Читаем без скачивания Городской охотник - Алексей Волков

Звуки сразу стали приглушенными, будто злой шутник напихал ему ваты в уши. Зато запах стал ощутимее, гуще. Показалось, что если пройти еще пару шагов, то можно будет кануть в него, как в туман.

Очертания знакомых предметов плыли и изменялись.

За окном дурным голосом взвыла автомобильная сирена и замолкла, как будто оборвали провода.

Тут же утробно завыла другая сигнализация. Сигнал воздушной тревоги, сигнал общего сбора, которого Алексей не слыхал с детства. С тех пор, когда отец раз в полгода по вот такому же сигналу на целый день уходил на военные сборы, сквозь зубы матеря вся и всех.

Сначала показалось, что ошалевший динамик орет за окном. Но после стало понятно - звук был замкнут в пределах квартиры. И Алексей, и сирена, судорожно оглашавшая пространство воплями, были здесь пленниками. Стены комнаты, гостиной, как называла ее Ольга, поплыли в стороны. Туман белесыми нитями потянулся за ними. За какие-то минуты комната, обычная гостиная, правда, в доме с улучшенной планировкой, стала размером с актовый зал в школе. Вот только мебель осталась та же. Журнальный столик. Стулья. Диван и два глубоких кресла. Телевизор. Акустика. Полки с цветами, книгами, дисками. Почти все из ИКЕИ. „Дизайнерское“ барахло.

Алексей ждал. Сжав во взмокшей разом ладони пять рун: Я, Сила, Посвящение, Свет, Прорыв.

Странная комбинация, но очень четкая, практически исключающая двусмысленные толкования. Пять знаков давали точную картину. Чем их больше, тем яснее, но и читать сложнее.

Обычно Алесей доставал три руны. Хоть убейся - три и все. Но теперь удалось ухватить за подол вертихвостку Судьбу и получить от нее подсказку. К тому же каждая руна сама по себе была еще и оружием. Как правило, Алексей использовал знаки рун, складываемые движением ладоней. И руны слушались его. Правда, не давали того эффекта, какой получился бы, используй он те самые деревянные плашки, изготовленные собственными руками.

„Помогут“, - мелькнуло в голове.

Алексей до хруста сжал руны и двинулся к своему любимому креслу. Подошел и сел. Стоило просто подождать дальнейшего развития событий. Неспроста же он тут оказался? Все, что может ему понадобиться - у него под рукой; нервы на пределе, бежать куда-то - увольте.

„Городецкий отдыхает“, - весело подумал Алексей и положил ноги на журнальный столик, прямо на стеклянную столешницу. Была бы дома Ольга - фиг бы позволила. Механически подкидывая руны на ладони, он размышлял. Снова в голове проносились события прошедших дней, лица. Все вертелось, будто в котле у повара, заботливо перемешивающего варево событий и происшествий.

И как охотник, крадущийся к сторожкой дичи, шаг за шагом, мысль за мыслью, стараясь не вспугнуть и не издать лишнего шороха, он подбирался к ответам. Кто?

Зачем?

Почему?

Хлопнула входная дверь, и Алексей вздрогнул всем телом. В любимом кресле он расслабился, а теперь вспомнил об опасности.

Оттолкнулся ногами от пола и вместе с креслом развернулся к прихожей.

В дверях стояла Ольга и смотрела на него огромными серыми глазами. - Милый, я дома! - куда-то в сторону спальни крикнула она. - Сейчас иду, мой родной. - Голос у нее был теплый и ласковый.

– Что? - тупо спросил он. - Ты откуда тут? Откуда?

Ольга распахнула легкое осеннее пальто, нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги. Красные, на высоченной шпильке - Алексей сам настоял, чтобы они их купили. Уж больно понравилось, как они сидят на ее ножке.

Ольга тем временем расстегнула сапоги, отшвырнула их в угол, повесила пальто на вешалку и вошла в комнату. Прошла и села напротив.

Алексей вместе с креслом повернулся к ней. И впился глазами в любимую женщину, которой не должно было здесь быть. Она ведь погибла два дня назад! Хотя он и не видел тела, но такая уверенность не покидала его все эти дни.

Погибла. Нет ее.

Тем более запись на видеопленке более чем наглядно демонстрировала то, как она перегнулась через парапет моста и упала в воду.

– Ты звала меня. Я пришел, - глупо обронил он. - Только я не пойму, как же? Ты ведь умерла? Утонула.

Говорил он спокойно и сухо. Как будто ронял камни себе под ноги. И оглядывал Ольгу. Не верил ей. Не верил этой квартире, не верил мебели… Самому себе, леший задери, не верил.

И тут до него дошло, что было не так, что не понравилось ему в вошедшей в комнату Ольге.

Следы!

На полу, там, где она прошла от двери к креслу, остались мокрые следы! Словно она только что вышла из душа и босыми ногами прошлепала к креслу, на ходу вытирая голову полотенцем.

„Умертвие“, - стрельнуло в голове.

– Как это я утонула? Где? Что с тобой?

– Оля, не надо. Не горячись. Я не знаю, где мы сейчас и что с нами происходит. Не могу понять. Но у меня есть пленка, видеопленка, на которой заснято то, как ты ухнула с моста в реку. Она в машине… - Как это „ухнула с моста“? - подозрительно прищурилась Ольга. - С какого моста? - С Арбатского. Ты сама сбросилась в воду.

– Что значит сама? Как это сама? Чекнулся?! Самоубийство - грех! Мы не вправе распоряжаться тем, что нам не принадлежит! - истово заговорила она. - Как, сама! Грех великий, Лешка!

– Оля, пойми, я не видел тела. Я не уверен…

– Тела не видел! А перед тобой что? Не тело??! - она в запале рванула блузку на груди. Ткань с треском разошлась, явив свету великолепную грудь, поддерживаемую чисто символическим бюстгальтером. Груди упруго качнулись. - Это что, не тело?! Алексей, как завороженный, уставился на полуобнаженную грудь жены. То, что он увидел, было абсолютно невероятным. То есть грудь была конечно красивой, но привычной. А вот отсутствие нательного крестика, с которым Ольга не расставалась даже в бане, креста, переходившего в ее семье из поколения в поколение, от матери к дочери, - не было.

Обычно он свисал на цепочке с шеи Ольги и прятался в ложбинку на груди. Но сейчас ни цепочки, ни крестика не было. Живая Ольга ни за что бы не рассталась с семейной реликвией. Тем более, что была она истово верующей, что порой даже осложняло взаимопонимание между ней и Алексеем на ниве „семейного долга“. Однако, несмотря на все заветы Белого Христа, как называл его Алексей, истинно христианского смирения в ней не было ни на грош. Характер у Ольги был достаточно стервозный и склочный. Хотя Алексей и пытался сглаживать конфликты, иногда у них разгорались нешуточные ссоры. Наиболее активной стороной в которых была Ольга. Скандалила. Потом плакала, потом мирилась.

Потом опять находился повод.

– Оля, а где твой крест? - спросил Алексей и сжал правую руку в кулак. Кедровые плашки сошлись со стуком. Про себя он начал читать заговор. - Какой крест? - сделала большие глаза, будто не понимая о чем речь, Ольга. - Твой нательный крест, - ладонь начало жечь будто горчичником. - Ты с ним не расставалась.

– Ах, этот крестик! - удачно изобразив забывчивую дуру, воскликнула Ольга. - Он стал мне мешать. Там, на полочке лежит, в ванной. - И неопределенно махнула рукой в сторону коридора. Правя рука уже собралась метнуть руну Силы, Алексей напружинился, готовый сорваться с места… - Понимаешь, Лешка, тебя так долго не было… Очень долго. Мне пришлось пережить несколько… трудных месяцев.

– Не заговаривай мне зубы, Оля.

– Я не заговариваю, - Ольга бросила быстрый взгляд в прихожую. - Я… понимаешь… подожди минутку, ладно?

И, вскочив с кресла, быстро прошла через коридор в спальню. Алексей застыл соляным столбом прямо в кресле. Еле сдержал готовую сорваться с пальцев руну. Ну не мог он, не мог вести себя с этой взбалмошной красавицей как с врагом, которого следовало обездвижить и… по ситуации. Он поднялся, усилием воли гася рунические знаки, и осторожно последовал за Ольгой.

Из-за закрытой двери раздался детский плач.

Стараясь ступать как можно тише и не задеть мебель, которая все еще меняла очертания, а порой и место в зыбком мареве, наполнявшем квартиру, подкрался к двери и приоткрыл ее. Чуть-чуть. На сантиметр, чтобы взглянуть. Ольга стояла спиной к нему, склонившись над детской кроваткой с балдахином и противомоскитной сеткой.

– Сейчас, маленький мой, сейчас, - ворковала она.

В кроватке пищало и копошилось.

– Сейчас я тебя покормлю, маленький. Мамочка покормит своего принца. Да, - продолжала сюсюкать она. - Наш папочка вернулся, отвлек мамочку. Ох, этот папа… - Какой на хрен, папа? - Алексей открыл дверь и шагнул в комнату. - Его папа, - ответила Ольга не оборачиваясь. - Ты.

И, аккуратно достав младенца из кроватки, повернулась к Алексею.

„Так ангелов рисуют. Херувимчиков“, - подумал Алексей.

Сравнение было более чем удачным. На руках у Ольги улыбался маленький ангелочек. Все как положено: курчавые светлые волосики, голубые, как небо, глаза, щечки с ямочками. Не хватало крылышек для полноты картины. Малыш был упитанный, ладненький. - Откуда он? Чей? Что за нафиг?

– Это твой сын, Алешка. Твой сын, - чуть не по слогам, как дебилу, сказала ему Ольга.