Читаем без скачивания Призрак улицы Руаяль - Жан-Франсуа Паро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хвала Господу, вы оттуда ушли! Короче говоря, этот тип заговорил. Ему не отдавали никакого завещания, однако у него есть письмо Клода Галена, где тот предупреждает, что его последние распоряжения находятся в невинных — он настаивал на этом определении! — руках индейца из племени алгонкинов, которому поручено обнародовать их в урочный час.
Николя потирал руки. К великому изумлению Бурдо, он вытащил из кармана свернутую в несколько раз бумажку и торжественно помахал ею.
— Вот оно, завещание! Оно лежало в яйце, а до того, как попасть туда, Наганда носил его на шее.
И, неожиданно сделав пируэт, он обнял инспектора за плечи и повел его к лестнице.
X
СВЕТ И ИСТИНА
И последнее, делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватные, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено.
ДекартБалансируя на подножке фиакра, дожидавшегося перед домом на улице Монмартр, Николя объяснил Бурдо свой план действий. Прежде всего он встретится с королевским судьей по уголовным делам и введет его в курс дела, дабы потом не вызвать излишних нареканий, коих полностью избежать в таком необычном расследовании невозможно. Конечно, неплохо было бы встретиться и с Сартином, но тот провел ночь в Версале, и сейчас, скорее всего, находится на пути в Париж. Обезопасив себя с одной стороны, он отправится в монастырь Зачатия, где, по словам французских гвардейцев, разыгралась сцена между девушкой в желтом шелковом платье и субъектом, которой вполне мог оказаться Нагандой.
Тем временем, Бурдо предстояло найти Семакгюса. Одержимый потребностью узнать истину, корабельный хирург наверняка находился где-то рядом. Еще надо пригласить Сансона в Мертвецкую и попросить его произвести вскрытие младенца, так как Семакгюс не силен в такого рода операциях. Сегодня утром на Гревской площади состоялась казнь, значит, искать Сансона следует после полудня, ближе к вечеру. Так что у Николя еще оставалось время съездить с отчетом к вернувшемуся из Версаля Сартину и до наступления ночи допросить Ретифа де ла Бретона, проживавшего, по словам инспектора, в меблированных комнатах на улице Вьей Бушри, на левом берегу. И Николя пожалел, что у него опять нет ни минуты, чтобы задержать майора городской стражи сьера Ланглюме.
Николя приказал кучеру везти его в Большой Шатле. Когда его ввели в кабинет судьи по уголовным делам, тот как раз облачался в парадную форму, ибо в число обязанностей этого магистрата входило присутствие на публичных казнях. Предстоящее зрелище судью нисколько не радовало; заметив взволнованный вид судьи, Николя проникся к нему уважением: он был убежден, что человек, которого смерть его ближнего не оставляет равнодушным, не может быть законченным негодяем. Выслушав объяснения Николя, судья заметил, что «воля короля превыше всех правил и обычаев, а его долг — служить королю, и посему он, невзирая на нарушения общепринятой судебной процедуры, не видит оснований для своего вмешательства». Хотя, конечно, людям короля стоило бы хорошенько подумать, прежде, чем прикрываться волей Его Величества. Постепенно приходя в возбуждение, судья позволил себе не слишком любезное высказывание в адрес любимчиков монарха, но, быстро сообразив, что комиссар может принять его слова на свой счет, запнулся и, мгновенно смягчившись, сослался на усталость и расшатанные нервы, а потом добавил, что впервые сталкивается со столь необычным делом. В конце концов он согласился со всеми предложениями Николя, касавшимися как уголовного дела об убийстве на улице Сент-Оноре, так и истории с самоуправством Ланглюме. Комиссар получил разрешение провести процедуру дознания с участием семейства Гален в просторной приемной начальника полиции, и, в свою очередь, гарантировал, что во время оного заседания он, в согласии с законом, изобличит и назовет виновных. Принимая во внимание особый характер расследования, а также священные ритуалы, проведенные по приказу Его Величества и архиепископа Парижского, Николя считал нужным устроить дознание за закрытыми дверями, чтобы наружу не просочилось никаких сведений, способных возмутить народ и создать угрозу общественному порядку.
Господин Тестар дю Ли одобрил и это предложение, и, словно оправдываясь в собственных глазах, с умным видом напомнил, что когда в конце прошлого века двор и город захлестнула эпидемия отравлений, прадед нынешнего короля даже создал специальную судебную инстанцию под названием Огненная палата, призванную расследовать дела, связанные с отравлениями и — он понизил голос — ужасными обвинениями, выдвинутыми против королевской любовницы, подозреваемой в участии в черных мессах. Николя предоставил ему возможность рассуждать в свое удовольствие, уверенный, что и в то время, и сегодня общим являлось только стремление окружить молчанием судебную процедуру, затрагивающую сферы, где скандал нежелателен.
В заключение судья по уголовным делам окончательно смягчился и выразил свою радость по поводу советников, почитающих необходимым узнать его мнение без всяких напоминаний. Посоветовав Николя и дальше следовать сим путем, он пообещал ему свое благорасположение. Расстались они премного довольные друг другом.
Выйдя из кабинета судьи, Николя столкнулся с запыхавшимся папашей Мари. С трудом переведя дыхание, привратник объяснил, что вернувшийся ночью Сартин безотлагательно требует его к себе. Николя велел кучеру держать курс на особняк, где располагалось полицейское управление. Едва он ступил на порог, как лакей, явно пребывавший в состоянии крайнего нервного напряжения, сообщил ему, что настроение его господина не поддается описанию — то есть хуже некуда. Однако когда Николя вошел в кабинет, он увидел, что его начальник сидит за большим столом и перебирает парики. Это невинное занятие чаще всего приводило Сартина в благодушное настроение, иногда сохранявшееся на протяжении всего дня. Сейчас начальник полиции накручивал на палец локоны серого, с темными переливами парика, оттягивал их, а потом отпускал, и послушный локон, словно хорошо отлаженная пружина, мигом скручивался и занимал прежнее место.
— Видите, мой дорогой Николя, сколь великолепен этот парик из искусственных волос. Его мне прислали из Палерма; некий иезуит, изгнанный из Португалии, сумел довести модель до совершенства. Остается только выяснить, выдержал ли он дорогу, и как долго сохранятся его изначальные качества при ежедневной носке и расчесывании.
Помолчав, Сартин отложил парик и уставился на Николя.
— Ну, господин комиссар, до чего вы договорились с архиепископом? К чему привели ваши дурацкие церемонии, устроить которые вы просили разрешения? Дело затягивается, и Его Величество, с коим я только что расстался…
Он печально вздохнул, видимо, подразумевая, что старый король в очередной раз предавался ночному чревоугодию.
— Короче говоря, король настойчиво советовал мне не затягивать расследование, затрагивающее государственные интересы, добиться от духовных властей содействия исключительно в пределах поставленной задачи, а, главное, держать все в глубочайшей тайне. Стоит только одному из жадных до скандалов писак что-нибудь разнюхать, как тотчас все подпольные типографии Франции и Наварры, а, главное, Лондона и Гааги[59], немедленно начнут тиражировать памфлеты и куплеты.
Николя быстро сообразил, что хотел сказать своей речью его начальник. Но чтобы Сартин согласился с его решением, следовало подать его так, словно это он сам все придумал и внушил его своим ограниченным подчиненным, не понимавшим ни пользы его, ни целесообразности.
— Сударь, имею удовольствие сообщить вам: обряд изгнания дьявола совершен. И, полагаю, успешно. В результате в подвале дома Галенов обнаружен труп новорожденного. Убийство явно умышленное. Я приступил к последнему этапу расследования и, надеюсь, сегодня завершу его, дабы вместе с вами и судьей по уголовным делам, а также в присутствии свидетелей ознакомить подозреваемых с моими доказательствами.
Небрежно брошенные слова «в присутствии свидетелей» произвели эффект горящего фитиля, брошенного в пороховую бочку.
— Никаких свидетелей! Вы с ума сошли, сударь! Разве вы не слышали, что я вам только что сказал? Неужели за столько лет плавания по бурному морю преступного мира вы все еще не научились расставлять все точки над «i»? Вы разучились пользоваться компасом и управлять кораблем в столь деликатном деле?
— Насколько я понял, сударь, вы желаете провести дознание при закрытых дверях. Тогда, принимая во внимание большое количество подозреваемых, нам понадобится ваша приемная в Шатле. И хорошо бы обойтись без уголовного судьи…
— Он опять за свое! Не пригласить Тестара дю Ли означает нарушить процессуальные правила, которые он сам… кхм… сам… позволил… допускать всяческого рода послабления.