Читаем без скачивания Тайна греческого гроба. Грозящая беда - Эллери Куин

— В чем дело? Я думал, что с этой дурацкой историей покончено и полицейские больше не будут совать нос в наши дела. Какая муха вас опять укусила?

Поскольку дама, видимо, не собиралась садиться, Эллери остался стоять. На лице Оделла читалась угроза.

— Просто нужно поговорить. Знаете, ничего официальною. Я займу у вас несколько минут, не более того… Ради собственного удовлетворения я пытаюсь прояснить некоторые не слишком существенные, но до сих пор не объясненные моменты. Мне хотелось бы знать…

— Нам нечего сказать.

— Конечно, конечно. — Эллери улыбнулся. — Я уверен, мистер Оделл, что вы не можете сказать ничего такого, что меняло бы суть дела. Понимаете, абсолютно все важные моменты нам хорошо известны…

— Это что, один из грязных полицейских трюков или как?

— Мистер Оделл! — Эллери оскорбился. — Вы не читали газеты? Зачем мне вас обманывать? Просто в тот раз, на допросе у инспектора Квина, вы все время уклонялись от ответов. С тех пор обстоятельства принципиально изменились. И теперь только вопросы, без подозрений, мистер Оделл.

— Ладно, ладно. Что у вас на уме?

— Почему вы отрицали, что приходили к Гримшоу вечером в тот четверг в отель «Бенедикт»?

— Слушай… — начал Оделл зловещим тоном, но был прерван рукой жены, стиснувшей ему плечо. — А ты держись подальше, Лили.

— Нет. — Голос у нее дрожал. — Нет, Джерри. Мы себя ведем неправильно. Ты не знаешь этих… полицию. Они от нас не отцепятся, пока не узнают… Скажи мистеру Квину правду, Джерри.

— Обычно это самая верная линия поведения, мистер Оделл, — душевно сказал Эллери. — Если на вашей совести ничего нет, зачем вы упорствуете?

Их взгляды скрестились. Оделл опустил голову и потер челюсть грязной ручищей. Он не торопился, Эллери спокойно ждал.

— О'кей, — сказал, наконец, ирландец. — Я расскажу. Но берегись, браток, если ты меня надуешь! Сядь, Лили, ты мне на нервы действуешь.

Она послушно уселась на диван.

— Я был там, как и говорил инспектор. Подошел к стойке через несколько минут после женщины…

— Значит, вы были четвертым гостем Гримшоу, — уточнил Эллери. — Зачем вы туда пошли, мистер Оделл?

— Этот мерзавец Гримшоу первым делом нашел Лили, как только вышел из тюрьмы. Я о нем ничего не знал, и какую жизнь Лили вела раньше, пока не вышла за меня. Она решила, что, если расскажет, я разозлюсь, понимаете, и, как дура, все молчала…

— Очень неразумно, миссис Оделл, — строго сказал Эллери. — Нужно всегда доверяться супругу. Это основы совершенных супружеских отношений.

Оделл усмехнулся:

— Слушай, что мальчик говорит… Ты думала, я тебя брошу, да, Лил?

Женщина ни звука не проронила, сидела уставившись себе в колени и плиссируя передник.

— Как бы то ни было, Гримшоу ее разыскал — не знаю, как он на нее вышел, но сумел-таки, проныра! Ну вот, и заставил ее встретиться с ним в заведении у Шика. Она пошла, потому что боялась, что он мне все про нее выложит.

— Понимаю.

— Он думал, она занимается каким-то новым рэкетом — не поверил, когда она сказала, что живет честно и не хочет больше связываться со всяким отребьем. Тогда он разозлился и велел ей прийти к нему в «Бенедикт» — да пусть его подлая душа горит в аду! Она отбилась от него, пришла домой и все мне рассказала… поняла, как далеко все это зашло.

— И вы отправились в «Бенедикт» выяснять с ним отношения?

— Вот именно. — Оделл мрачно посмотрел на свои большие, покрытые шрамами руки. — Поговорил начистоту с гадом. Предупредил его, чтобы держал свои грязные лапы подальше от моей жены, а не то я с него шкуру спущу. Вот и все. Нагнал на него страху и ушел.

— Как Гримшоу реагировал?

Оделл немного растерялся.

— Ну, догадайтесь, раз я напугал его до чертиков. Весь побледнел, когда я схватил его за горло…

— О! Вы с ним грубо обращались?

Оделл громко расхохотался.

— Вы это называете грубым обращением, мистер Квин? Всего-то схватил парня за шкирку. Знаете, вам бы посмотреть, каково приходится этим здоровенным работягам в нашем деле, когда они слишком сильно врут… Нет, я просто маленько его тряханул. Да он трус, куда ему против меня.

— У него был револьвер?

— Не знаю, может быть. Я не видел. Но у таких пташек всегда бывает.

Эллери задумался.

Миссис Оделл робко вмешалась:

— Теперь вы понимаете, мистер Квин, что Джерри не сделал ничего плохого.

— С другой стороны, миссис Оделл, если бы вы сразу, при первом нашем разговоре, заняли такую позицию, вы бы избавили нас от многих хлопот.

— Не хотелось самому в петлю лезть, — прогудел Оделл. — Не хотел, чтобы мне пришили убийство этого болвана.

— Мистер Оделл, когда Гримшоу вас впустил, там кто-нибудь еще был?

— Ни одной живой души, кроме самого Гримшоу.

— А тарелки, стаканы из-под виски — ничего такого, что могло бы указывать на чье-то присутствие?

— Я бы все равно не заметил. Я был здорово сердит.

— После того вечера никто из вас больше не видел Гримшоу?

Они одновременно покачали головой.

— Очень хорошо. Ручаюсь, больше вас беспокоить не будут.

Поездка в метро утомила Эллери. Обдумывать было почти нечего, а в купленной газете не нашлось ничего отвлекающего. С унылым видом он нажал кнопку звонка у входа в свою квартиру на третьем этаже здания из бурого песчаника на Западной Восемьдесят седьмой улице, и даже живая цыганская рожица Джуны, открывшего дверь, не помогла разгладить хмурую складку между бровей — а обычно Джуна оказывал на него тонизирующее воздействие.

Хитрый Джуна почуял, что хозяину тяжело, и начал его веселить лично изобретенным способом. Торжественно, даже с пафосом он принял у Эллери шляпу, пальто и трость, попробовал корчить гримасы, которые обычно вызывали ответную ухмылку, но на этот раз не сработали, промчался в спальню и бегом вернулся в гостиную, чтобы вложить сигарету между губ Эллери, церемонно поднес спичку…

— Что-то не так, мистер Эллери? — в конце концов горестно спросил он, когда все его усилия оказались напрасны.

Эллери вздохнул:

— Джуна, старичок, все не так. И это, наверное, должно бы меня приободрить. Вспомни-ка незатейливые вирши Роберта Сервиса[31]: «Какой пустяк — коль все не так, споем другую песню». С другой стороны, я все же не могу, как его солдатик, «плясать и петь или свистеть на дудке». Я очень немузыкальное животное.

Для Джуны это была чушь собачья, но он знал, что, когда Эллери тянуло на цитаты, это предвещало определенные перемены, и потому одобрительно улыбнулся.

— Будь внимателен, Джуна, — продолжал Эллери, уронив себя в кресло. — В тот кошмарный вечер у месье Гримшоу было пять человек гостей. Из пятерых нам сейчас известны трое: покойный Гилберт Слоун, его почтенная супруга и бесстрашный Джереми Оделл. Одним из двух, так сказать, неучтенных гостей был доктор Уордс, мы в этом уверены, несмотря на все его протесты. Если бы мы смогли прояснить ситуацию доктора Уордса, которая может иметь довольно невинное объяснение, тогда бы мы достигли впечатляющего результата — остался бы лишь один неизвестный гость, никем не идентифицированный, и если предположить, что Слоун убийца, то этот неизвестный приходил вторым в последовательности, состоящей из пяти посетителей.

— Да, сэр, — сказал Джуна.

— С другой стороны, сын мой, — продолжал Эллери, — я признаю шах и мат. Все это вопиющее пустословие. До сих пор я не обнаружил ничего, что могло бы поставить под сомнение обоснованность версии со Слоуном.

— Да, сэр, — сказал Джуна. — У меня на кухне вкусное кофе…

— Нужно говорить «вкусный кофе». Запомни это, безграмотный червяк.

Как ни крути, а получалось, что день прошел впустую.

Глава 24

Но оказалось, что этот день еще не закончился. Приблизительно через час по телефону позвонил отец, и после этого семечко, посеянное несколько дней назад непонятным визитом миссис Слоун, дало побег, превратилось в деревце, зацвело пышным цветом и вскоре принесло плоды, неожиданно изобильные.

— У нас тут кое-что происходит, — донесся из трубки резкий голос инспектора, — довольно странные вещи, и я подумал, что тебе будет интересно.

Прилива оптимизма Эллери не испытал.

— Я уже столько раз разочаровывался…

— Ну, по моему суждению, версию со Слоуном это не отменяет. — Старику надоело церемониться с Эллери. — Так ты хочешь узнать или нет?

— Еще бы не хотеть. Что случилось?

Эллери услышал, как отец фыркнул, раскашлялся и прочистил горло — безошибочные знаки неодобрения.

— Давай-ка в управление. Это долгая история.

— Хорошо…

И Эллери вытащил себя из дому. От метро его уже мутило, голова побаливала, и вообще этот мир казался печальным местом. Ко всему прочему отец устроил совещание со своим заместителем, и Эллери был вынужден сорок пять минут томиться в приемной. Входя в кабинет к старику, Эллери шаркал ногами, демонстрируя крайнее недовольство жизнью.