Читаем без скачивания Рюрик - Галина Петреченко

— Кровопролитие кровопролитию рознь! — угрюмо возразил Полюда, скинув руку посадника со своего плеча. — Ты ныне видишь малое, а я зрю крупное!

Гостомысл покачал головой, отошел от посла и встал, прислонившись спиной к теплому боку печки. «Боги! И когда эти старцы будут мудрыми? Мыслят, яко дети!» — безнадежно подумал новгородский правитель и нахмурился.

— Ты когда был последний раз в Ладоге? — упрямо спросил его Полюда, наблюдая за переменчивым настроением Гостомысла. — Боишься туда нос показывать! — закричал он опять и встал. Медленными, тяжелыми шагами он пошел на посадника, чтобы напомнить ему кое-что, известное им одним.

Но посадник не дрогнул.

— Знаю! — топнул ногой Гостомысл и не дал послу договорить. — Все ведаю, хоть и не бываю там. Ну и что?! — уже тише спросил он и взглядом приказал Полюде остановиться. Тот, верный своей выучке, встал. — Главная наша опора — наши враги! — торжествующе бросил Гостомысл в недоуменные лица послов, с удовольствием прижимаясь к теплой печке; он даже закрыл на мгновение глаза. — Пусть строят себе на забаву свою крепость! — лениво проговорил Гостомысл, хитро поглядев на Полюду и Домослава. — Ныне построят, а завтра… воевать норманнов пойдут, — так же лениво закончил он и уже в душе начал радоваться: «Ну, вот и вся ярость…»

— А пойдут ли? — усмехнулся недоброй улыбкой молчавший до сих пор Домослав. Он видел всю игру Гостомысла, чуял слабость доводов Полюды, но… кто мог поручиться за действия рарогов?

— Ну, ежели далеко не пойдоше, то к ним приидоше, — засмеялся Гостомысл, явно не желая разговаривать с послами всерьез.

— И не жаль тебе ни земли своей, ни людей своих, новгородский посадник, — ужаснулся Домослав. — А я-то думал, ты — человек, а ты яко зверь лютый! — Старый Словении встал. Безысходность дум его сказалась во всем: в осанке, во взгляде, который он бросил на посадника.

— Будешь зверем! — закричал опять Гостомысл, на мгновение забыв о своей роли. — Ты сядь на мое место и по всей правде разбери всех! Давно бы в лешака обратился! — Он отошел от печки, приблизился к послам и, шумно вздохнув, тяжело пояснил: — Ведь у каждого своя правда! Своя!

Домослав с Полюдой недоуменно посмотрели друг на друга.

— Ну, прийдоше они по зову нашему, так не ловчись, не скрывай того, что ведаешь, — вдруг по-стариковски проворчал Гостомысл, оглядев послов, и зло докричал, будто спохватившись: — Ведь чують, что одною дружиною никакого врага не одолеють: все равно пойдут за ополчением! А ополчение кто кликать станет? Я! Ты! И ты! — Гостомысл вошел снова в игру и уже свободно, широкими жестами тыкал пальцем то в одного, то в другого советника. — А что мы сказывать будем ополченцам? — бодро спрашивал он, чувствуя свой верх: Идите под главу варягов, которые токмо себя лелеють?.. Молчите? торжествующе подвел он итог беседе и оглядел поникших послов.

Домослав с Полюдой молча отступили: отвечать было нечем.

— Боги! Как сладка дума о старости! Скорее бы Яга кого-нибудь за мной прислала! — тихо воскликнул семидесятилетний Полгода, тяжело встал и, не глядя на хозяина, первым покинул дом Гостомысла.

Старый Домослав чуть помедлил, слегка поклонился Гостомыслу и молча вышел вслед за давнишним другом…

Встреча с норманнами

Ровно год прошел после тех мрачных событий, которые поселили в душе одних злое размышление, у других — затаенную хмурость, а у третьих открытое противодействие. Расширенная и хорошо укрепленная Ладожская крепость, возведенная Рюриком всего лишь за год, вызывала и гнев, и удивление, и восхищение, но никто из ильменских правителей не решался что-либо открыто молвить варяжскому князю по поводу ее появления.

Теплым, ласковым майским вечером донесли однажды дозорные, что норманны подошли к пристани и, видимо, совет держат, на что нападать: на город иль на крепость. Воевать то и другое, наверно, сил нет, — догадались дозорные.

Князь, как всегда, принял весть на крыльце. Выслушав дозорных, он заволновался.

— А-а! — закипел Рюрик. — Так они думу думают! Дагар, Гюрги! — позвал он своих преданных военачальников. — Быстро ладожан в крепость ввести! — и пояснил: — Этих мы в обиду не должны давать. Всех к оружию! — воззвал князь и почувствовал неожиданный прилив сил.

Правое дело всегда было ему по нраву.

К ночи приказ князя был выполнен и все жители города находились под прикрытием новой крепости. Рюрик разбил объединенную дружину на шесть частей, поставив во главе остальных двух — военачальников из дружин Сигура и Триара. Разместил всю дружину плотно возле стен крепости, проверил боевые запасы метательных снарядов и стал готовиться к штурму.

Бэрин, видя, как основательно готовятся его соплеменники к решающему бою, мучился сомнениями, появившимися уже в момент прибытия дозорных с худой вестью.

«Похоже, не по своей воле викинги прибыли сюда», — подумал верховный жрец и еще раз переспросил дозор-ных:

— Правда ли, что норманны думу думают, куда сперва идти?

В ответ он услышал то, что и ожидал: «Думают!»

«Ну, раз думают, значит, их кто-то уговорил опробовать Рюрикову Ладогу… Но кто? Вадим?.. Не слишком ли много для новгородского князя? Неужели… Гостомысл?.. — Бэрин ахнул про себя, но, вдумавшись в положение новгородского посадника и главы союза северных словен, понял, что сии гости пожаловали сюда не без его ведома. — Но зачем? — лихорадочно думал жрец. Чужими руками?! Вот для них теперь главное! — догадался Бэрин, но тут же опроверг свое доказательство: — Но ведь и Гостомысл и Вадим наверняка знают, что теперь, с объединенными силами да еще и в такой крепости, Рюрик неуязвим! — Бэрин замотал длинноволосой головой из стороны в сторону. — Нет! Здесь что-то не то, — бормотал он по-стариковски и ходил осторожными шагами по крепости, боясь быть помехой озабоченным и рьяно готовящимся отбить штурм соплеменникам. — А-а! — радостно воскликнул он, додумавшись наконец до истины, как ему показалось. — Наверное, это Вадим уговорил Гостомысла опробовать Рюрикову крепость через норманнов, а этот толстый тюфяк решил ему не мешать, так как бесполезно мешать молодому, сильному воину, чувствующему родные стены за спиной. Итак! — обрадовался жрец. — У них до сих пор ладу нет, но не это главное. Главное то, что Гостомысл хочет ткнуть Вадима носом в крепкие стены нашей Ладоги и тем самым усмирить его, — догадался наконец Бэрин, но понял, что от этой догадки ни ему, ни Рюрику не сладко. — Все равно будет бой, — разозлился жрец, — снова прольется кровь и, не приведи Святовит, могут погибнуть и соплеменники…»

— Ты о чем призадумался, наш любимый верховный жрец? — спросил, остановившись впопыхах перед ним, Дагар, и хотел было уже дальше бежать, не слушая ответа, но внимательно вгляделся в озабоченное лицо Бэрина и еще раз спросил: — О чем, а?

Бэрин пожал плечами. «Смущать их моими бреднями? Зачем? Что это им даст?» — досадовал он на самого себя и залюбовался ладным, загорелым меченосцем.

— Как там жены князя, надежно укрыты? — как бы невзначай спросил Дагар, но от проницательного взора Бэрина никому еще не удавалось скрыть свою хитрость.

Бэрин прикинулся простачком и добросовестно стал перечислять:

— Руцина с Рюриковной в первом отсеке, Хетта — во втором, а Эфанда — в третьем отсеке дома.

— Пищи, воды — всего вдоволь? — пряча волнение, спросил Дагар.

— Да, — протянул Бэрин. — Я сам проследил за всем, — добродушно пояснил он и пожалел знатного военачальника.

— Ну раз ты, то я спокоен, — проговорил Дагар и зарделся.

— Раз ты спокоен, то Рюрик и подавно! — выручил его Бэрин и вида не подал, что все знает, понимает и не осуждает воина. Чего греха таить, Руцина ведь не старуха, чтобы замыкаться от мужчин, коль Рюрик любит другую. А по всем правилам бытия рарогов отвергнутая, но неизгнанная жена князя могла испросить у совета жрецов дозволения иметь наложника. Здоровье княгинь было предметом особой заботы, если они имели, детей от князя. Руцина же не нуждалась в разрешении. Она была любима!

Бэрин посмотрел на знатного меченосца с грустью и нерешительно потребовал:

— Беги к Рюрику! Он небось ждет тебя у своих хитрых стен!

— Я-то да, побегу, — пытаясь все же скрыть смущение, ответил Дагар и ласково потребовал: — А вот ты иди в дом. Не то смотри, какие бревна вой носят наверх. (В это время им пришлось посторониться и пропустить идущих с огромным бревном и железными крюками дружинников.) Не приведи бог, ударят кто за нас тогда Святовиту молиться будет? — мягко, почти ласково спросил Дагар и настойчиво напомнил: — Тебе же еще перед воинами речь держать! Иди в дом, Бэрин!

— Речь у меня будет краткой, — заверил жрец, беспокойно оглядываясь по сторонам, — а вот испытание коня я вам сегодня устрою.