Читаем без скачивания Коко Шанель - Анри Гидель

А костюм Прекрасной Купальщицы – Лидии Соколовой – был так элегантен, что и доныне экспонируется в Музее Виктории и Альберта в Лондоне.

Среди танцовщиков Габриель обратила внимание на талант молодого красавца девятнадцати лет, с удивительным телом и очевидными дарованиями. Он приехал прямо из Киева и звался Серж Лифарь. Коко обратила на него внимание Дягилева, став юному исполнителю «крестной матерью»; ну а блистательная карьера Лифаря хорошо известна. До самой смерти Коко они останутся верными друзьями.

Итак, 13 июня 1924 года на одной из самых элегантных сцен Парижа, в театре «Шанз-Элизе», состоялась премьера «Голубого экспресса». Спектакль возымел большой успех – на него толпами повалили художники, аристократы, крупная буржуазия из Франции, Англии и Италии. Еще до начала спектакля раздавались восторженные возгласы в адрес занавеса Пикассо, заглушая музыку фанфар, написанную специально по сему случаю Жоржем Ориком. В зале толпились лучшие клиенты Габриель, о чем свидетельствует светская хроника парижской прессы тех дней, – там побывали почти все баронессы Ротшильд, начиная с той самой Анри, которая отказалась делать заказы у Пуаре, предпочтя Коко, но также и весь Фобур-Сен-Жермен с его клиентурой, словно сошедшей со страниц романов Пруста – обретшие плоть и кровь Германты, Норпуа и Шарлю; меценатки из Англии и США, как, например, Нэнси Кьюнард или княгиня де Полиньяк, урожденная Зингер, не считая русских графинь, уцелевших от массового истребления и нашедших работу у Шанель, благородные испанки – клиентки дома в Биаррице… И даже мосье из Руалье (читай – Мулена), помнившие ее по тому периоду, который она сама была бы рада забыть навсегда…

Когда в 1926 году Кокто показал в Театре искусств[44] на бульваре Батиньоль своего «Орфея», он снова обратился к Шанель за костюмами для своих персонажей, как, например, актрисы редкостной красоты, выступавшей в роли Смерти. Три года спустя, в 1929-м, она будет одевать артистов спектакля «Аполлон Мусагет», в создании которого принимали участие также Дягилев, Стравинский и Баланчин, а в 1937-м – артистов спектакля «Рыцари Круглого стола», для которого она создала, помимо прочих, костюм Жана Маре из парчовой ткани – золото с белым, – такой же, как материал для папских риз! Забавное совпадение – панталоны актеру расписывал молодой стилист по имени Кристиан Диор! Но из всех пьес, в которых участвовала в качестве костюмера Коко Шанель, более всего толков вызвал предшественник «Рыцарей Круглого стола» – «Царь Эдип» по пьесе Софокла. Как одеть 23-летнего Жана Маре, назначенного на главную роль?

Мнение Кокто было непоколебимо: артист столь красив, что скрывать его красоту от публики было бы непростительным. По согласованию с Кокто, Габриель решила подчеркнуть скульптурную пластику молодого артиста, выпустив его на сцену почти нагим – только отдельные полосы из белой ткани скрывали его торс.

По сему поводу пресса разделилась на два лагеря. В одном метали громы и молнии по поводу такого бесстыдства, в другом – находили остроумной и изобретательной идею Габриель, которая так блистательно одела – или, если хотите, раздела – красавца-актера.

Означает ли это, что отношения между Кокто и Габриель навсегда останутся безоблачными? Во всяком случае, надолго, тем более что в этом сотрудничестве у каждой стороны был свой расчет. Конечно, никакой материальной выгоды Коко от этого не получала, более того, сама оплачивала изготовление костюмов и покупку дорогостоящих тканей. Но участие в создании шедевров, о которых потом говорил весь светский, интеллектуальный и артистический Париж, возносило ее на такую высоту в обществе, на которую не смел бы претендовать никто из ее коллег.

Кстати, имеются бесспорные доказательства ее вполне бескорыстной дружбы с Кокто. Она дважды устраивала ему бесконечные курсы лечения, в которых так нуждался его отравленный опиумом организм: случалось, что в иные периоды своей жизни он выкуривал в день до 60 трубок сего зловещего зелья, что совершенно парализовало его творческие силы. А оплачивать из своего кармана эти безумно дорогие курсы у него не было возможности. Когда же в 1937 году Кокто поселился на рю Камбон в отеле «Кастилия» и обедал там в ресторане, Габриель инструктировала метрдотелей «не докучать Кокто счетами», а отсылать прямо к ней в бухгалтерию. Если она находила поэта угнетенным, то устраивала ему двух-трехнедельный отдых в отеле «Ритц»: нужна же поэту разрядка!

При этом Габриель, достигшую громкой славы, возмущала почти полная безвестность, окружавшая боготворимого ею Реверди. Реверди же, со своей стороны, презирал Жана Кокто… Добавим к вышесказанному, что, хоть ей и доставляло радость вручить чек нуждающемуся другу, она терпеть не могла, чтобы у нее клянчили деньги. Уступка выглядела бы в ее глазах не актом щедрости, а актом слабости. Так, в 1938 году Кокто столкнулся с тем, что директора театров один за другим отвергали его детище – пьесу «Ужасные родители». Будь у него свободных 32 тысячи франков,[45] он мог бы снять Театр Эдуарда VII и поставить там свою новую пьесу, но этих денег у него не было. Бедняга угрожал наложить на себя руки, как в свое время поступил его отец. Видя своего друга в таком ужасном состоянии, Жан Маре без его ведома позвонил среди глубокой ночи Коко и объяснил ей ситуацию. Та была в негодовании – она ведь не баклуши бьет, она работает! Встает чуть свет. И ее еще смеют будить среди ночи и требовать денег! Нет, нет и нет! Об этом не может быть и речи. По счастью, директор театра «Амбассадор» Роже Капгра и его подруга – комедийная актриса Алиса Косеа согласились поставить пьесу. О том, какой она обрела успех, достаточно известно.

Кстати, Габриель терпеть не могла, когда злоупотребляли ее щедростью. В 1928 году она устроила Кокто курс лечения в роскошной клинике в Сен-Клу. Курс начался 16 декабря. И что же, поэт застрял там на целых три месяца! При этом он был вовсе не таким больным, как притворялся: он даже смотался в Париж, чтобы прочитать перед французским обществом свою пьесу «Человеческий голос» (которая впоследствии выдержит большее число представлений из всего его репертуара). После этого он как ни в чем не бывало вернулся в Сен-Клу, будто собирался провести там остаток дней своих. Когда Коко, вернувшись из путешествия, заглянула в Сен-Клу проведать своего протеже, то нашла его в превосходном настроении. Зато нетрудно представить себе, каковы были ее чувства, когда ей вручили счет за клинику – он был колоссален! А Жан к тому же жил на широкую ногу, принимал многочисленных гостей – тут и его тогдашний любовник Дебор, и Жуандо, и Кристиан Берар, и Андре Жид – и одновременно успешно работал над новым сочинением! Он был вполне здоров!