Читаем без скачивания Адвокат - Джон Гришэм

– Ущерб, нанесенный кражей досье, чрезвычайно трудно выразить в денежных единицах. В конце концов, пропала пачка бумаг, не представляющих ценности ни для кого, кроме владельца. Продать их кому-то на улице невозможно. Другими словами, обвинять вас в присвоении чужой собственности я не собираюсь.

– Понимаю, ваша честь.

Однако, не будучи в том уверенным, я хотел лишь одного: пусть судья продолжает.

– Давайте исходить из предположения, что досье находится у вас, что из фирмы его вынесли именно вы. Если вы согласитесь в моем присутствии вернуть досье законному владельцу, то я склонен оценить ущерб долларов в сто. Для улаживания дела хватит двух подписей. Естественно, вам придется начисто забыть почерпнутую информацию.

– А если я не верну досье?

– В таком случае ценность его значительно возрастет, а вы предстанете перед судом по обвинению в краже со взломом. Если прокурор убедит присяжных в своей правоте и они признают вас виновным, то от меня будет зависеть только выбор меры наказания.

Суровая складка на лбу, потяжелевший взгляд подтверждали: виновный понесет заслуженную кару.

– Кроме того, вы потеряете право на занятие юридической деятельностью.

– Ясно, сэр. – Я почувствовал себя загнанным в тупик.

Откинувшись на спинку кресла, Мордехай впитывал каждое слово.

– В отличие от остальных дел, назначенных к слушанию на сегодня, в вашем ключевую роль играет фактор времени, – заявил Киснер. – Похищенная информация может стать предметом судебного разбирательства по гражданскому иску. Данный вопрос находится в ведении другого судьи. Мне бы хотелось разрешить уголовный аспект проблемы до того, как вы погрузитесь в дебри гражданского процесса. Опять-таки, повторяю, если исходить из предположения, что досье у вас.

– Каким временем мы располагаем? – поинтересовался Мордехай.

– Думаю, двух недель вам хватит для принятия решения.

Мы с Мордехаем вернулись в зал, где провели час, в течение которого ровным счетом ничего не произошло.

С группой юристов в зале появился Тим Клаузен. Нас он заметил сразу, но не подошел. Мордехай встал, как он выразился, поразмять кости и минут через пять загнал журналиста в угол, где объяснил, что здесь находятся представители «Дрейк энд Суини», которые, наверное, жаждут поделиться впечатлениями с прессой.

Клаузен устремился к последней скамье. Послышались громкие голоса. Рафтер, его подчиненный и журналист двинулись на выход, чтобы закончить спор в коридоре.

Предварительное слушание, как я и предполагал, закончилось. Киснер изложил суть предъявленных обвинений, я отказался от признания вины, подписал какие-то документы и торопливо покинул зал. Рафтера простыл и след.

– О чем вы говорили с Киснером до того, как мы вошли в кабинет? – спросил я Мордехая в машине.

– О том же, что он сказал тебе сам.

– С ним трудно иметь дело.

– Он отличный судья, много лет был адвокатом по уголовным делам. Вряд ли стоило ожидать, что он проявит сочувствие к юристу, совершившему кражу, тем более у коллеги.

– Какой срок мне грозит, если жюри признает меня виновным?

– Он не сказал. Но срок будет.

На перекрестке вспыхнул красный, за рулем, слава Богу, был я.

– Хорош защитничек! Что же делать?

– В нашем распоряжении две недели. Не нужно пороть горячку. Слишком рано.

Глава 33

В утреннем выпуске «Вашингтон пост» на первых двух полосах поместила впечатляющие статьи.

Первая статья представляла обещанное продолжение – полную трагизма историю жизни Лонти Бертон, написанную главным образом со слов бабки, хотя, помимо нее, журналисты допросили двух теток, последнего работодателя, служащую социальной сферы, бывшего учителя, а также мать и братьев, находящихся в тюрьме. С типичной для солидной газеты напористостью не стесненная в средствах «Вашингтон пост» проделала огромную работу, собрав именно те факты, которые были нам необходимы в суде.

Никогда не знавшая замужества мать родила Лонти в шестнадцать лет. Старший брат появился на свет годом раньше, младший – годом позже. Отцы у детей были разные, причем мать категорически отказывалась назвать имена. Лонти росла в неблагополучных кварталах на юго-восточной окраине столицы. Ее неугомонная мать меняла тюремные камеры как перчатки, оставляя девочку на попечение бабки или теток. В двенадцать лет Лонти бросила школу и пошла по накатанной матерью дорожке: наркотики, приятели, мелкие кражи. Девушка сменила десяток мест, где работала практически даром. Да и гнали ее оттуда – она не могла справиться даже с самым простым заданием.

Много интересного поведали полицейские архивы: в четырнадцать Лонти была арестована за кражу в магазине и предстала перед судом для несовершеннолетних. Через три месяца новый арест за появление в общественном месте в нетрезвом виде – и новый суд. То же самое через семь месяцев. Спустя два года Лонти заключают под стражу за проституцию; суд признает ее виновной, но оставляет на свободе. Очередной арест и суд за кражу из магазина плейера – ночную, со взломом, – и опять ей удается избежать тюрьмы. В восемнадцать лет у Лонти появился Онтарио, в графе свидетельства о рождении «Отец ребенка» – прочерк. Не проходит и двух месяцев, как молодую мать привлекают к суду за проституцию и вновь ограничиваются порицанием. В двадцать лет у Лонти рождаются близнецы, Алонсо и Данте; отец неизвестен. В двадцать один год – Темеко, та самая девочка, которой мы меняли подгузник.

Вдруг в беспросветном мраке жизни появляется луч надежды. После рождения Темеко Лонти идет в общину Святой Марии – дневной приют для женщин наподобие Наоми – и знакомится с социальной служащей Нелл Кейтер.

По словам мисс Кейтер, за месяц до трагической гибели Лонти твердо решила поставить крест на бесславном прошлом и начать новую жизнь. Она беспрекословно глотала противозачаточные таблетки, ходила на собрания анонимных алкоголиков и наркоманов, самоотверженно борясь с пристрастием к зелью. Она достигла поразительных успехов в учебе и мечтала о работе пусть с небольшим, но стабильным доходом, который позволил бы содержать детей.

Мисс Кейтер подыскала Лонти место в крупном овощном магазине: двадцать часов в неделю за пять долларов в час. Та прилежно, без опозданий ходила на работу.

Как-то Лонти по секрету сообщила, что сняла крошечную двухкомнатную квартирку. По долгу службы мисс Кейтер хотела взглянуть на новое обиталище подопечной, однако Лонти наотрез отказалась дать адрес. Жилье, пояснила она, незаконное – в брошенном доме. Крыша над головой, дверь с замком и туалет в коридоре будут стоить сто долларов в месяц наличными, сказала Лонти.

Записывая в блокнот имя социальной служащей, я улыбался, воображая, какое впечатление произведет ее история на членов жюри.

Перспектива потерять детей, что при жизни на улице было делом обычным, приводила Лонти в ужас. Значительная часть женщин из общины Святой Марии навсегда расстались со своими малышами; слушая их леденящие кровь воспоминания, молодая мать преисполнилась твердой решимости сохранить семью. Она стала усерднее листать учебники и овладела некоторыми навыками работы на компьютере. Однажды Лонти удалось прожить без наркотиков четыре дня кряду.

А потом последовало выселение со склада, небогатые пожитки семьи выбросили на тротуар – вслед за Лонти с детьми. Когда на следующий день Нелл Кейтер встретила подопечную, та была невменяемой. Поскольку устав общины Святой Марии запрещал появление в приюте женщин в нетрезвом состоянии или находящихся под действием наркотика, директриса указала пришедшей Лонти на дверь. С того дня мисс Кейтер семью Бертон не видела и о ее гибели узнала лишь из газеты.

Я подумал о Брэйдене Ченсе. Читает ли он, устроившись за чашкой кофе на теплой и уютной кухне, эту статью? Деловой человек Брэйден наверняка уже проснулся. Или диковинное самообладание помогает ему стабилизировать нервную систему и он безмятежно спит?

Мне очень хотелось заставить Ченса страдать, сделать так, чтобы он осознал, какие катастрофы вызвало его высокомерное презрение к правам и достоинству людей. Брэйден, ты сидел в роскошном кабинете и, с усердием перекладывая бумажки, выколачивал из состоятельных клиентов сотни долларов в час; ты, читая служебные записки подчиненных, делавших за тебя грязную работу, взвешенно принял гнусное решение о выселении, которое должен был остановить. Ведь речь шла о каких-то захватчиках, не так ли, Брэйден? О ничтожных черномазых без документов, договоров об аренде, расписок об уплате – о животных, одним словом. Так пнуть же их ногой! Любое промедление чревато срывом выгодной сделки!

Меня тянуло позвонить в виргинский особняк и спросить: ну, как себя чувствуешь, Брэйден?

Вторая статья преподнесла мне приятный сюрприз.

Журналисты разыскали приятеля Лонти – девятнадцатилетнего парня по имени Кито Спайерс, его физиономия на фотоснимке внушала страх. Кито было о чем порассказать. Прежде всего он назвал себя отцом трех младших детишек, близнецов и новорожденной девочки. Спайерс утверждал, что на протяжении последних трех лет регулярно жил с Лонти – во всяком случае, чаще, чем с другими.