Читаем без скачивания Последние Горбатовы - Всеволод Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зацепина судьба тоже не побаловала, и он оказался на склоне жизни в положении довольно странном и неожиданном. Он вышел в отставку из военной службы почти одновременно с князем, был, как и он, вдовец, прокутил и проиграл свое состояние. У него была единственная дочь, которая, по счастью, удачно вышла замуж и жила теперь, уже несколько лет, в Симбирской губернии, где ее муж занимал довольно видное служебное положение.
Дочь и зять предложили было Никанору Петровичу поселиться у них, но он наотрез отказался, объявив, что теперь провинциальный город — «не его сфера», что он непременно должен жить в Петербурге. В сущности, зять был этим даже доволен и стал высылать Зацепину небольшое содержание.
Никанор Петрович, получая эти деньги и извещая дочь в их получении, неизменно прибавлял: «Надеюсь, недолго же буду вам в тягость. Через месяц-другой моя новая драма (или там комедия, поэма или повесть) будет напечатана, и я заживу припеваючи, достигнув должного как и в смысле морального удовлетворения, так и с пункта зрения финансов».
А пока «пункт зрения финансов» не выяснился он жил в двух этих маленьких комнатках у «гадалки на гуще» и платил ей за полный пансион, то есть квартиру, обед и даже «фрыштык» — сорок рублей в месяц…
Каким образом из лихого офицера, думавшего только о грязных шутках и попойках, он превратился в «писателя» — это был вопрос, над которым он никогда не задумывался. Он просто в тот год, когда от его состояния уже совсем ничего не осталось, а дочь вышла замуж, взял да и «сделался» писателем. В один прекрасный день его как бы осенило — он вдруг убедился, что до сих пор, не исполнял своего истинного призвания, что он создан для того именно, чтобы писать во всевозможных родах литературы.
С каждым днем это убеждение в нем крепло, и теперь, вот уже лет шесть, живя на Песках, он только и делал, что писал и ходил по редакциям всех петербургских газет и журналов.
Он писал все: лирические стихотворения, поэмы, идиллии, драмы в стихах и прозе, водевили, повести и даже написал большой роман в четырех частях под заглавием «Перепелки».
Когда его домохозяйка, бывшая его постоянной слушательницей, спрашивала:
— Да где же тут, батюшка, перепелки-то?
Он с сожалением на нее взглядывал и отвечал:
— Как вы несообразительны, Матрена Ильинишна!.. Конечно, никаких перепелок птиц нет, не может быть… это иносказательно!
Матрена Ильинишна замолкала, да и хорошо делала, так как он сам не знал, что именно, какую «иносказательность» хотел высказать этим странным заглавием «Перепелки». Просто оно ему нравилось, он находил, что оно непременно должно произвести фурор.
Каковы были его писания — довольно трудно себе представить, ибо кроме Матрены Ильинишны никто с ними не был знаком. Редакторы газет и журналов, к которым он отправлялся со своими манускриптами, обыкновенно, взглянув на первую страницу, натыкались на такую смелость в оборотах речи и на такие неожиданные нововведения в правила орфографии, что сейчас же и бросали тетрадь, иногда даже с не особенно лестным эпитетом по адресу отсутствовавшего автора.
Впрочем, нашелся один веселый редактор, в свободную минуту прочитавший его небольшую повесть, носившую заглавие «Мартышкины очки». Он хохотал до упаду и даже пожелал познакомиться с автором. Когда Никанор Петрович пришел в редакцию за ответом, этот редактор принял его до крайности любезно, извинился, что не может напечатать повести, так как она не подходит к направлению журнала, и посоветовал ему обратиться в другую редакцию, уверяя, что там напечатают непременно.
Целых полчаса редактор был очень доволен своим посетителем; но Никанор Петрович испортил это настроение, он не уходил и принялся упорно доказывать, что его «Мартышкины очки» именно «подходят» к направлению этого журнала, ибо «либеральны, хотя и без патриотизма».
— Да вы извольте в смысл вникнуть! — объяснял он. — Тут у меня, можно сказать, в каждой строчке есть свой особенный, потаенный смысл… и в этом, смею вас уверить, и заключаются особые достоинства «Мартышкиных очков». Ведь вот вещь небольшая! А сколько трудов мне стоил этот тайный смысл… Это, я вам скажу-с, работа!..
Редактор, сердясь на самого себя, пробовал от него отделаться, не изменяя любезного тона; но, наконец, так озлился, что почти его вытолкал.
— Ну как это таких людей одних по улице пускают?! Ведь это из желтого дома! Совсем, как есть, настоящий сумасшедший! — говорил он своим сотрудникам.
Но он увлекался: Никанора Петровича никак нельзя было посадить в желтый дом и лечить его было незачем. Он был самый скромный и мирный человек и, пока дело не касалось каких-нибудь «Мартышкиных очков» или «Перепелок», в нем нельзя было заметить никаких признаков умопомешательства.
Несмотря на шестилетнюю неудачу, Никанор Петрович не падал духом, не терял терпения и твердо верил, что рано или поздно добьется своего, что «Перепелки» будут напечатаны, произведут фурор, и их тайный смысл окажется для всех явным…
Приходу князя Зацепин очевидно обрадовался, несмотря на то, что тот прервал его занятие.
— Редкий гость! — говорил он. — Садись, князь, что нового? Как дела?
— Об деле вот и пришел поговорить, дружище!
— К твоим услугам! А я вот, братец, новую комедию оканчиваю, сенсационное заглавие: «Зарезали!», в трех действиях и пяти картинах. Это уж непременно возьмут и одобрят в театральном комитете… А что это такое будет при первом представлении! Вот увидишь!.. Да постой-ка, дай я прочту тебе, посмотрим, как это тебе покажется…
Он уже было направился к столу, но князь остановил его.
— В другой раз, дружище, когда кончишь, терпеть я не могу слушать вещи без конца… А теперь я по делу… дело спешное, к тебе за помощью как к старому другу… Да, брат Зацепин, стариной тряхнуть надо. Помнишь, как мы, бывало, с тобою разные экстренные дела обделывали? Или уж ты совсем в писачку превратился и весь прежний огонек потух и вышел?..
Но у Никанора Петровича в его изумленном и прислушивающемся лице что-то дрогнуло, — князь затронул старые воспоминания.
— Что такое?! — живо сказал он. — Писание мое ничему не мешает. Если что живое, интересное, и если тебе, дружище, нужна моя помощь, я в грязь лицом не ударю.
— Ну, так слушай!
Князь поднялся, подошел к двери, заглянул в нее, убедился, что гадалки нет, что его никто не подслушивает.
— Mais avant tout, mon cher, ta parole d'honneur… [64] офицерское слово, чтобы это между нами?!
— Можешь говорить и без таких предисловий, не первый год мы друзья с тобою! — даже несколько обиженно заметил Зацепин.
— Оттого и пришел к тебе, что только тебе одному и верю! — сказал князь. — Слушай: княжну мою, Леночку, замуж выдать хочу.
— Дело хорошее! — отозвался приятель.
— Да не в том, а вот, видишь ли, свадьбу надо так устроить, чтобы все шито и крыто. Свадьба-то у нас должна быть с увозом…
Зацепин взглянул изумленно.
— Зачем же ее увозить, когда ты сам желаешь этой свадьбы? Я что-то не понимаю?
— Не ее увозить — жениха мы должны увозить… вот что…
Зацепин раскрыл свой беззубый рот и весь превратился во внимание. Он совсем забыл о своей комедии «Зарезали!», в нем заговорили только старые струны, он почуял нечто необыкновенное, одну из прежних легендарных выдумок князя.
Тот мало-помалу объяснил ему, в чем дело. Зацепин задумался.
— А ты это наверно знаешь, — наконец сказал он, — что жених твой пользуется всеми правами?
— За кого ты меня почитаешь? Что ж, уголовщину, что ли, я сам себе на шею навяжу?
— Да… ну, в таком случае, отлично! С чего же начать?
— А с того, что надо найти священника, который бы обвенчал без всяких препятствий. Все нужные документы будут налицо, так что и священнику нечего бояться. Но, конечно, так как мы очень спешим, то дело должно быть без всяких проволочек. Есть у тебя такой священник знакомый?
Зацепин подумал.
— Есть! — вдруг радостно сказал он. — Отец Семен от Воскресенья. Это и глушь такая, почище нашей песковской, да и попик — человек либеральный… Сдерет изрядно, но и венчает без всякого праздного любопытства. Я сегодня же к нему отправлюсь и все устрою.
— Вот и спасибо, голубчик!
— Да не за что, тут ничего нет трудного.
— А еще, чтобы ты был свидетелем и другого свидетеля подыскал подходящего. Без тебя я обойтись никак не могу, ты будешь нужен каждый час и каждую минуту.
— Весь к твоим услугам, весь! — весело заговорил Зацепин. — Как и в прежние годы, так и теперь. Ну, поздравляю, дружище, поздравляю… Это ты хорошо придумал… За что, в самом деле, такая богатая родня да воспользуется его состоянием, пусть лучше княжна твоя им пользуется… И ты говоришь — злые они люди, мучают, изводят молодого человека?
— Да уж так, братец, что со стороны смотреть жалко! — со вздохом отвечал князь. — Вот они каковы, почтенные наши знатные семейства! Эх, да что только делается там?