Читаем без скачивания Далёкий край - Николай Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Офицеры сели на коней. Казаки тронулись.
Маркешка, всхлипывая, пошел между ними.
- Чего же ты ревешь? Домой приехал, - шутливо сказал ему бородатый казак.
Но Маркешка не мог ему ответить.
"Руби голову, казни или милуй, но допусти в родное Забайкалье, - думал он, - а тут не успел порога перешагнуть, а уж грозят и отрекаются. Уж какая-то сволочь навязалась на мою голову. За меня китайский дзянь-дзюнь в Пекин хлопотать ездил, потому что я древнего рода. Такой умный старик попался. А в России что за начальство!"
Маркешка, натерпевшийся за эти шесть месяцев и выказавший стойкость и бесстрашие перед чужими людьми, снесший пытки, угрозы казни и унижение, ни словом не выдавший себя и русских, не в силах был стерпеть обиды от своих, на своей земле. И он за плакал... От счастья, что вернулся, и от горя, что тут такая несправедливость, слезы потоками текли по его щекам.
В халате, в рваной китайской кофте, весь избитый, запыленный и босой, с лицом в потеках, черный от грязи, маленький и скуластый, как монгол, но по-русски сероглазый, вернувшись из далеких странствований, шагал Маркешка по родной земле и горько плакал перед ней, как перед родной матерью.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ОПАСНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
Наступила зима. Гао часто сидит на кане с открытыми глазами, устремленными куда-то вдаль, и гладит петуха. Кот ластится у его колен.
Дом у Гао - полная чаша: есть мясо, крупы, масло, кадушка со слепым мороженым виноградом, другая - с черешней.
Есть мука, сахар... Это все для себя, не для продажи. На продажу идет прель, гнилье, низкие сорта круп.
Чумбока женился на Одаке. Свадьбу справляли в Онда осенью. Собираясь идти на промы-сел, охотники обещали Гао принести много мехов, все отдать ему, ничего не оставлять Дыгену. Осенью лесные пожары потухли. Тайга местами выгорела: на огромных площадях чернели горелые стволы без ветвей. Дождь и талый снег смачивали землю и почерневшие мхи.
Но на душе у лавочника тяжело.
"Как я вернусь в Сан-Син? - думает Гао. - Ведь меня заподозрят, что я сообщник голь-дов, что я им помогал, когда они стреляли по судну. Что я их вооружил, дал им порох. Что я не донес, не предупредил..."
Даже тут, в Онда, нет былой тишины и спокойствия.
"Приедут ли маньчжуры на будущее лето? Может быть, Дыген попросит помощи у своих родственников и явится с солдатами. Или же он приедет с подарками и станет действовать хитростью и лаской".
...Гао знал, что на юге война с англичанами* и что рыжие бьют маньчжурских военачаль-ников - у рыжих ружья, пушки, паровые самодвижущиеся суда. В Китае повсюду заговоры против власти маньчжуров, всеобщее возмущение, что маньчжуры не могут дать отпор англича-нам! Поэтому много солдат сюда не пришлют. Гао не верил в то, чем сам пугал гольдов. Дыген, конечно, явится, будет искать виновных, но всех сплошь не убьют, а то некому будет добывать меха и не с кого будет их брать. Но ему, Гао, могут срубить голову. Надо что-то делать, чтобы обезопасить себя.
* ...на юге война с англичанами, - Имеется в виду англо-китайская война 1839-1842 гг.
К тому же гольды стали дерзкими и торговля становилась все трудней. Когда гольды дерзят и противятся, то Гао становится заодно с маньчжурами. Нужна сильная власть и нужны угрозы, чтобы дикари не распускались, полагает он.
Гао видел, как возбуждает всех гольдов Чумбока. Он как назло, день ото дня становится все отчаянней.
"После смерти Ла он почему-то сразу переменился, - думал Гао. Ядовитая змея его укусила. Как теперь жить и торговать? Да, если Дыген приедет, то меня, конечно, схватят. Могут обвинить, что я помогаю этим разбойникам. - Эта мысль мучила Гао. - Но если Дыген не при-едет, то мне нельзя возвратиться в Сан-Син. Ведь всегда винят во всем торговцев! Несчастные мы люди. Где бы что ни случилось, на нас валят. Конечно, можно в Сан-Син не ездить, пока меха продавать в другом месте, отправить сына на Уссури, где есть лавки, там взять товары... но товары там плохие, из третьих рук.
Рано или поздно придется ехать в Сан-Син. Ведь там дом, семья. Тогда меня схватят ямын-ские когти. У меня всё отберут, начнутся придирки, допросы - и всё с целью вымогательства".
Гао, конечно, мог бы совсем остаться жить в Онда.
- Нам не следует покидать Сан-Син. Это родина, - говорил отцу простодушный средний сын.
- Не в родине дело! - рассердился старик. - Да и что такое родина? Родина - это не то место, где родился. Родина там, где можно хорошо заработать. Родина - это пустяки! Где мы товары возьмем?
Он вбирал голову в плечи и умолкал, становясь похожим на петуха, который, нахохлив-шись, сидел рядом, обхватив когтями край деревянного настила на кане. Петух держался цепко. Так же цепко держался Гао за Онда и за своих должников.
Дыген и маньчжуры - люди грубые и прямые. Они не понимают никаких тонкостей. Без всяких ухищрений могут явиться, объявить Гао виновником всех событий, схватить и зарезать. Гао всегда ненавидел маньчжуров и никогда бы прежде не подумал, что их изгнание может так его опечалить. Но, может быть, надеялся, что особенно круто маньчжуры тут расправляться не будут. Ведь близко русские, и эта земля когда-то была русской; когда люди едут в эти края, они всегда любят сказать, что отпрваляются туда, где была страна Лоча. Тут что-то вроде заграницы. И если начать круто здесь расправляться, то люди побегут за хребты, к русским за помощью. "Конечно, может быть, и обойдется, - думает Гао, - но как-то надо было поладить с Дыгеном, доказать, что Гао - друг маньчжуров. Но как это сделать?"
Пока что Гао Цзо не преминул воспользоваться выгодами, которые представлялись. Он азартно скупал меха. Первую партию их, в самые трескучие морозы, отправил со старшим сыном на Уссури. Он рассчитал, что при самых низких ценах на Уссури заработает больше, чем в Сан-Сине, так как взяток там давать не придется.
В середине зимы, когда ударили сильные морозы, гольды пришли с охоты, чтобы побыть с женами и пополнить запасы продовольствия. Гао Цзо заметил, что Чумбока в эту зиму был особенно весел.
"Какой наглец!" - думал Гао.
Радость Чумбоки была ему противна. И не только противна. Гао всегда тревожился, когда должники его радовались. Если бы Чумбока напился и радовался пьяный, тогда другое дело! Такая радость приятна Гао. Если охотник пьян, грязен и ничтожен в своей радости, валяется, как собака, и молит дать водочки, Гао любит такого "счастливого человека". Ему можно, для большего счастья, обмазать грязью рожу, или потащить за ногу из лавки и выбросить на мороз, или вытянуть у него меха из-за пазухи - он ни о чем не пожалеет и все равно будет счастлив. Он отдаст купцу жену. Но когда трезвый человек радовался, Гао не терпел. Парень не пьянство-вал, в долг не брал, а целые дни, сидя на горячем кане и раскуривая медную трубку, рассуждал о том, что возьмет выкуп с маньчжуров, когда они явятся.
Однажды вечером, узнав, что у братьев опять сборище, Гао потуже подвязал ватные штаны и, сгибаясь, чтобы все видели, какой он немощный старик, побрел в зимник братьев.
Но оказалось, что Чумбока на этот раз толковал про охоту на море. Братья вежливо встрети-ли Гао. Старик уселся за столик.
Чумбо говорил, что чем дальше на север, тем лучше шкуры зверей. Гао никогда не приходило это в голову, хотя он уже лет десять торговал мехами. Он знал, что есть места, где соболя, рыси, выдры лучше, а есть места, где мех у всех зверей похуже. Наблюдения Чумбоки были верны.
- Там, где холоднее, зверь сильнее, шкура у него крепче и пышней, говорил Чумбока. - Самые хорошие шкуры - в земле гиляков и на Сахалине.
- О-е-ха! - воскликнул Гао.
- Что такое? Что такое? - забеспокоились гольды.
- Нет, это я горячего хлебнул! - ответил торгаш.
Гао был чувствительным человеком и не удержался от восклицания, когда речь зашла про тех зверей, которых добывают на севере. Он понимал теперь, почему маньчжуры-купцы стремятся пробраться в землю гиляков. Правда, там постоянные драки... Но не беда, надо уметь торговать.
Давно Гао хотел проникнуть в землю гиляков, туда, где соболя черней и лучше, потом пробраться на Амгунь. Какие дела там можно развернуть!
Чумбо задел Гао за живое. Купец в душе соглашался с ним - настоящее богатство было только на севере. Правда, там свирепый народ, но не беда. Надо взять с собой сласти, табак, побрякушки, щетки и по приезде раздать подарки и очистить одежду хозяев от снега или от пыли и предложить водки. Оказать любезности и маленькие услуги. И тогда дикарю станет неловко, что он смел подумать плохое про такого купца, и он почувствует себя виноватым. Уж тогда его можно обобрать, и он только будет радоваться. И такая радость приятна Гао. Надо еще сказать кое-что дикаркам, сделать вид, что они нравятся, и показать им, что их мужья невежи.
- Туда можно ходить охотиться по Мангму, - говорил Чумбока, обращаясь к сородичам.
- А гиляки погонят нас?
- Нет, они гонят только купцов, - ответил Чумбо,- и то не всех. А только тех, которые обманывают.