Читаем без скачивания Черная кровь - Святослав Логинов

Ромар, Матхи, Бойша и еще несколько старших мужчин весь день проговорили взаперти; разошлись мрачные.

Таши промаялся целый день, а потом не выдержал – как темнеть начало прокрался к Унике. И вновь она его отругала, словно мать нашкодившего мальца. И даже говорить не стала.

Когда совсем стемнело, и луну сокрыли наплывшие тучи, Бойша повел охотников за частокол. Селению нужна вода, даже если за каждую ее каплю придется заплатить равной мерой крови.

Вернулись лишь под утро, усталые и злые, правда без потерь и с водой; не осмелились карлики нападать в темноте да еще посредь речного русла. Но зато устроили еще один завал из битых тел, отнеся его много выше по течению. За день зараза успела растечься по всем ямам и затончикам, так что теперь воду так просто не достанешь – еще немного, и всей ночи не хватит, чтобы один раз по воду сходить.

Тут уже и самому тугоумному стало ясно – не берегах Великой роду Лара не продержаться.

Когда шли назад, то не только тащили воду, но, выбравшись к роще и не найдя там засады, по приказу Бойши успели нарубить молодых рябин – из них потом в селении сделают длинные ратовища, чтобы можно было на переходе отбиваться от наседающих птиц. Всем понятно: пока царит засуха, до пока Великая не вернет сил и не потечет полноводно, сметая всякую заразу, – до тех пор коротышки будут портить и перенимать стоячую воду. Значит – надо уходить. Двигаясь по труднопроходимому руслу, добраться хотя бы до верхового селения. Там, возле самого леса, с водой всегда было легче.

Оставалось надеяться, что и на сей раз засуха сказалась в верховьях не столь сильно, как в коренной степи. И от диатритов отбиваться всем многолюдством легче будет. Зиму перезимуем – глядишь, и засуха кончится, надеялся народ. На самый крайний случай оставался отход к закатному селению, за Белоструйную. В горы, никакие диатриты не сунутся.

Поутру Бойша и Матхи объявили решение – уходить на север. Перечить никто не стал, хоть и положено такие вопросы решать не волей старейшин, а на общей сходке. Достаточно горло драли. Пора дело делать, иначе во всем роду ни одного человека не останется.

Собирали скарб. Что не могли унести с собой – закапывали, надеясь вернуться; хотя и догадывались – как чужинцы в селении похозяйничают, едва ли прежним хозяевам что-нибудь из спрятанного отрыть удастся. Плохо было, что нельзя взять с собой весь съестной припас – просто спин донести не хватит. Ладили волокуши. Кто побойчей – вздыхали: эх, нам бы таких птичек, чтобы на спинах ношу таскали! Другие ругались: век бы этих птичек не видать!..

Про Унику никто не вспоминал; а сама преступница по-прежнему сидела в Отшибной землянке; и не находилось ни одного человека, кто рискнул бы заговорить с ней.

Выходили из домов молча – в начале похода нельзя чувствам волю давать. Кланялись порогам, рыжим суриком чертили на дверях и пологах фигуры предков и охранительных духов, чтобы никакой чужак не сумел безнаказанно влезть в дом. Обещали вскоре вернуться. А уж какие стоны, крики и плач рвали души, то одни предки ведают.

Догорела вечерняя заря. Дубовые плахи, запиравшие вход, оттащили в сторону. И людская река – двадцать три сотни – потекла прочь. На север. К лесам.

* * *

Перед тем, как покинуть селение, Матхи, Бойша, Ромар, и еще человек десять старейшин и старших матерей отправились к Отшибной землянке. Нужно было вывести лишенную имени – она хоть и приговорена к смерти, но не клювам же диатрим вершить приговор!

Следом за нАбольшими увязался и Таши. На него пару раз бросили косые взгляды – но Бойша повел плечом и все разом прекратилось. Парень молодцом дрался у Истреца. И нечего на него зря глаза пялить.

Возле Отшибной землянки остановились. Матхи, Ромар и Бойша вышли вперед, к самой шкуре, что занавешивала вход. Шаман в полном облачении тряхнул было бубном, гортанно затянул призыв духам – служителям Хавара; как никак свое же Запретное слово снять нужно! – и тут из землянки донесся осторожный голос Уники:

– Мне… выходить можно?

И прежде, чем Матхи успел ответить – зачарованная шкура отмахнулась в сторону; Уника несмело шагнула за охраняемый чародейством порог.

Все так и обмерли.

– Ай да девка! – медленно проговорил Бойша. – Что ж это выходит, а, Матхи?

Шаман неожиданно улыбнулся, и так удивительна была улыбка на его всегда хмуром лице, что у Таши челюсть отвисла от изумления.

– Что ж тут не понимать? Знамение простое можно и предков не спрашивать. Глядите сами, родовичи! Заклятье я именем Матери-Земли наложил, и кроме меня его только сама Земля снять могла. Значит, показывает Великая Мать, что нет на Унике вины перед ней. Иначе как бы она сквозь такое заклятье пройти сумела?..

Люди оторопело молчали. Да, тут не поспоришь.

Ромар глядел в землю, многозначительно хмурил брови, намертво подавив ехидную усмешку, что отчаянно просилась на лицо. Ай да Матхи, ай да хитрец! Ничего не скажешь, заклятие именем Матери-Земли вещь серьезная, да только чтобы снять его, духов справедливости звать не нужно. Сам вход заговорил, сам заклятье и снял. Вон, земляной порожек, что так аккуратно перешагивался все эти дни, в одном месте словно случайно сбит умной ногой слепца. Кто не понимает в тайном искусстве, тот и заподозрить ничего не сможет. Зато старейшины и строгие старухи своими глазами видели, как оправдала девку всеобщая Мать. Ловок, ловок шаман, умеет пыль в глаза пускать!..

Уника стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Что приговорим, старшИна?! – грянул Бойша. – Время дорого, речи говорить да сходы собирать некогда… Будем ли в самом начале похода предков гневить кровавой жертвой? Или станем Матери-Земле перечить? Что скажете: считаем девку оправданной?

– Считаем… – вразнобой ответили старики.

Таши и Лата разом кинулись обнимать Унику и едва не сбили ее с ног.

Старый Лат, словно забыв, где находится, безостановочно кивал седой головой. Муха, так и не проронивший ни слова, безнадежно махнул рукой и, волоча ноги, пошел к своему дому, где рыбаки неведомо зачем сворачивали большой невод. Что этим неводом в изгнании ловить? Нет в мире рек, что сравнились бы с Великой.

Даже Свиол промолчал – понимал, что не такая пора, чтобы раздор меж людей селить. И только Крага не смогла сдержать языка.

– Ну-ка, погодьте! – потребовала она. – Ежели девка невиновна, то как мы-то дальше будем? В семье зубрихи Асны ей оставаться никак нельзя! Что ж, нам ее обратно к чернокожим в семью переводить?

– Не знаю, мать, – ответил Бойша. – Это дело не мужское. Как решите, так и будет. А мне недосуг.

Вождь развернулся и быстрым шагом отправился последний раз обходить селение. Старухи, подгоняемые недовольными взглядами, сошлись в кружок и, против обыкновения, в одну минуту без всякого шума решили, что Унике в семье Асны не быть, и ни в какой другой семье не быть, а быть самой по себе, безо всякой семьи. О лучшем решении Бойша и мечтать не смел; первая трещина камень колет.