Брайан. — Без понятия, что предписывает этикет в отношении смерти и почты.

— Как и я, — вздохнула Ева. — Лично мне кажется неважным, будет ли отправлено письмо мистеру Титчмаршу.

Брайан с надрывом произнес:

— Но что-то ведь надо с ним сделать! Я обязан выполнить мамино желание или нет?

— Успокойся, Бри, — вмешалась Титания. — Вряд ли Алан Титчмарш ждет письма от твоей мамы.

— Она никогда в жизни не писала писем мне, — шмыгнул носом Брайан. — Даже с получением докторской степени не поздравила!

С улицы донесся голос Александра, и Ева сразу почувствовала себя уверенней. Александр разберется, что следует сделать с дурацким письмом Титчмаршу. В конце концов, он учился в закрытой частной школе. Ева расслабилась и тут уловила голос матери. Выглянув на улицу, она увидела, что Александр поддерживает Руби, полностью одетую в черное, включая фетровую шляпку с вуалью до половины лица.

— Думаю, нужно собраться с силами, — сказала Титания.

Они втроем ждали — в тишине, прерываемой лишь всхлипами Брайана, — пока Руби и Александр поднимутся на второй этаж. Снизу донесся отчаянный вопрос Руби:

— Почему Господь наказал меня, забрав Ивонн?

— Ведь пути вашего Бога неисповедимы, верно?

Войдя в комнату и увидев Брайана, Руби пожаловалась:

— Я думала, что Господь заберет меня первой. С опухолью-то. Может, я и недели не протяну. В двухтысячном одна цыганка сказала, что до восьмидесяти я не доживу. И с того самого дня надо мной словно висит проклятие.

Освободив для тещи стул, Брайан гневно воскликнул:

— Как считаете, может, стоит все-таки сосредоточиться на моей матери? В конце концов, умерла-то она.

— Для меня стало ужасным ударом, что Ивонн скончалась вот так неожиданно. Опухоль дает о себе знать. Ивонн собиралась отвести меня к врачу, раз уж моя дочь не встает с постели. — Руби коснулась груди и скривилась, ожидая, что кто-нибудь спросит ее о самочувствии.

— Ведите себя хорошо, Руби, — произнес Александр, словно увещевал капризного малыша.

Ева смиренно пробубнила:

— Твоя опухоль, скорее всего, безобидная киста, мама. Почему ты мне о ней не говорила?

— Надеялась, что рассосется. Зато я рассказала Ивонн, она все-все обо мне знала. — Руби повернулась к Брайану: — И про тебя много чего мне наговорила. — Это прозвучало как неприкрытая угроза.

— Я виню вас в маминой смерти, — заявил Брайан. — Не купи вы эти дурацкие тапочки, мама до сих пор была бы жива.

— Значит, ты винишь в ее смерти меня? — взвизгнула Руби.

— Знаю, я не совсем член семьи, но… — начала Титания.

— Титания, думаю, нам не стоит вмешиваться, — перебил ее Александр.

К толпе под окном присоединилась стайка девочек-подростков в школьной форме, которые принялись бодро скандировать: «Ева! Ева! Ева!» Кто-то не отнимал пальца от звонка. Ева зажала ладонями уши.

— И не надейтесь, что я открою дверь, — поджала губы Руби. — Это было обязанностью Ивонн. В последние три дня я все думала, куда она подевалась. Бедняжка любила людей. Мне-то посторонние до лампочки, но в основном они не шибко мне нравятся. Ивонн очень помогала. Сама я с этими недоумками через дорогу не справлюсь. И их с каждым днем становится все больше.