Читаем без скачивания Сокол на запястье - Ольга Елисеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик был тогда напуган, растерян, едва жив, а собравшиеся вокруг всадницы наперебой требовали «добить козла»! Элак хорошо помнил, кто оставил ему жизнь и надежду со временем окончательно стать собой. Иногда он думал, что было бы, если б обещанным «первым встречным» оказался тупой пастух с горы или староста соседней деревни. Тогда юный Пан со всеми своими талантами вынужден был бы служить таким же враждебным к нему крестьянам, как и его односельчане.
Теперь Элак по крайней мере мог посмотреть мир. Бреселида была сестрой самой царицы и направлялась в столицу! Не говоря уже о том, что служить «амазонке» куда почетнее, чем получать пинки от углежогов и пахарей.
Сейчас он увивался вокруг сотни женщин. Вооруженных женщин! Ему это нравилось.
Кроме того, выбор божественным родителем Бреселиды в качестве хозяйки для будущего царя леса не мог объясняться ни случайностью, ни винными парами. Старый Пан знал, что судьба «амазонки» как-то связаны с судьбой сына: оба должны помочь друг другу достичь чего-то важного, недостижимого поодиночке.
Понять, в чем состоит эта связи и к какой цели она ведет, значило для Элака в конечном счете обрести обещанную зеленую корону и перепрыгнуть барьер, отделявший его от счастья абсолютной божественности.
А потому он охотно лез во все дыры, куда только не обращала взгляд Бреселида, и уже сейчас, на четвертый день знакомства знал о ней куда больше, чем она могла предположить. Молодой Пан чувствовал, например, что всадница неизвестно почему уверенна, будто разбойники над Цемессом, не просто очередная банда громил, а часть чего-то большего, опасного и неотвратимого, что еще не показалось целиком, но отбрасывало свою пугающую тень на обе стороны пролива. Другими частями этой головоломки были сожженный Дандарик, уничтоженный менадами Дорос, съеденный брат Уммы и угрюмый неразговорчивый Ярмес, который рассказал далеко не все, что знал о людях в горах.
* * *— Умма.
Золотое колечко света вокруг глиняной лампы-лодочки с девятью рожками становилось все уже. Масло догорало. Его никто не доливал. В чужом доме нельзя найти даже соли, гласила старая меотийская пословица. Оказавшись в брошенных хижинах рыбаков «амазонки» убедились в ее справедливости. Они и не пытались разобраться в нехитром хозяйстве прибрежных жителей. Похватали циновки и одеяла, кое-как устроились среди рваных сетей и корзин из ивовых веток.
Сон в пропахших рыбой лачугах был плохим. Многие ушли на воздух. Но и здесь с каждым порывом ветра от коптильни доносился стойкий аромат вяленой камбалы.
Бреселиду всегда выворачивало при одном виде сырой рыбы, а уж запах стоячей воды, старого рассола для бычков, в котором на жаре гнили и разлагались забытые тушки, буквально довел сотницу до исступления. Взяв плащ, она по примеру подруг отправилась на берег.
Лишь Бера, вынужденная сторожить Ярмеса, осталась сидеть в хижине и вдыхать непривычный аромат соли, тины и йода.
— Умма. — снова повелительно повторил голос в темноте. — Развяжи меня, ты же знаешь, что я вам не враг.
— Ты сбежишь. — отозвалась девушка.
— Клянусь, что нет.
— Тогда зачем тебя развязывать? — медведице казалось, что она очень сообразительна.
— Ты заснешь, а Собаки меня зарежут. — возразил Ярмес. — Я им не выгоден на суде.
Бера помялась.
— Я бы отпустила тебя. — с сомнением в голосе сказала она. — Но ты же знаешь, Бреселида приказала…
Ярмес не удержался от досадливого смешка.
— Бреселида! — передразнил он. — Я заступился за тебя, там, в стойбище, когда Собаки кинулись грызть тебя, как кость. А ты не можешь даже…
Он осекся, потому что за стеной послышался шорох. К двери в хижину явно кто-то пробирался.
— Скорее. — процедил Ярмес сквозь зубы. — Перережь веревки и мы их скрутим при попытке нового убийства.
Умма повиновалась. Она сама не знала, почему верит волку. Он вел себя странно, и где-то в глубине души медведица догадывалась, что с Ярмесом все совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. Но она почему-то не могла не слушаться его.
Бронзовым ножом девушка принялась пилить веревку на руках, и чуть только первый моток лопнул, Ярмес отобрал у нее нож, чтоб освободить ноги.
Они успели как раз во время. Приоткрытая дверь заскрипела, и в хижину широкой полосой проникла уличная темнота. Но вместо сестер-собак на пороге возникла сухонькая фигура старика.
— Ярмес, — позвал он шепотом. — Пора уходить.
Умма не успела вскрикнуть, потому что сильная деревянная ладонь зажала ей рот и нос.
— Я уже иду. — сдавленно прохрипел пленник, продолжая держать Беру в тяжелых объятьях.
Девушка несколько раз дернулась всем телом и затихла, лишившись возможности дышать. Ярмес немедленно отнял руку от ее лица и осторожно пощупал пульс на шее.
— Обморок. — удовлетворенно кивнул он. — Боялся не рассчитать.
— Лучше бы ты ее убил. — отозвался старик от двери.
— Помалкивай. — повелительно оборвал его Ярмес. Он осторожно уложил тело Уммы на пол, подсунул под голову свернутый плащ и, сотворив над девушкой знак оберега, выпрямился. — Прости меня, Бера, сестра Бера. — в его шепоте слышалась грусть, почти раскаяние. — Жаль, что так вышло. — он обернулся к старику. — Идем.
Оба, как тени выскользнули на улицу.
Ночь не была тихой: то тут, то там всхрапывали лошади, скрипел песок под ногами прогуливавшихся между домами меотянок, слышались обрывки приглушенных разговоров.
«А я его по самые уши в землю…»
«Будет знать, как таскать сено из стойла!»
«Два абола в неделю? Да это смешно!»
«Хорошая лошадь стоит…»
«А раб…»
«И вот он мне говорит: завтра тебе снесут голову, куда я с детьми денусь?»
«Ну Тиргитао, ну сука! Два абола!»
— Как ты меня нашел. — Ярмес засунул кинжал Уммы себе за пояс. — Как ты вообще попал в Цемесс?
Согнувшись, они двинулись вдоль плетневого забора к коптильне и только за ее глинобитной стеной выпрямились в полный рост. Но не успели спутники сделать и пары шагов, как им на встречу от стены отделились две фигуры. Крадучись, они шли к хижине, которую только что покинул пленный. Вероятно, гости не ожидали наткнуться на чужаков. От неожиданности женщины взвизгнули, но не успели закричать громко. Ярмес вскинул бронзовый нож и одним длинным ударом полоснул обеих по горлам. Жертвы, как подкошенные, рухнули на землю.
Даже в темноте старик заметил, что их грубые безрукавки мехом внутрь не похожи на кожаные туники меотянок.
— Это Собаки? — с удивлением прошептал он. — Зачем они…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});