Читаем без скачивания Босфорская война - Владимир Королёв

2. Независимо от него Войско Запорожское готовилось к расширению военных действий, и 1624 г. оказался необычным по «босфорской» активности казаков. Решение Мурада IV сместить крымского хана Мухаммед-Гирея III и его соправителя Шахин-Гирея отвлекло турецкий флот, чем умело воспользовались запорожцы.

3. Первый набег на Босфор 1624 г. оказался чрезвычайно мощным по числу казачьих судов и участников (в походе, возможно, участвовали и донцы) и очень успешным по результатам. Стремительному и ошеломительному разгрому подвергся обширный район — почти все селения Босфора от его черноморского устья до замков Румелихисары и Анадолухисары. Вполне вероятно, казаки действовали и в пределах самого Стамбула, в частности в его гавани.

4. Для зашиты от казаков турки были вынуждены впервые после взятия Константинополя применить византийскую цепь, перекрывавшую вход в Золотой Рог. Наспех собранная османская флотилия, формально более сильная, чем казачья, не решилась ее атаковать, в результате чего произошло «стояние» двух флотилий в проливе, которое закончилось моральной победой казаков.

5. Казачья флотилия в усиленном составе через 10 или меньше дней после первого набега возвратилась к Босфору, но ограничила свои действия его устьем — сожгла маяк и ряд селений, прилегавших к этому устью.

6. В ходе третьего казачьего набега 1624 г. нападению подверглись селения европейского побережья, примыкающего к Босфору.

7. 1624 г. явился страшным временем для Турции. Успешные босфорские набеги казаков, совершенные 9 июля, перед 20 июля и в конце сентября и сопровождавшиеся волнами небывалой паники в имперской столице, показали, что Османское государство было не в состоянии справиться с «казачьим бедствием». Эти набеги усугубили кризисное положение Турции.

Глава VI.

БОСФОРСКАЯ «ТЕХНОЛОГИЯ»

1. Оборона и наступление

Казачьи походы к анатолийскому побережью, в первую очередь на Босфор, вызывали чрезвычайную личную обеспокоенность османских султанов XVII в.

«Запорожские казаки, — пишет Ж.-Б. Шерер, — стали столь грозными для турок, что Амурат, их султан, имел обыкновение говорить, что если бы кто-нибудь вел с ним войну, то он не стал бы от этого спать менее спокойно, но что если бы на него напали запорожские казаки, то это бы его разбудило и нарушило все его планы. Поэтому император Осман и он всегда обусловливали в договорах, заключенных с Польшей, как первый пункт наивысшей важности, что казакам запретят плавание по Борисфену и Понту Эвксинскому». В украинской летописи в уста султана оказалась вложенной фраза:

«Когда окрестние панства (государства. — В.К.) на мя восстают, я на обидве уши (на оба уха. — В.К.) сплю, а о козаках мушу (принужден. — В.К.) единым ухом слухати».

С легкой же руки Ж.-Б. Шерера султанское изречение стало «кочевать» по литературе. «Частые походы, и почти всегда удачные, — читаем у М. Лезюра, — сделали их (казаков. — В.К) для оттоманской державы настоящим бичом: так, грозный Амурат II, который угрожал всей Европе, говорил, что казаки мешают ему спать». По С. Дестунису, «султан говаривал, что он спал спокойно, когда воевал с христианскими государями, но что одни казаки мешали ему спать спокойно». У Ф.Н. Глинки эта фраза выглядит так: «Если все мои соседи на меня восстают, я сплю, но когда подымутся казаки — просыпаюсь!»

Ю.А. Мыцык и А.Л. Сокульский полагают, что изречение падишаха находится в связи с казачьими набегами под Стамбул 1615 и 1624 гг., т.е. могло принадлежать либо Ахмеду I, либо Мураду IV. Первый из этих правителей, хотя и вступил на престол мальчиком, в 1615 г. был вполне взрослым, двадцатипятилетним человеком. Однако Ж.-Б. Шерер говорит о Мураде IV, что явно вытекает из упоминания одного из его предшественников Османа II и что, в общем, вполне логично: именно на время My рада, ставшего султаном в 1623 г., приходился апогей Босфорской войны казачества. М. Лезюр, очевидно, также подразумевает Мурада IV, поскольку названный историком Мурад II, занимавший трон перед взятием Константинополя, еще не мог угрожать всей Европе. У С. Дестуниса это хотя и султан «начала XVII столетия», но «Амурат IV».

Однако вряд ли речь может идти о 1624 г.: Мураду IV в этом году было, по разным данным, 12—15 лет, и до начала 1630-х гг. бразды правления находились в руках его матери. Правда, молодой султан в первой половине 1620-х гг. не мог не интересоваться «проклятыми казаками», о которых ходило много разговоров при дворе, но высочайший интерес был своеобразным (вроде разглядывания пленных казаков и снятых казачьих голов), и едва ли этому мальчику могла прийти в голову приведенная выше «умная» фраза.

Впрочем, по мере взросления Мурад, как говорят историки, обостренно впитывал знания и жадно наблюдал за ходом событий, так что впоследствии, уже после босфорского погрома 1624 г., конечно, мог высказать подобное изречение. Уже указывалось, что в 1635 г. А.С. Радзивилл специально отметил в дневнике, что казаки до того беспокоили турок, доходя под самый Стамбул, что и бывший турецкий правитель, и нынешний (Мурад IV) «безопасно в Константинополе сидеть не могли». Преемник Мурада Мехмед IV в 1654 г. поручил крымскому хану заявить русским послам, что донские казаки своими набегами на турецкие владения наносят «такие… ему обиды», каких «ни от которые земли не бывает».

Вообще говоря, знаменитое изречение вполне может иметь литературное происхождение, но даже если оно и приписано султану, то, без сомнения, с точным учетом тогдашних реалий, весьма грозных для османской столицы и падишахского двора.

Казачьи диверсии на Босфоре 1610—1620-х гг. застали Турцию почти совершенно не готовой к эффективной защите пролива, его поселений да и самого имперского города. Ссылаясь на донесения Т. Роу от 27 июня, 1 и 14 июля 1622 г., И.В. Цинкайзен справедливо замечает: «Мы узнаем отсюда, что Константинополь находился тогда в жалком состоянии обороны и едва был в состоянии успешно оказывать сопротивление дерзким нападениям казаков». Крайне невысоко оценивал британский дипломат оборону Босфора и Стамбула и в последующем.

Маяки Румелифенери и Анадолуфенери в XVII в., помимо основной своей задачи обеспечения нормального судоходства, могли выполнять только функции наблюдения и были безоружны: Е. Украинцев в 1699 г. констатировал, что «пушек при них нет». Но даже сооруженные там впоследствии замки из-за большой ширины устья пролива весьма мало соответствовали цели их возведения. Надежда турок была только на крепости Анадолухисары и Румелихисары.

Старейшей крепостью, предназначавшейся для противодействия казакам, которые приходили на Босфор, являлся замок Анадолухисары (Анадолухисар, Анатолихисар), или в переводе «Анатолийская крепость (Анатолийский замок)»[275]. Крепость первоначально называлась Гюзельхисары (Гюзельхисар) — «Прекрасной крепостью»; именовали ее и Гюзельчехисары (Гюзельчехисар) — «Красивенькой крепостью», как полагают, из-за изящества ее архитектуры.

Укрепление было возведено султаном Баезидом I Иилдырымом (Молниеносным) для наблюдения за Босфором в 1396 г. при подготовке к первой осаде Константинополя, на развалинах греческого храма Юпитера, и обновлено Мехмедом II в 1452 г.[276]. Замок размещался на азиатском берегу пролива, в устье речки Гёкдере, на прибрежных скалах мыса. Это место Босфора считалось самым узким[277], и там, по преданию, переправлялись через пролив армия персидского царя Дария, готы, печенеги, крестоносцы и турецкие войска.

Эвлия Челеби описывал Анадолухисары как очень небольшую крепость, однако имевшую в окружности 1 тыс. шагов, с воротами, открывавшимися к западу, и гарнизоном, состоявшим из 200 тимариотов[278]. У крепости имелось пять башен: средняя большая четырехугольная и по бокам четыре малые круглые. Большую называли Каракуле (Черной башней) и использовали для содержания в жестоких условиях военнопленных и политических преступников, многие из которых там и погибали. От этой башни и весь замок иногда именовали «Черным замком». В нем, как сказано в описании Османской империи 1703 г., «было… 9 пушек, ныне прибавлено 13». Они обстреливали пролив и были направлены против того места, где потом соорудили Румелихисары.

Чтобы перекрыть Босфор и тем самым блокировать Константинополь с севера, Мехмед II в 1451 г. принял решение построить вторую крепость — теперь уже на европейском берегу пролива, напротив Анадолухисары, близ местечка Асоматы, где располагались византийские тюрьмы (Башни Лета и Забвения), разрушенные по приказу османского правителя[279]. Согнанные с разных концов мастера по строительству крепостных сооружений и 5—6 тыс. работных людей под руководством великого везира Халил-паши и под личным наблюдением султана в апреле 1452 г. начали и через четыре с половиной месяца закончили сооружение крепости[280]. Византийский император Константин XI, узнав о ее строительстве, предлагал Мехмеду II мир на любых условиях, но тот требовал сдать столицу; послы Константина, протестовавшие против строительства, были обезглавлены.