Читаем без скачивания Похищение - Джоди Пиколт

— Я ничего не понимаю, — бормочет Делия.

— Ты не могла дышать, — говорю я, пробегаясь глазами по карточке. — Поэтому врачи сделали надрез в твоем горле и подключили к машине, которая дышала за тебя.

Я читаю ниже:

Был отправлен запрос на присутствие работника социальной службы, так как мать находилась в состоянии алкогольного опьянения. Отец уведомлен.

А вот и доказательство, черным по белому, что медики сочли Элизу Хопкинс слишком пьяной, чтобы позаботиться о собственном ребенке.

Делия в изумлении смотрит на меня.

— Поверить не могу, что забыла все это.

— Ты была совсем маленькой, — оправдываю ее я.

— Но я могла хотя бы запомнить, что провела три дня в больнице. Что я дышала через респиратор. Что дралась с врачом. Ты только посмотри, Эрик: они вынуждены были вколоть мне успокоительное.

Она неожиданно встает и спрашивает в регистратуре, где находится ДОИТ. Потом без лишних колебаний входит в кабинку лифта и уезжает вверх.

Конечно, там теперь все иначе. На стенах яркими красками нарисованы аквариумы и принцессы из диснеевских мультиков, на окнах переливаются радуги. По коридорам родители возят детей под капельницами, за закрытыми дверями плачут младенцы.

Из соседнего лифта выходит, закрывая лицо связкой воздушных шаров, медсестра в красно-белой форме: доброволец, без специального образования. Шары она заносит в палату напротив нас, пациентка — маленькая девочка.

— Может, привяжем их к кровати, — предлагает медсестра, — и посмотрим, удастся ли взлететь.

— У меня шариков не было, — бормочет Делия. — Их нельзя проносить в отделение интенсивной терапии. — Она стоит передо мной, но могла бы с тем же успехом находиться в тысяче миль отсюда. — Вместо шариков он принес мне конфету… Леденец в виде скорпиона. И сказал, чтобы я укусила его в отместку.

— Твой папа?

— Вряд ли. Звучит, конечно, нелепо, но, по-моему, это был Виктор. Или кто-то похожий. Похожий на нынешнего мужа моей матери… — Она озадаченно качает головой. — Он просил никому не рассказывать, что проведывал меня.

Я смущенно переступаю на месте.

— Если скорпион укусил меня в семьдесят шестом году, значит, родители были еще женаты. — Делия поднимает глаза. — А что… Что, если у мамы был любовник?

Я молчу.

— Эрик, ты меня слышишь?

— Был.

— Что?

— Твой отец мне все рассказал.

— Но почему ты не сказал об этом мне?

— Не мог.

— Ты еще что-то скрываешь?

Вспоминаются сотни секретов: наши разговоры с Эндрю, показания учительницы из подготовительной группы, куда ходила Делия. И все эти секреты лучше не раскрывать — лучше для Делии, хотя она, пожалуй, поспорила бы с этим.

— Ты сама попросила меня защищать твоего отца, — напоминаю я. — Если я буду пересказывать тебе все, о чем он говорит, меня отстранят от дела, а то и вовсе лишат лицензии. Так что выбор за тобой, Делия. Кто для меня должен быть важнее: ты или он?

Я слишком поздно одумываюсь — она, не говоря ни слова, проскакивает мимо меня и исчезает в сплетении больничных коридоров.

— Подожди, Делия! — кричу я, настигнув ее уже в лифте и успев только просунуть руку между створками. — Подожди! Я все тебе расскажу, обещаю!

Прежде чем двери закрываются, я вижу ее глаза, и их светло-коричневый цвет кажется мне цветом разочарования и горькой обиды.

— Да поздно уже начинать, — говорит она.

Таксист высаживает меня у офиса «Хэмилтон и Хэмилтон», но, вместо того чтобы войти, я сворачиваю налево и бесцельно брожу по улицам Феникса. Я ухожу достаточно далеко, чтобы фешенебельные витрины пропали из виду, а на углах появились стайки подростков в приспущенных штанах, наблюдающих за машинами невозмутимыми желтыми глазами. На пути мне попадается заколоченная досками аптека, магазин париков и киоск с надписью «Обналичиваем чеки» на всех языках мира.

Делия права. Если мне удалось скрыть то, что рассказывал Эндрю, от нее, то и скрыть от адвокатской коллегии то, что я скажу ей, не составит труда. И неважно, что с точки зрения юридической этики я не имел права посвящать Делию в подробности дела ее отца и ее собственной прошлой жизни. Неважно, что я дал слово судье Ноублу и Крису Хэмилтону, моему поручителю в штате Аризона. Важно лишь то, что этика — это завышенные стандарты, а любовь — это высшая истина. В конечном итоге, кому ты нужен, будь ты хоть самым образцовым адвокатом? На надгробном камне этого не напишут. Там напишут слова людей, которые тебя любили и которых любил ты.

Я захожу в ближайший магазин и окунаюсь в свежие волны кондиционера. Я сразу узнаю дрожжевой запах картонных коробок и звяканье кассового аппарата. Один шкаф доверху заставлен изумрудными бутылками заграничных вин, а вся задняя стена представляет собой панораму джина, водки и вермута. Пузатые бренди сидят рядком, как маленькие Будды.

Я заглядываю в угол, отданный на откуп различным сортам виски. Продавщица кладет бутылку «Мейкерз Марк» в бумажный пакет и протягивает мне сдачу. Выйдя из магазина, я отвинчиваю пробку. Я подношу горлышко к губам, запрокидываю голову — и смакую этот первый глоток, благословенную анестезию.

Как и ожидалось, этого хватает, чтобы туман у меня в голове рассеялся и там осталось одно-единственное чистосердечное признание: даже если бы я мог рассказать все Делии, я бы не стал этого делать. Эндрю уже столько недель пытался донести до меня эту простую мысль: проще скрыть правду, чем причинить ей боль.

Так что же получается: я провинился… или заслуживаю восхищения?

В конце концов, правота — категория относительная, а некоторые правила созданы для того, чтобы их нарушать. Вот только как быть с теми правилами, которые по стечению обстоятельств зафиксированы в законодательстве?

Я наклоняю бутылку и выливаю ее содержимое в канализационную решетку.

Шансы, конечно, мизерные, но я, похоже, только что придумал, как спасти Эндрю Хопкинса.

ДЕЛИЯ

Когда я подъезжаю к маминому дому, нервы мои уже на пределе. Фиц лгал мне, Эрик лгал, мой собственный отец лгал. Как это ни смешно, но мать — моя последняя надежда. Мне нужен человек, который скажет то, что я хочу услышать: что она любила моего отца, что я ошиблась с выводами, что правда далеко не всегда очевидна.

Мне не открывают, и я вхожу в незапертые двери. Иду на ее голос, доносящийся из коридора.

— Как тебе? — спрашивает она.

— Гораздо лучше! — отвечает какой-то мужчина.

Заглянув внутрь, я вижу, как мама осторожно завязывает узлом шелковый шнурок на шее молодого парня. Тот, заметив меня, едва не падает со стула.

— Делия! — восклицает мама.

Лицо парня заливается багрянцем: он, похоже, до ужаса смущен тем, что его застукали с мамой, пусть и одетого.

— Подожди, — говорит она. — Мы с Генри практически закончили.

Парень лихорадочно выворачивает карманы в поисках кошелька.

— Спасибо, донна Элиза, — бормочет он, стыдливо тыча ей десятидолларовую банкноту.

Он ей платит?

— И не забывай, что должен носить красные носки и красное белье. Усек?

— Да, мэм. — И он поспешно выбегает из комнаты.

Я на мгновение теряю дар речи.

— А Виктор об этом знает?

— Я стараюсь от него скрывать. — Мама краснеет. — Если честно, я не знала, как ты отнесешься к этому… — В глазах ее вдруг загорается огонек. — Но если тебе интересно, я могу тебя научить!

Только сейчас я замечаю у нее за спиной ряды баночек с листьями, корнями, почками и комьями земли. Тут до меня доходит, что мы говорим о разных вещах.

— Что… что это такое?

— Это мой бизнес. Я — curandera, целительница. Вроде как врач для людей, которым врачи не помогают. Генри, например, уже к трем ходил.

— Так ты с ним не спишь?

Она смотрит на меня как на сумасшедшую.

— С Генри? Разумеется, нет. Его дважды клали в больницу, потому что горло у него отекало и не пропускало воздух. Но ни один медик не нашел у него никакой болезни. Как только Генри пришел сюда, я сразу поняла, что его проклял кто-то из соседей. И сейчас я пытаюсь снять проклятье.

Моя профессия, конечно, связана с незримым, но она хотя бы стоит на научном фундаменте — клетках человеческой кожи, при атаках бактерий оставляющих след конденсата. И вот я снова смотрю на эту женщину — и вижу незнакомку.

— Ты действительно в это веришь?

— Во что я верю, не имеет никакого значения. Главное — во что верит он. Люди приходят ко мне, потому что хотят излечить себя самостоятельно. Клиент завязывает специальный узел, или закапывает запечатанный спичечный коробок, или трет свечку… Кому же не хочется управлять собственным будущим?

Мне, похоже, тоже когда-то хотелось. Но теперь я уже не уверена. Я касаюсь шрама на горле, который и привел меня сюда.