Читаем без скачивания Семья Карновских - Исроэл-Иешуа Зингер

Больше всего их веселило, что учитель нарочно картавил, когда вызывал Карновского к доске. Доктор Кирхенмайер очень смешно выговаривал «р» в его фамилии, он услышал такое произношение у комика, когда единственный раз в жизни побывал в театре. Мальчишки хохотали, а доктор Кирхенмайер был счастлив: наконец-то его шутки стали пользоваться успехом. Свершилось то, к чему он стремился много лет. Однажды дождливой ночью, когда ревматизм не давал ему уснуть, он придумал, что интересно было бы провести урок, посвященный новой расовой теории, и показать ее положения на живой модели. Это было бы и педагогическое новшество, и хорошая демонстрация его власти. Директор ставит школу на службу государству. Эта идея, бредовая с точки зрения биологии, но очень практичная, так обрадовала доктора Кирхенмайера, что он забыл о боли и заснул крепким, здоровым сном. С утра пораньше он приступил к подготовке. Пригласил на предстоящую лекцию несколько человек из Министерства образования и репортера партийной газеты, чтобы он написал о педагогическом новшестве. Лекцию доктор Кирхенмайер решил прочитать не в классе, а в актовом зале, для всех учеников, и учителям тоже приказал явиться. Егор Карновский по привычке сел в заднем ряду.

Доктор Кирхенмайер был в приподнятом настроении. Он впервые в жизни выступал перед такой большой аудиторией. Его глаза горели, бледно-серое лицо покраснело. Он тщательно приготовился, подобрал множество цитат. Говорил он длинными, непонятными фразами, что придавало его речи налет учености. Чиновники из министерства и репортер, люди с большими заслугами перед партией и небольшим интеллектом, напряженно вслушивались, безуспешно пытаясь уловить смысл. Они понимали только, что доктор не скупится на похвалы создателям новой теории, и удовлетворенно кивали. Вдруг доктор Кирхенмайер снял очки, несколько раз протер их, выпил стакан воды и, глядя поверх голов, объявил:

— Карновский, подойти к сцене!

Все повернулись назад.

— Карновский, Карновский, Карновский! — звали мальчишки Егора, который от неожиданности и страха не мог двинуться с места.

На ватных ногах он прошел через зал и остановился перед сценой. Доктор Кирхенмайер велел ему подняться и встать возле доски, испещренной линиями, кругами и стрелками, иллюстрирующими лекцию.

— Встать вот здесь! — приказал Кирхенмайер, повернув Егора лицом к залу.

Холодная, липкая ладонь Кирхенмайера прикоснулась к пылающей щеке Егора. Он не понял, чего директор от него хочет, но почувствовал недоброе. Впервые в жизни он стоял на сцене, у всех на виду. Колени дрожали, Егор боялся, что сейчас упадет. В зале поднялся шум. Доктор Кирхенмайер поднял руку, требуя тишины.

— А теперь, господа, мы проиллюстрируем наш реферат наглядным примером. Прошу внимания! Перед нами объект нашего исследования.

Доктор Кирхенмайер разошелся. Он уже говорил «мы», как опытный лектор, который призывает аудиторию принять участие в обсуждении.

Сперва он измерил циркулем и линейкой череп Егора Карновского по длине и ширине и записал цифры на доске. Он аккуратно снял все размеры: расстояние от уха до уха, от макушки до подбородка, длину носа. Егор вздрагивал от каждого прикосновения потных, холодных пальцев. Доктор Кирхенмайер объяснял, все больше воодушевляясь: товарищи и ученики могут отчетливо видеть на доске различия в строении черепов нордического и негритянско-семитского типа. Нордический, или долихоцефальный, тип — удлиненная голова, что говорит о совершенстве и превосходстве северной расы. Негритянско-семитский, или так называемый брахицефальный, тип — круглая голова с низким лбом, больше подходящая для обезьяны, чем для человека, что свидетельствует о расовой неполноценности. Однако в нашем случае особенно интересно выявить пагубное влияние, которое негритянско-семитская раса способна оказать на нордическую. Объект, который мы наблюдаем, представляет собой пример такого смешения. На первый взгляд может показаться, что стоящий перед нами объект по своему строению ближе к нордическому типу. Но это всего лишь иллюзия. Если мы рассмотрим его с точки зрения антропологии, то измерения покажут, что негритянско-семитское строение только скрыто, замаскировано нордическими чертами, чтобы, так сказать, спрятать негритянско-семитские особенности, которые в подобных случаях всегда оказываются доминирующими. Это можно видеть по глазам объекта. На первый взгляд они кажутся голубыми, но, присмотревшись, мы разглядим, что в них нет чистоты, характерной для нордической расы, они замутнены чернотой азиатских пустынь и африканских джунглей. То же самое можно сказать о волосах. Они черные, и, хоть и кажутся прямыми, в них явно присутствует способность завиваться. Что касается ушей, носа и губ, то в их строении негритянско-семитское влияние особенно заметно.

В доказательство доктор Кирхенмайер чертил на доске схемы, писал цифры и приводил цитаты из известных антропологов, используя при этом множество иностранных слов. И гости, и школьники были поражены его знаниями. Закончив с головой Егора Карновского, он перешел к телу своей модели.

— Пусть объект разденется, — обратился он к Карновскому в третьем лице.

Егор не шелохнулся. Доктор Кирхенмайер рассердился.

— Я приказываю объекту снять одежду, чтобы слушатели могли лучше понять лекцию, — сказал он резко.

Егор не двигался. По залу пролетел недовольный ропот. Доктор Кирхенмайер подозвал служащего, одетого в униформу штурмовика:

— Камрад Герман, уведите объект, разденьте его и приведите обратно.

— Слушаюсь, камрад директор.

Несколько минут Егор Карновский боролся с Германом в кабинете рядом с актовым залом.

— Нет, — кричал он ломающимся мальчишеским голосом.

— Не глупи, а то мне придется применить силу, — убеждал Герман, который не раз получал от Карновских солидные подношения.

Егор сопротивлялся. Он не мог предстать в голом виде перед всей гимназией, ему было бы не перенести такого позора. Самое ужасное, что он был обрезанный. Он всегда стыдился того, что с ним сделал отец. Дети смеялись над ним, когда он, еще совсем маленький, купался голым. И он отбивался от Германа изо всех сил.

— Нет! — кричал он. — Нет!

В конце концов Герман разозлился. Он больше не обязан хорошо относиться к ученику Карновскому, мальчику из зажиточной семьи. Теперь он штурмовик, облаченный в униформу, и сам директор обращается к нему «камрад». Сопротивление вывело его из себя, и он начал грубо срывать с ребенка одежду. Когда он дошел до белья, Егор впился зубами ему в руку. От вида собственной крови камрад Герман совсем озверел.

— Ах ты, жиденок, я тебе покажу, как кусаться! — И он ударил Егора по лицу.

Его никогда не били, и первый же удар лишил его способности сопротивляться. Он был сломлен. Герман поднял его, как раненое животное, и вытащил на сцену. Колени Егора подгибались.

— Стоять прямо, — рявкнул Герман.

Зал взорвался от хохота. Еврейская отметина на теле Егора произвела впечатление не только на школьников, но и на гостей. Доктор Кирхенмайер сразу не стал прерывать веселья, чтобы заслужить благосклонность в глазах аудитории, но через минуту призвал к тишине и продолжил лекцию.

Дальше все шло как по маслу. Доктор Кирхенмайер доказал пагубное влияние негритянско-семитской крови на нордическую, продемонстрировав на «объекте» изгиб позвоночника, строение грудной клетки и даже форму локтевого сустава. Затем он перешел к нижней части тела и показал на ней признаки вырождения семитской расы, к которой принадлежал объект. Мальчишки опять засмеялись, но доктор Кирхенмайер их одернул: ничего смешного, это один из вопросов научной расовой теории, и слушатели должны отнестись к нему со всей серьезностью.

Доктор Кирхенмайер мог бы еще много чего рассказать, но тут колени Егора подогнулись, и он рухнул на пол. Директор приказал камраду Герману увести объект, позволить ему одеться и отправить домой.

В тот же день вечерняя партийная газета подробно написала о замечательной лекции, которую прочел в гимназии камрад доктор Кирхенмайер. С помощью наглядных пособий он доказал пагубное влияние еврейско-негритянской крови на нордическую. Журналист расхвалил доктора Кирхенмайера как за его научные исследования, так и за передовые методы преподавания и призвал директоров всех учебных заведений последовать его примеру. Несмотря на свою скупость, доктор Кирхенмайер купил несколько экземпляров газеты и каждый из них прочитал вслух, сначала жене, а потом еще себе самому.

Егор лежал на кровати лицом к стене. Родители расспрашивали, что случилось, но он не отвечал ни отцу, ни матери.

— Отстаньте от меня! — кричал он в истерике.

Ночью у него поднялась температура. Доктор Карновский приложил ему лед ко лбу, проверил пульс.