Читаем без скачивания Чабан с Хан-Тенгри - Касымалы Джантошев

— Ты опять начал задавать свои вопросы, — неожиданно рассердилась Лиза. — Ах, как горюют наши матери! Ах, бабушки совсем слегли от горя! Ах, наверно, нас считают погибшими! Ах, наверно, мою отару передали другому! Ах, что случилось с моими собаками? Ах, конь мой, наверно, сильно похудел! Перевезли ли мою отару в новый сарай?.. Ну, что еще хочешь спросить?

— А что здесь плохого?

— Сколько раз можно повторять одно и то же?

— Допустим, что тысячу раз.

— Надоел ты с этими вопросами!

— Я?

— Хватит, Темиш! Молчи и ни о чем не думай… Отдохни, все узнаем, когда выберемся отсюда… Мне хочется спать… И тебе, наверно, тоже. Ложись!

— Мама, воды! — еле слышно попросила Джаркын.

— Хочет пить, — прошептала Лиза.

Темирболот наскреб мелкого снега и стал класть по щепотке в рот Джаркын.

Она, не открывая глаз, тяжело дышала и жадно глотала снег.

Лиза пощупала ее лоб. Он стал еще горячее.

— Джаркынтай, что у тебя болит? — спросила она участливо, склонившись над подругой.

Та выплюнула изо рта льдинку прямо в лицо Лизе и хрипло проговорила:

— Проваливайте, бессовестные!

Лиза и Темирболот молча переглянулись. Очевидно, Джаркын бредила. Она сжала зубы и больше не желала получать из рук Темирболота снег.

…От огромной кучи льда и снега в пещере стало тесно. Они давно ощущали недостаток воздуха, но потом привыкли к духоте. Слабость, головокружение они объясняли голодом. Обоим казалось, что в тоннеле дышать было легче, чем в пещере, особенно в последнее время…

…Лиза сбрасывала снег и лед со ступеньки на ступеньку. Вдруг она издали услышала глухой голос Темирболота:

— Лиза!

— Что? — крикнула она в ответ.

Темирболот выполз из тоннеля, схватил Лизу за руки, покружился вместе с нею и, наконец, сказал:

— Мне кажется, нам осталось совсем мало!

Лиза молча устремилась в тоннель. Много раз они лазали по этому ходу туда и сюда, и сейчас она не взяла фонарика.

Лиза вернулась не скоро, а вернувшись, как бы потеряв силы от счастья, тихо сказала:

— Ты прав… Осталось немного… Может быть, мне только кажется, но снег… лед… стал каким-то белесым. Значит, мы близко… А на воле светит солнце!

— Да!

Сон прошел. Темирболот снова взялся за мотыгу. Лиза сгребала снег за его спиной. Свет, брезжущий через толщу снега, вселял все больше надежд, заставлял забыть про усталость и голод. Теперь желание увидеть хотя бы клочок неба стало непреодолимым. Все настойчивее, все сильнее ударяла мотыга в ледяную преграду.

Лиза почти вплотную подползла сзади к Темирболоту, крикнула:

— Бей вот здесь!.. В этом месте, кажется, посветлее.

Темирболот, собрав все силы, несколько раз ударил по неуступчивой стене. Мотыга пробила снег, и в маленькую щель засиял, заискрился далекий кусочек неба.

— Ура! Ура-а! Ура! — закричала Лиза. — Джаркын, беги сюда, сейчас мы увидим солнце.

Темирболот на боку отполз назад, чтобы пропустить Лизу.

— Лизочка, вот что значит надеяться, мечтать, любить, — говорил он, задыхаясь. — Перед нами ясный и светлый мир! Если бы мы не надеялись, не мечтали, не видать бы нам щелки света даже с ушко иголки!

Темирболот изо всех сил бил по краям щели мотыгой. Потом уперся еще в толщу льда, поближе к образовавшемуся проему, и нажал всей тяжестью тела. Кусок льда под мотыгой треснул и вывалился наружу. Темирболот в одно мгновение выбрался из снегового тоннеля. Яркий свет после многих дней темноты ослепил глаза.

— Темиш! — звала его Лиза, протягивая к нему руки.

Темирболот вытащил девушку наверх.

— О Темиш! Как хорошо на воле! Как хорошо видеть солнце! — Лиза не смогла продолжать и, обессилевшая, покачнулась.

— Лизочка! — Темирболот помог ей лечь на землю и осторожно подложил ладонь под голову.

10

— Айымбийке, овец из десятого отделения загони к тем, которые уже окотились. Помещение надо вычистить, продезинфицировать, подстелить свежей соломы. И туда загнать вот этих овец с ягнятами. Почистить и здесь. Надо убрать все отделения и провести санитарную обработку. А после везде должна быть постелена свежая солома! Эркинтай!

— Что?

— Слыхала мои слова? Пусть этот твой джигит проведет дезинфекцию во всех отделениях. Проверьте каждую овцу и каждого ягненка, чтобы не пропустить какого-нибудь заболевания. Салкын, смотри хорошенько, чтобы все эти двойни были вдоволь накормлены. Гульджан, что ты там возишься?

— Да, все с этими тройняшками.

— А что, они еще голодны?

— Не совсем сыты.

— Тогда покорми их из соски, а маткам подложи корма. Это самое важное.

Айкан деятельно распоряжалась. Убедившись, что все помощницы хорошо ее поняли, она, отделив от отары еще не разродившихся овец, погнала их за сарай. Там по кормушкам им было разложено сено…

Овцы принялись за еду, а Айкан подняла глаза, чтобы полюбоваться на горы и немного передохнуть, и — не могла отвести взгляда…

Удивительно хороша зима в этих краях! На горе прямо за сараем начинался густой темно-зеленый лес. Ели, покачивая легкими верхними ветвями, стройными стволами устремлялись ввысь, но нижние пышные ветви, склоняясь под тяжестью снега, как бы удерживали их на земле… Деревья стояли гордо. Им нипочем трескучий мороз! Они сгрудились почти сплошной зеленой стеной и как бы помогали Айкан сторожить день и ночь отару.

В сторону от могучих зеленых елей убегал, тряся обнаженными сучьями, небольшой прозрачный лесок… Рябина, ива, осина, тоненькие молодые березки… Они шумели на холодном ветру, как бы сердясь на мороз и ропща на судьбу, что лишила их такого теплого одеяния, как у елей и можжевельника. А там — выше скал и лесов — высились белоснежные горы. Они в ярких лучах зимнего солнца казались увенчанными царскими коронами.

И тут Айкан пришли на ум слова Темирболота, сказанные им после возвращения с сенокоса: «Мать, скоро закончат строить наш сарай. Чудесное место! Там красиво во все времена года!..»

«Говорил ты правильно, дорогой мой Темиш! Глядеть бы нам вместе на эту красоту! Но пришлось любоваться мне одной!»

Все вокруг затуманилось, стало серым и безрадостным. Айкан на миг перестала слышать, а вокруг блеяли овцы, ища своих ягнят, голосили ягнята. Звонко смеялась Эркингюл, перекликались девушки.

— Дорогая Эркинтай, хватит. А то бедного ветеринара совсем загоняешь, — пыталась Айымбийке заступаться за Кенжебека.

Эркингюл не обратила внимания на ее слова. Она приклеила себе усы и бороду из овечьей шерсти, накинула на плечи тулуп Айымбийке и ручкой вил легонько ткнула в грудь Кенжебека, спавшего на сене.

Ветеринар вскочил и, протирая глаза, удивленно сказал:

— Ассалом алейкум, дедушка!

Девушки дружно захохотали.

Эркингюл не удержалась и фыркнула тоже. Потом, изменив голос, спросила:

— Где твой стыд? Где твоя совесть?

— Простите! От усталости… только что вздремнул. — Кенжебек, не понимая, кто перед ним, растерянно озирался.

Девушки и молодухи еще громче захохотали.

Кенжебек, сообразив наконец, что смеются над ним, проговорил:

— Вы… — Потом стал внимательно вглядываться в незнакомого старика.

— Если только аллах пожелает, то мы будем вам не дедушкой, а невестой! — Эркингюл направила конец вил Кенжебеку в живот.

— Ой, ой! Так нельзя шутить! — Кенжебек отскочил. — С железом шутки плохи.

— Эх ты, бесстыжий феодал! Шуток девушек не боишься, а железа пугаешься, посмотри на него!

Эркингюл снова схватила было вилы, но Айымбийке удержала ее за руку:

— Кончайте свои шутки и приступайте к дезинфекции.

— Тетя, я начну дезинфекцию с этого феодала. Он мне написал письмо и все просил выйти за него замуж. Теперь он стал просить Салкын… В прошлое воскресенье я встретила его односельчанина. Оказывается, этот Кенжебек был женат, но через три месяца прогнал жену, нашел другую… У нее есть ребенок. Он, видно, и жениться-то снова хочет, чтобы ему ребенка воспитывали… Ладно… Не играть же тебе две свадьбы подряд! Устрой одну — и для Салкын и для меня. Говори, в какой день устроишь свадьбу? — Эркингюл снова грозно направила вилы на ветеринара.

Кенжебек выбежал из сарая.

— Эркинтай, Не надо так издеваться над джигитом, — сказал кто-то.

— Пожалуйста, не волнуйтесь! Может быть, это покажется вам смелым утверждением, но я берусь разыскать сколько угодно таких джигитов… на свалке! — Эркингюл, совсем разгорячившись, натягивала халат. — Не каждый, кто носит на голове тебетей, может назваться джигитом! Кенжебек не джигит, он сорняк среди джигитов! С такими сорняками и расправляться надо так, как они того заслуживают…

— Эх, дорогая моя Эркинтай… Интересно мне, какого-то ты джигита встретишь на своем пути?! — сказала Айымбийке.