Читаем без скачивания Двум смертям не бывать - Наталья Шнейдер

Кстати, о девицах. Эдгар посмотрел на принцессу. Полдня назад она была живой и веселой. Сейчас при взгляде на нее на ум приходили легенды о мраморных статуях, которым черное колдовство позволило двигаться и говорить, не одарив душой — ведь душа подвластна лишь Господу. Безукоризненно прямая спина и холодное достоинство на лице. На миг Эдгар даже пожалел, что, когда они познакомились, принцесса не была такой, как теперь. Не пришлось бы весь вечер проводить за не слишком веселыми мыслями.

Меж тем король поднялся, жестом остановил музыку. Стало тихо. Государь указал на сидевшего одним из первых Дагобера и заговорил. Речь оказалась длинной и напыщенной, впрочем, таковой ей и полагалось быть на пиру, посвященном прибытию посла союзника и будущего родича. Эдгар с тоской посмотрел на мясо: он только-только взял с поставленного на стол блюда свою долю, и на тебе. Жевать, когда монарх говорит, было бы верхом неприличия — все присутствующие сделали вид, что обратились в слух. Эдгар последовал примеру остальных, с умным видом пропуская торжественные слова мимо ушей. Будь он значительным лицом в свите герцога, он бы испугался, пожалуй, — ведь пришлось бы не только слушать, но и держать ответную речь перед всей толпой.

Король закончил говорить, и поднялся Дагобер. Эдгар мысленно застонал — ответ гостя должен быть не короче приветствия хозяина. Ученый подумал, что те, кто считает скучными богословские трактаты, должны бы непременно послушать подобное выспреннее славословие. Для того чтобы знать, что такое «скучный» на самом деле. Он даже стал опасаться, что вот-вот начнет клевать носом, но тут, на его счастье, речь закончилась.

Музыка заиграла громче, в зале появились танцоры, призванные развлекать пирующих. Эдгар от души им посочувствовал: не слишком-то приятно служить чем-то вроде добавки к закуске. Большинство гостей куда больше волновала еда, чем танцующие. Мысль о танцах повлекла за собой другую: после пира непременно давался бал. Следуя этикету, Эдгар должен был пригласить сидящую рядом даму и протанцевать с ней весь вечер. Ученый покосился на соседку. Дома женщины в таком возрасте если и являлись на балы — сопровождая дочерей, например, — в общем веселье участия не принимали, предпочитая разговоры с себе подобными. Хорошо, если бы и здесь оказалось так же. Не то чтобы ему претило провести вечер в обществе старухи. Просто он вообще не любил танцевать. Даже научившись — пришлось — и несколько раз услышав комплименты от девушек, мол, он замечательный кавалер, ученый так и не был до конца уверен, что у него все получается правильно. И вообще, что это за веселье, когда то и дело приходится думать о том, как бы не отдавить кому-нибудь ногу.

Мало-помалу на столе появились сласти. Эдгар попробовал смешанный с горным льдом мед, сделал вывод, что это считается деликатесом совершенно незаслуженно, — впрочем, он не любил сладкого — и отставил в сторону. Соседка тем временем уплетала вываренные в меду орехи.

Король снова встал — Эдгар напрягся, ожидая еще одного потока пустословия. Обошлось: появившийся распорядитель объявил, что пришло время танцев. Ученый поднялся, предложил руку даме.

— Благодарю, — произнесла та, опираясь. — Проводи до зала, а приглашать не надо. В мои лета не танцуют.

Эдгар облегченно вздохнул: одной заботой меньше. Осталось только проторчать у стены до тех пор, пока не уйдет король: покидать бал раньше государя считалось неприличным. И можно будет с чистой совестью вернуться к себе и лечь спать. Признаться, прошедший день порядком утомил, несмотря на то что вроде бы ничего и не делал. Что ж, на пиру он не натворил ничего непоправимого, теперь нужно лишь пережить бал.

На счастье Эдгара, на балу он оказался предоставлен сам себе. На чужеземца косились — и только. Никто не будет разговаривать с человеком, который не представлен, а представить его было некому. Дагобер смог бы, если б захотел, но ученый готов был биться об заклад, что, как только они оказались за воротами дворца, маркиз забыл о его существовании. Оно и к лучшему. Вести пустые светские разговоры Эдгар научился — спасибо брату, буквально насильно таскавшему его с приема на прием. Но получать удовольствие от никчемной болтовни он так и не мог и искренне не понимал, что за радость в этом находят другие. То ли дело ученая беседа, а еще лучше — диспут, в котором приходится до предела напрягать ум. Эдгар мимолетно пожалел, что рядом нет брата — с ним было хорошо говорить и еще лучше молчать. Впрочем, нет, сейчас бы Рамон бросился танцевать, да еще и его с собой потащил. Эдгар настолько живо представил себе это, что ничуть не удивился, почувствовав, как на запястье сжались чужие пальцы и повлекли куда-то в сторону.

Ученый встряхнулся, приходя в себя, огляделся. Зал кружился в некоем подобии рондо, только цепь держащихся за руки людей не замкнулась в круг, а вилась по залу бесконечной змеей, вовлекая в движение все новых и новых танцующих. А самого Эдгара держала за руку рыжеволосая девушка. Он и охнуть не успел, когда еще одна незнакомая девица, решившая присоединиться к процессии, ухватила за другое запястье. Первой мыслью было вырваться и сбежать — но покидать танец после его начала опять же не позволяли приличия. Издевательство, право слово, — хватать незнакомых мужчин и в буквальном смысле тащить плясать можно, а удрать из танца, пока он не закончится, — нельзя. Опять же, винить кроме себя некого — не надо было ворон считать. Почему-то снова вспомнился брат. Как-то раз, покидая бал под руку с девицей, Рамон сказал — мол, бывают обстоятельства, когда мужчине остается только смириться с происходящим. И засмеялся. Признаться, подобное веселое разгильдяйство каждый раз изумляло до невозможности — вместо того чтобы заботиться о душе, брат летел по жизни, точно наделенный бессмертием. Но в то же время его желание поймать за хвост ускользающий миг было таким понятным — и таким заразительным, даже сейчас, под патиной воспоминаний.

Эдгар тряхнул головой. В конце концов, на балы ходят показать себя — дабы свет не забыл, что есть такая персона, — и повеселиться. В первом нет нужды: он не светский человек и никогда им не будет, хотя бы в силу происхождения. Что до «повеселиться» — а почему, собственно, нет? Ну и что с того, что всех присутствующих здесь учили танцевать едва ли не с рождения, а сам он занялся этой хитрой наукой, только когда настоял учитель фехтования — мол, нет способа лучше для того, чтобы в совершенстве овладеть телом. Велика премудрость, в конце-то концов. На ноги он не наступит, пусть не надеются — спроси его, кто будет надеяться и почему, Эдгар вряд ли ответил бы. Он поймал взгляд рыженькой, улыбнулся в ответ. В конце концов, на балу нужно веселиться, и он будет веселиться, и пропади все оно пропадом!