Читаем без скачивания Шляхта и мы - Станислав Куняев

В своей книге «Шляхта и мы» я уже изображал картину нашего многовекового противостояния и с Польшей, и с Западом, за что слышал в ответ от авторов «Новой Польши» одни и те же аргументы: «сталинист», «антисемит», «шовинист», но я ведь не одинок в такого рода трактовке российско-польских отношений. Есть у шляхты культовая фигура писателя, перед которым они преклоняются, которого почитают, почти все сочинения которого переведены на польский язык, в том числе и Ежи Помяновским. Недавней кончине этого классика XX века был посвящен чуть ли не целый номер «Новой Польши». Речь идет об Александре Солженицыне. «То, что он сделал – это эпохально», – восклицает на страницах своего журнала Помяновский. А его заместитель Минцер обращается к автору «Архипелага» как к высшему авторитету в споре с идеологией «Нашего современника»:

«Я хотел бы процитировать мнение Александра Исаевича Солженицына на тему «совместного польско-российского продвижения к правде» («НП», № 10, 2008).

Я тоже хотел бы процитировать некоторые суждения любимца шляхетской «образованщины» о «польско-российском продвижении к правде» из статьи классика «Раскаяние и самоограничение», написанной на Западе в 1973 году. К сожалению, я не был знаком с этой работой Солженицына, когда писал свою книгу «Шляхта и мы», в которой почти все мои основные мысли «сталиниста» так или иначе удивительным образом совпали с выводами антисоветчика Солженицына о «споре славян между собою». Итак, цитирую историка Солженицына:

«…Подобно тому, как одни люди легче раскрываются раскаянию, а другие сопротивительно и даже вовсе ни на щелочку, – так, мне кажется, и нации есть, более и менее склонные к раскаянию.

В предыдущие века расцветная, сильная, самоуверенная Польша не короче по времени и не слабее завоевывала и угнетала нас. XIV–XVI века – Галицкую Русь, Подолию. В 1569 по Люблинской унии присоединение Подлясья, Волыни, Украины. В XVI – поход на Русь Стефана Батория, осада Пскова, разбойство в Средней Руси – до Углича и дальше, сколько разорено церквей, монастырей, уничтожено икон. В начале XVII – войны Сигизмунда III, два самозванца на русский престол, захват Смоленска, временный захват Москвы; поход Владислава IV. В тот миг поляки едва не лишили нас национальной независимости, глубина той опасности была для нас не слабей татарского нашествия, ибо поляки посягали и на православие. И у себя внутри систематически подавляли его, вгоняли в унию. В середине XVII – подавление Богдана Хмельницкого, и даже в середине XVIII – подавление крестьянского восстания под Уманью.

И что ж, прокатилась ли волна сожаления в польском образованном обществе, волна раскаяния в польской литературе? Никогда никакой. Даже ариане, настроенные против всяких войн вообще, ничего особо не высказали о покорении Украины и Белоруссии. В наше Смутное Время восточная экспансия Польши воспринималась польским обществом как нормальная и даже похвальная политика. Поляки представлялись сами себе – избранным божьим народом, бастионом христианства, с задачею распространить подлинное христианство на «полуязычников»-православных, на дикую Московию, и быть носителями университетской ренессансной культуры. И когда во 2-й половине XVIII века Польша испытывала упадок, затем и после разделов ее, публично высказывались о прошлом размышления, сожаления, они носили характер государственно-политический, но никак не этический».

А сколько я натерпелся оскорблений и высокомерных язвительных характеристик от польских историков, когда пытался доказать им, что в 1939 году по пресловутому «пакту Молотова – Риббентропа» мы не захватили ни одной пяди исконной польской земли, а вернули себе лишь те украинские и белорусские земли, которые поляки в 1920 году отхватили у обессиленной от Гражданской войны России. Нынешние историки «Новой Польши» с демагогическим иезуитством замазывают суть и причины польско-советской войны 1919—20 годов.

«Разгорается война 1919–1920 года с большевицкой Россией, грозящей возрожденной Польше и советизацией и новым разделом» – это версия историка А. Новака («НП», 2002, № 12).

А Ежи Помяновский смотрит на события 1920 года – как гуманист европейского масштаба: «Каждый волен так или иначе оценивать киевский поход Юзефа Пилсудского. На мой взгляд, это была попытка вернуть Европу в истерзанные края» («НП», № 5, 2005).

Как это ни жестоко, но придется мне познакомить этих якобы историков с оценкой тех же событий, изложенной их антисоветским кумиром Солженицыным:

«Больше столетия испытав горечь разделенного состояния, вот Польша получает по Версальскому миру независимость и немалую территорию (опять за счет Украины и Белоруссии). Каковы ж первые внешние действия ее? Пилсудский <…> ловит момент создать «Великую Польшу от моря до моря». Но для этого он не только не выступает против большевиков, а выжидает ослабления России от Гражданской войны. Осенью 1919, в момент наибольших успехов Деникина, Пилсудский ведет тайные переговоры с большевиками через Мархлевского, гарантирует им свое невмешательство и тем разрешает снять крупные красные силы с белорусского направления на битву под Орлом. Весной 1920, когда Деникин разбит и ждать не остается, – Польша энергично нападает на Советскую Россию, берет Киев, с целью затем выйти к Черному морю. У нас в школах учат (чтобы было страшней), что это был «Третий поход Антанты» и что Польша координировалась с белыми генералами, дабы восстановить царизм. Вздор, это было самостоятельное действие Польши, переждавшей разгром всех главных белых сил, чтобы не быть с ними в невольном (и обязывающем) союзе, а самостоятельно грабить и кромсать Россию в ее наиболее истерзанный момент. Эта цель Польше не вполне удалась. В августе 1920, при начавшемся крупном наступлении Врангеля, Польша, напротив, вступает в мирные переговоры с большевиками (и берет с Советов контрибуции). Следующее внешнее действие ее, 1921 года: беззаконное отобрание Вильнюса со всею областью от слабой Литвы. И никакая Лига Наций, никакие призывы и усовещания не подействовали: так и продержала Польша захваченный кусок до самых дней своего падения. Кто помнит ее национальное раскаяние в связи с этим? На украинских и белорусских землях, захваченных по договору 1921 года, велась неуклонная полонизация, по-польски звучали даже православные церковные проповеди и преподавание закона Божьего. И в пресловутом 1937 году (!) в Польше рушили православные церкви (более ста, средь них – и Варшавский собор), арестовывали священников и прихожан.

И как же над этим всем подняться нам, если не взаимным раскаянием?..»

Хочу утешить польских историков тем, что Солженицын поддерживал польскую версию о Катынском расстреле. Но одновременно он побуждал шляхту покаяться перед Россией за все волны колониальной агрессии, которые накатывались на Россию со стороны Польши, за борьбу шляхты с православием, за угнетение украинцев и белорусов, за безумную попытку построить в 1920 г. Речь Посполиту «от моря до моря», увенчавшуюся истреблением нескольких десятков тысяч русских военнопленных в концлагерях Польши…

Ни в одном из европейских языков нет понятия «войны» как «нашествия». Только в русском. Сколько в этих европейских «шестернях» погибло десятков миллионов русских мужиков, одетых в военную форму, сколько было стерто с лица земли миллионов мирного населения – один Бог знает…

Вот о чем надо подумать профессорам-историкам «Новой Польши», когда они льют крокодиловы слезы над «шестернями» истории (изготовленными на заводах всей Европы) по поводу страданий русского народа. Оплакивайте лучше неудачные попытки своих предков и европейских союзников, не сумевших сделать Россию колонией Европы. По крайней мере, такие слезы будут честными. И не рассуждайте о русской истории с расистским высокомерием еще одного «новопольского» профессора истории Януша Тазбира: «Русские считались варварами, отрицалось даже, что православные – это христиане, <…> на русских смотрели очень даже «сверху вниз» и относились к ним с пренебрежением» («НП», № 12, 2008).

Разве это не истоки русофобии, о которых с таким научным удовлетворением размышляет пан профессор? Чтоб убедить читателя в своей русофобской правоте, он вытаскивает из глубин памяти отвратительные исторические анекдоты и с садистским наслаждением излагает их:

«Если в России (вплоть до времен Екатерины II) происходила публичная казнь, то палач мог в любую минуту подобрать себе помощника из толпы, собравшейся поглядеть, и тот не мог отказаться. <…> однажды кто-то хотел отказаться, и Иван Грозный заметил это. Тогда он повелел, чтобы человек, не желавший участвовать в казни, отрезал у приговоренного гениталии и сам их съел» («НП», № 12, 2008.).

Вы скажете, что эти глумливые выдумки о России, как о варварской стране, относятся к XVIII веку, и ошибетесь, поскольку отношение шляхты к нам и сегодня остается «средневековым». Когда в 2007 году в польской прессе обсуждался проект строительства Северного газопровода, журналистская шляхта в хвост и в гриву честила президента Путина, который «как Петр I старается присоединить дикую страну к Европе» («НП», № 5, 2007).