Читаем без скачивания Клетка бесприютности - Саша Мельцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я думал, вы давно расстались, – признался он. – Не думал, что ты будешь его ждать. Это же… долго.
– У любви нет времени, – мой голос неожиданно охрип. – Это стереотип.
– Ладно, – Виталик улыбнулся. – Пей глинтвейн, пока не остыл.
Я сделала глоток. Терпкий пряный вкус приятно прокатился по языку, напиток – опьяняюще горячий согревал изнутри, даже внутренняя дрожь слегка унималась, уступая место приятному теплому расслаблению. Мы прошли до конца небольшого сквера и почти оказались у метро.
– Дай свой номер, – попросил Виталик. – И я тебя до дома провожу.
– Я же могу вызвать такси…
– Не доверяю я этим такси. А в метро вообще мрак одной! Так что не спорь, – он протянул мне свой гаджет, и я быстро вбила свой номер в него и попросила сделать дозвон, чтобы тоже записать его телефон.
Не став спорить и разрешив себя проводить, я пошла в метро. Ездила на подземных поездах всего несколько раз в жизни, когда меня утягивал туда Игорь после долгих прогулок, и это – не лучший опыт. Ноги оттоптаны, летом – духота страшная, огромная толпа, давящая к перилам и прущая напролом на эскалаторе. Но сейчас, поздним вечером, все было по-другому: совсем тихо, никого вокруг, почти пустые лестницы, засыпающий кассир с жетонами. Виталька купил две штуки в автомате.
Пахло свежестью и сыростью одновременно – так пахнет в гаражах зимой или на подземных парковках торговых центров. Поезд мелодично стучал колесами, что навлекало дремоту и усталость. Положив голову Виталику на плечо, я прикрыла глаза и почти начала засыпать. До Воробьевых гор с центра ехать было не так далеко, но ощутимо, несколько станций с пересадкой на кольце. Виталик – то ли от неловкости, то ли от незнания, куда деть руки, – приобнял меня за пояс. От крепкого алкоголя в коктейле, а потом и от выпитого глинтвейна начинало подташнивать. Стук колес уже не казался таким мелодичным. Но поезд нес нас вперед, к дому. Виталик больше не спрашивал ни о чем.
Я не хотела лишний раз говорить об Игоре. Опять бередить раны, рассказывать о своих порой постыдных и разрушающих мыслях, грязнуть в пучине жалости к себе. Виталик молчал, и я испытывала за это острую благодарность. Он был тем надежным плечом, в котором я нуждалась сейчас, а плечо Николь перестало быть безопасным.
Мы вышли на Университете, от него до дома, судя по картам, оказалось ближе. Пройдя несколько кварталов, мы остановились у сталинки с высоченными потолками и недавно отреставрированным фасадом. Мне нравились просторные чистые подъезды, приветливая консьержка внизу, всего четыре квартиры на лестничной площадке, а не как в некоторых новостройках по шесть. В старом доме были большие преимущества: никто из соседей не слышал, как лаяла собака, или как я плачу по ночам, включая музыку на повтор. Здесь квартира – фундаментальная крепость.
– Зайдешь на чай? – предложила я, решив, что оставлять Виталика, проводившего меня аж до подъезда и неизвестно в какой стороне живущего, было бы невежливо. – Могу и покрепче налить.
Виталик замялся.
– Если удобно…
– Еще как удобно, пошли! – я взяла его за руку, потянув к подъезду и параллельно нашарив в сумке ключи. – Правда, у меня собака, но он самый добрый на свете пес.
Виталик все еще сомневался, но я уверенно вела его за собой. Подъезд привычно дыхнул свежестью и прохладой, я поздоровалась с консьержкой, а она, пристально посмотрев на Витальку из-под очков, проводила нас взглядом до самой лестницы.
Лестница была крутой, с прямыми откосами, и украшали ее витиеватые кованые перила. Я держалась за них, быстро перескакивая со ступеньки на ступеньку, наплевав на неудобные туфли, а Виталик шел позади и страховал, если я вдруг оступлюсь и начну падать. Но до площадки четвертого этажа мы добрались без лишних приключений, я сунула ключ в замочную скважину и успела только приоткрыть дверь, как на нас выскочил Кэрри. Сначала он обнюхал меня, сопровождая все радостным поскуливанием, потом кинулся на Витальку, глухо тявкая, так, что эхо разносилось по всему подъезду.
Я затащила его за ошейник домой, пытаясь преодолеть десятикилограммовое сопротивление, но лаять Кэрри перестал, только когда Виталик все-таки переступил порог. Пес скрутился у наших ног, развалился на спину и вытянул лапы.
– Какой хорошенький! – Виталька присел на корточки возле собаки, почесывая его пузо. – Просто прелесть. Справляешься?
– Приходится, – скинув туфли, я прошла в гостиную и включила свет. – Мама думала, что это декоративная порода, когда выбирала. А теперь Кэрри растет не по дням, а по часам, много жрет и много ленится.
– Прямо как я по выходным, – рассмеялся Виталик, все-таки поднявшись и оставив пальто висеть на крючке в прихожей.
Я достала из небольшой заначки коньяк и бутылку вина. От крепкого Виталька отказался, поэтому я вручила ему штопор и пододвинула высокую бутылку с узким горлышком. Сама же потянулась за широкими, круглыми бокалами на тонких ножках.
Холодильник пустовал. Я мало ела, аппетит постоянно скакал от бешеного, когда я заказывала доставку фаст-фуда, до абсолютно отсутствующего, что и кусок сыра впихнуть в себя было слишком. Но я нашарила на полках камамбер, упаковку еще годных помидоров-черри и пармскую ветчину. Выложив все на менажницу, я перенесла это на журнальный столик в зале, решив, что на диване точно удобнее и можно включить телевизор фоном на любой музыкальный канал. Виталька перенес бокалы с вином, коротколапая собака с трудом забралась к нам, развалившись на соседней подушке. Виталик изредка пса почесывал, а Кэрри порыкивал от удовольствия.
– У тебя классно, – Виталик все-таки решил разбавить молчание. – Вообще… Не понимаю, как Игорь мог уехать. Такое предательство… Как ты это пережила?
– Не знаю, – я осушила разом половину бокала, чтобы опьянение пришло быстрее, а вместе с тем и минимальное, но расслабление. Тогда мысли сами уходили из головы, оставляя меня в покое. – Пережила и все. Когда любишь, и не такое можно пережить.
Кэрри задремал на соседней подушке, стрелки на часах показывали почти два часа ночи – подходящее время, чтобы провалиться в сон. Телефон валялся где-то в сумке, телевизор монотонно гудел клипами и ведущими, которых мы не слушали. Виталька задумчиво молчал, на его профиле играли тени, бросаемые коридорной лампой. Он разлил оставшееся вино по бокалам, и я допила свое залпом, закусив последним кусочком камамбера.
