Читаем без скачивания Чёрный властелин - Алексей Шеховцов

– Ягба, но ведь вы не верите в чакры, асуров и всё остальное.

– Тебе выдать христианскую трактовку с ангелами и гласом Господним?

– Нет, спасибо… Я, наверное, не буду тебя об этом больше расспрашивать.

Да, ща-а-а-а-асссс. Буквально через пять минут моя секретарша невинно поинтересовалась:

– А ты точно не асур?

– Ты знаешь, я понял, почему ты не учишь меня ругательствам на хинди, – ты просто не хочешь, чтобы я тебя обложил, как ты того заслуживаешь.

Симран нагло показала мне язык.

– Был бы асуром, я бы не плёлся в пыльном хвосте этой армии, а лично наведался бы в Джибути и навёл там шороху. И тем более я не распинался бы тут перед красивой, но назойливой секретаршей. Достань лучше шахматную доску.

Тут я и отыгрался за «допрос» и беспощадно изнасиловал индианку белыми. Дело в том, что ведический бред поднял из дебрей моей памяти один «говношахматный» дебют – один бэ-четыре, то есть ход конской пешкой ферзевого фланга, а дальше – вперёд с извращениями. Теоретически, как равный по силе игрок, Симран должна была меня после этого хода поиметь, но практически ей пришёл песец по-суворовски. В отличие от меня она по шахматным форумам не шлялась. Отыграться, повернув дебют против меня, у девушки не получилось, поскольку дебют действительно так себе, а на той форумной ветке были весьма конкретные рекомендации по наказанию оного начала. Симран, конечно, подозревала подвох, глядя на мою хитрую и довольную рожу, но ничего конкретного ей в голову прийти не могло. Таким образом, тема чакр и асуров была вроде бы закрыта.

Что такое ночное небо в пустыне? Кто видел – тот поймёт, а кто не видел… тому нужно обязательно увидеть, ибо описать такое просто не хватает слов. Пока индианка обижалась из-за позорно проигранных партий, я затушил масляную лампу (опытный образец, со стеклянным абажуром!) и наблюдал исход вечерней зари и рождение звёзд. Сравнения с грязным небом двадцать первого века быть не могло в принципе. Разве можно поставить в один ряд размытое коричневатое зарево распухших городов с древней, но девственной тьмой предындустриальной ночи? Луна, казалось, светила, как прожектор. Крупные звёзды то мерцали, то переливались различными цветами, как будто они действительно являлись бриллиантами, закреплёнными на небесной тверди. Звёзды помельче застенчиво выбегали на пространство, оставленное ушедшим солнцем. Нечто подобное я видел лишь на Гавайях. Но даже там отсветы гостиниц были куда сильнее, чем сравнительно редкие факелы ползущей армии.

Этой ночью даже армия была прекрасна. Начищенные шлемы и броня фалангитов тускло поблёскивали под светом факелов и луны, а далеко впереди отдельные факелы сливались в таинственный поток светлячков, струящийся среди песков. О секретарше и говорить не приходилось. Она всегда хороша, что ночью, что днём. По закону подлости я вдохнул полной грудью пыль и закашлялся.

Мысли мои отвернулись от прекрасного и низвергнулись к боли и страданиям косного мира. А именно к нашей войнушке. План был прост. Форсированный марш через пустыню (как альтернатива кружному пути через Эритрею к северу) и прямая атака на Таджуру, столицу Джибути, с уничтожением любых встреченных по пути соединений противника. Просто и эффективно, как топором в лоб. Слабость Джибутийского султаната заключается в вынужденной привязке к селениям-портам ввиду враждебного пустынного климата. Сила джибутийцев – возможность призвать помощь союзных арабских стран – была нейтрализована вторжением монголов на Ближнем Востоке. Так что султан Джибути, поддержав восстание против эфиопского негуса, поставил себя в позу лобстера. Ну а я, в свою очередь, забрал у султана вазелин, убедив негуса предпринять не карательный, а захватнический поход.

У всех планов есть одно мерзкое свойство – идти насмарку при столкновении с врагом. Поэтому мы старались использовать принцип оверкилла – избыточной силы. По разведданным, у нашего экспедиционного корпуса должно быть более чем двукратное превосходство над соединённой армией султана. Так что полевых сражений не ожидается – если всё пойдёт по плану, султан узнает о нас, только когда мы подойдём к его столице. А если план пойдёт коту под хвост и султан узнает о нашем походе, то он сам отведёт все войска под защиту стен. Шансов разбить нас в открытую у него практически нет. Разве что он атаковал бы колонну на марше, но мы начеку. Конный авангард достаточно силён, чтобы задержать армию врага (буде такая чудом объявится в пустыне) и предупредить главное войско.

Осада могла бы стать долгим и неприятным испытанием для армии вторжения. Без осадных машин оставалось бы только запереть султана в столице и разослать рейдерские полки разорить его владения. Но у нас был туз в рукаве – взрывчатка. Причём не просто бочонок пороха под стену, а куда более мощные нитроцеллюлоза и баллистит. Спасибо дедушке Нобелю – вазелин взять было неоткуда (нефть вроде бы была в Судане, а на Ближнем Востоке её вообще воз, но – руки коротки туда добраться), а вот камфора для старого доброго баллистита была прекрасно известна в исламском мире и в «моей» Эфиопии. Проблемы со стабильностью вследствие испарения камфоры меня мало волнуют, ведь поход – это недели, а не месяца и годы, да и волноваться о баллистите, имея на руках груз гремучей ртути, – просто смешно. Да и поздно, если честно. Слава богу, что у меня хватило ума постановить вести изготовление нитроглицерина в архимизерных количествах, буквально по капле, и сразу переводить в баллистит и многократно дублировать изготовительные станки. Потому что хоть серьёзных взрывов не было, но по мелочам бабахало регулярно. Из первой партии нитроглицериновых точек не уцелела ни одна. Хотя, с накоплением опыта, взрывов стало куда меньше, да и привыкли к ним. Научились заменять «аппаратуру» и возобновлять производство буквально за минуты. Тамар даже организовал команду бляхоносцев специально для этого.

Что меня волнует, так это мой полк. Тысяча с небольшим душ солдат – это вам не рота ветеранов. Это натуральный детсад в особо крупных размерах. Хорошо, воспитатели у меня работают отличные – Сэйфэ и та самая рота ветеранов. Но за время подготовки к походу насмотрелся я всякого. Истину говорили в моём времени: солдаты – те же дети, только с большими писюнами. С другой стороны, для меня это скорее плюс. Например, приучение новобранцев к гигиене прошло куда быстрее, чем разъяснение того же моей первой роте. Пацанам сказали, что надо мыться, дабы враг не унюхал, и всё. И истории бойцам нравились, как сказки – детям. После того как мои спецназовцы подкатили ко мне с расспросами о греках, я учинил в полку образовательные вечера для воспитания боевого духа и морали. Для этого я припахал монахов – рассказывать героические байки из истории Аксума, а также греческих анналов Тамара. И сам регулярно появлялся, балуя бойцов образовательно-юмористическими сказаниями, в которых бессовестно мешал времена и страны. Кстати, анекдот про прапорщика, который с…коммуниздил тачку[12], прошёл на ура. После этого я провёл превентивную беседу с командным составом полка, сказав, что наказанием за любое расхищение будет извращённое надругательство с использованием слона. (Годы спустя Чёрному властелину всё же пришлось исполнить эту свою угрозу, и с тех времён эфиопская армия славилась крайне низким уровнем коррупции.)

Так вот эти пацаны скоро пойдут в бой. Для многих он будет не первым… но впервые они пойдут туда как мои солдаты. Не то чтобы я рефлексировал, но у меня всегда был пунктик – ненавижу в стратегиях терять юниты. А здесь не юниты, а живые ребята. С улыбками, надеждами, матерями, в конце концов. Кроме человеческих и христианских соображений, эти парни – будущий скелет моей, именно моей, а не негуса, армии. Потеря каждого из них, хоть и отнюдь не невосполнима, но чувствительна. И сегодня, и годы спустя. Как хотелось бы не потерять никого. И сейчас я всё больше думал, всё ли я сделал для своих солдат, что мог? Есть ли вещи, которые ещё есть время улучшить?

Что интересно, в прошлом походе таких метаний у меня совсем не было. Возможно, я всё ещё воспринимал этот мир как игру, как книгу, в которой я – очередной герой-попаданец, у которого всенепременно всё будет хорошо. Положа руку на сердце, моё спокойствие в отношении будущего трудно объяснить иначе… Но более вероятно то, что ветераны моей первой роты – зубры. Каждый из них был для меня матёрым бойцом, умеющим постоять за себя в этом мире куда лучше, чем я сам. Новобранцы же – мальчишки. Вряд ли хоть одному из них стукнуло двадцать. Ну а прежний я как минимум в полтора раза старше их. В одночасье я осознал, что мои ветераны, при всём их опыте, всего лишь «младший менеджмент» в моей «компании». И любой просчёт, не важно чей, – это мой просчёт. Любая проблема – моя проблема. Ответственен за эту кодлу именно я, Ягба Цион.