Читаем без скачивания Девушки, согласные на все - Маша Царева

– А этот гель одноразовый? – спросила Марина.

– Да нет же, почему? Потом собираешь обратно в тюбик и в холодильник ставишь. Ничего с ним не случится. Ну вот, готово! Шик!

Марина повернулась лицом к Филиппу – тот только рот раскрыл от изумления. У Марата было такое же глупое выражение лица. Наверное, именно так выглядели американские аборигены, приметившие на горизонте каравеллу Колумба.

Метаморфоза, произошедшая за считаные минуты с Марининым телом, казалась волшебством. Только что перед ними стояла несчастная женщина с фигурой неоформившейся малолетки – и вот теперь у этой самой дамы выросла аппетитная, сочная, тяжелая грудь!

Едва оправившись от шока, Филипп подошел поближе.

– Это же… это же просто чудо!

– Чудо! – повторил за ним Марат.

Силиконовые лоскуты словно приросли к ее телу – даже вблизи было невозможно понять, что бюст накладной.

– Это то, что надо! – Марат осторожно провел пальцем по ее соску. – Невероятно – все как настоящее! Марина, ты секс-бомба!

А Марина… Марина вдруг расплакалась.

– Что случилось? – перепугалась стилистка. – Давит? Жмет?

– Я хочу купить это, – всхлипнула Керн. – Я готова заплатить любые деньги. Тысячу долларов… две!

– Да я в принципе и подарить могла бы, – растерялась девушка. – Только не будете же вы ее постоянно носить. Это как-то… Как-то нечестно.

– Буду! – заверила Марина. Глаза ее при этом фанатично горели. – Нечестно, говоришь? А честно, что все женщины как женщины, а я… Эх, да что там говорить.

– Это же просто карнавальная шутка! Понимаете, она не слишком плотно держится. Если вы, скажем, будете танцевать, она вообще отвалится.

– Значит, я никогда больше не буду танцевать.

– Но если вас кто-нибудь… если кто-нибудь ее сожмет посильнее, она тоже может отвалиться.

Филипп передернулся, живо представив себе эту картинку. А бестактный Марат воскликнул:

– Я бы точно импотентом на всю жизнь остался, если бы со мной такое произошло!

Марина же словно не слышала никого. Она выглядела как человек, который вдруг понял, что находится на расстоянии вытянутой руки от своей самой-самой заветной мечты.

– Мне тридцать два… Моя жизнь почти сломана. Вокруг так много наглых и красивых. Для них-то все двери открыты настежь. А я? У меня ни разу не было серьезных отношений с мужчиной. Только койка. А утром – гуд-бай, май лав, гуд-бай…

«Зачем она говорит все это? – недоумевал Филипп. – Столько свидетелей. Я промолчу, а Марат уж точно всем расскажет о том, как распиналась разнесчастная Марина. Да и девочка-стилистка, сто процентов, будет сплетничать – ведь это поднимет ее авторитет в глазах окружающих».

– Конечно-конечно, – прошептала стилистка, – берите. Нет, денег не надо, пусть это будет подарок. Только вы все-таки… поаккуратнее, ладно?

– Главное, что теперь у нас получится удачный снимок, – заключил Филипп.

– Не просто удачный, а гениальный, черт побери, снимок! – весело поправил его разволновавшийся Марат. – Самый лучший снимок, можешь мне поверить. Ты посмотри на нее, это же Памела Андерсон! Настоящая Памела Андерсон, мать ее!

Вернувшись в Москву, Филипп не удержался – рассказал обо всем Марьяне. Та рассмеялась – оказывается, она была знакома с Мариной Керн.

– С ума сойти, никогда бы не подумала, что у этой особы могут быть такие проблемы! Она держится, как Мэрилин Монро.

– Надеюсь, ты не собираешься об этом сплетничать? Я тебе по секрету доложил.

– За кого ты меня принимаешь? – обиделась она. – С кем мне сплетничать? Я ни с кем, кроме тебя, не общаюсь. Ты же знаешь.

– Н-да, затворница ты моя… – Он протянул руку, чтобы погладить ее по голове, но Марьяна капризно отстранилась – она не любила, когда он намекал на ее положение.

– Тебе легко говорить…

– Ничего, недолго терпеть осталось. Календарь почти готов. Скоро ты станешь знаменитой и сможешь перебраться ко мне.

Она недоверчиво на него посмотрела.

– Что? Ты о чем?

– О том, что пора показать супругу кукиш. И мы с тобой сможем себе позволить это сделать… Я тебе не говорил: скоро я получу много денег…

– Откуда это? – насмешливо прищурилась она.

– Секрет.

– Врешь!

– Сама увидишь. Не просто много денег, а очень много денег. Тогда ты бросишь своего Гогу?

– Я его и раньше брошу! – глухо рассмеялась Марьяна. – Как только выйдет календарь. Надоело мне все, понимаешь? Я боюсь за себя, боюсь, что в один прекрасный день не выдержу. Устрою истерику, когда он в очередной раз расстегнет штаны. Ох, у него даже спина волосатая, представляешь?

– Крепись, – погладил ее руку Филипп, – меньше месяца осталось до презентации. А потом… Нет, я не могу об этом тебе рассказывать. Но все будет так, как ты хочешь. Гарантирую.

Презентация календаря проходила в Русском зале отеля «Метрополь». «Плейхаус» не поскупился на фуршет экстра-класса: украшающие длинный стол блюда словно были взяты из свадебного меню какой-нибудь голливудской суперзвезды. Нежнейшие блинчики с черной икрой, тающие во рту пирожки, экзотические салаты, изысканные французские сыры… Специально для мероприятия Филипп приобрел черный атласный смокинг и лаковые вечерние ботинки от «Гуччи».

Волосы он намазал воском и зачесал назад и в целом чем-то напоминал пижона из черно-белого довоенного фильма.

Сам не зная почему, Меднов волновался как никогда в жизни – гораздо больше, чем на вступительных экзаменах во ВГИК, больше, чем во время слежки за Азией, больше, чем когда они с Марьяной убегали от назойливых папарацци. Этот вечер должен был изменить его жизнь.

Завтра все будет по-другому. Во-первых, он получит обещанный гонорар за календарь. Денег не так много, особенно по меркам привыкшей к роскоши Марьяны, но на первое время им хватит. А потом он продаст наконец свой шедевр, свою самую лучшую работу – порнофильм с участием Евы. Отчего-то Филипп не сомневался, что картину ждет всемирный успех. Съемки были закончены. Оставалось смонтировать фильм и подобрать подходящую музыку.

Марьяна объявит Вахновскому о разводе. Она не знает еще, что Филипп обо всем позаботился заранее: тайком от нее он снял роскошную пятикомнатную квартиру в самом сердце Москвы, в Камергерском переулке. Пока они будут жить там, а потом он, разумеется, купит небольшой уютный домик где-нибудь в Серебряном Бору. И еще один – на морском берегу, в Испании или на Кипре.

У того, заморского домика – Филипп это точно знал – будут белые мраморные стены. Он будет стоять обособленно, вдали от курортов и городов, прямо на берегу. А к морю будет вести лестница – тоже белая, с резными перилами, как в Пушкинском музее…

Вся Москва собралась на презентации. Филипп находился в зале всего несколько минут, а у него уже скулы свело от бесконечных улыбок.

– О чем мечтаем? – Кто-то довольно резко толкнул его в плечо. Филипп вздрогнул от неожиданности – белоснежный домик, его маленький обетованный рай, исчез, а вместо залитого солнцем пляжа он увидел ухмыляющуюся физиономию Марата Логунова.

– О славе, – пошутил Филипп, – о деньгах и славе. О чем же еще?

– Я в тебе и не сомневался. Потерпи, старик. Будет тебе слава. Через пятнадцать минут начинаем. Надо дождаться еще нескольких вип-гостей. Киркоров с Пугачевой пока не приехали.

– Ничего, я подожду. Поем пока блинчиков. Никогда не пробовал ничего вкуснее.

– Смотри не обожрись, как небезызвестный моралист дедушка Крылов. Да, и не теряйся в толпе, будь все время возле сцены. Я тебя вызову, тебе надо будет сказать пару приветственных фраз.

– Обижаешь. – Филипп достал из кармана брюк аккуратно сложенный вчетверо листочек. – У меня текст записан, чтобы от волнения не забыть чего.

Он держался молодцом, весело болтал с подходящими к нему людьми о погоде и замечательном меню, однако от волнения у него вдруг пропал аппетит. Не мог он есть ни свой любимый пахучий сыр, ни даже черную икру. Пальцами нежно обнял хрустальную ножку бокала, наполненного дорогим красным вином, и отошел в сторонку.

Зал постепенно заполнялся людьми. Сюда были приглашены только самые сливки. Самые богатые. Самые знаменитые. Баловни судьбы. Неизменные герои светских хроник.

Как бы случайно рядом с ним оказалась Марьяна Вахновская – а он и не заметил, когда она прибыла. Она выглядела потрясающе – Филипп еле удержался, чтобы прямо при всех не схватить ее за плечи и запечатлеть на ее губах страстный влажный поцелуй – пусть все увидят, что эта холеная рыжая красавица – его женщина. На Марьяне было красное платье, оставляющее открытым всю спину, и когда она наклонялась назад, становилась видна ложбинка между ее ягодиц.

– Я не кажусь тебе вульгарной? – прошептала она, пожимая кончики его пальцев и тотчас же отдергивая руку.

– Ты кажешься мне восхитительной, – честно признался он.

– Спасибо. Я собиралась пойти в другом платье, но вчера этот наряд принес Гога. Он попросил меня надеть именно это, красное.