Читаем без скачивания Запрос в друзья - Маршалл Лора

— Действительно? Вы были близкими друзьями? — Когда я думаю о том, с кем я дружила в школе, парней вообще не учитываю. Парни, разумеется, были, но в моей шестнадцатилетней голове не укладывалось, что с ними можно дружить. Нравятся они тебе или нет, разница всегда сохранялась.

— Ну, может, не самые близкие друзья, но мы были в одной компании. Ты в курсе.

Я в этом не уверена. Мои отношения с Софи и Марией были такие сложные. А теперь, после этого запроса на «Фейсбуке» и того, что случилось с Софи, все так перепуталось. Я оказалась в комнате с кривыми зеркалами и не могу понять, как я сюда попала и где выход.

— А ты… упоминал про «Фейсбук»? Про Марию?

Он мнется.

— Нет. Я знал, что ты не хочешь сообщать об этом полиции… ну и…

— Это ты принес экстази, — я заканчиваю за него предложение.

Он пожимает плечами и крутит ножку бокала.

— Я тут, знаешь, задумался… — говорит он.

— О чем?

— Ну, знаешь, о прошлом. Всякое такое. Ты понимаешь, о чем я.

Я поднимаю брови, не собираясь облегчать ему задачу.

— О тебе и обо мне, у нас ведь общее прошлое. Это сильно упрощает наши отношения, не так ли?

— Неужели? — Что-то мне сейчас совсем непросто. В воздухе висит недосказанность.

— Ну же, Лу. Я знаю, ты все еще злишься на меня, имеешь полное право на это. Я ранил тебя и повел себя по-свински. Я очень сожалею об этом, ну правда. Я надеялся, что мы с тобой сможем остаться друзьями. Я думал… тебе сейчас нужен друг, кто-то понимающий. Тот, кто знает, что произошло на самом деле. А я все знаю.

Он, конечно, прав, именно в этом я сейчас нуждаюсь больше всего. Но чего мне точно не нужно, так это связываться с ним, позволить ему снова внедриться в мою жизнь. Однако он — единственный человек, который в курсе всего. Он стоит внизу с распростертыми объятиями, и я борюсь с соблазном упасть прямо в них.

— Тот человек… ну, который стоит за этой страницей, больше не давал о себе знать? — спрашивает он.

До меня доходит, что он не знает про новые послания. Я не решилась рассказать ему про то, где говорится о Генри. Он придет в бешенство, что я не сообщила ему сразу же. Поэтому отвечаю вопросом на вопрос.

— Сэм, а как ты думаешь, есть вероятность, что Мария все еще жива? — внезапно я готова разрыдаться. — Вдруг этот запрос на самом деле пришел от нее? Она могла догадаться о подсыпанном в коктейль. Или кто-то ей подсказал.

Он берет мою руку, и, вопреки желанию, я сжимаю его ладонь.

— Нет, Луиза. Честно говоря, я не думаю, что это возможно. Особенно, когда прошло уже столько времени. Кто бы это ни был, он просто псих, который пытается тебя напугать.

— Но ведь Эстер… она получает подарки на свой день рождения от Марии — каждый год с тех пор, как та пропала.

— Что?!

— Ей приходят посылки по почте, на них написано, что они от Марии.

Сэм хмурится, и я практически вижу, как в голове у него происходит работа мысли — он пытается переварить информацию.

— Прости, кому приходят посылки?

— Эстер Харкур. Она училась вместе с нами. Я довольно много общалась с ней во время вечера выпускников.

— Я ее не помню, — пожимает он плечами.

В этом незаметном жесте заключена вся трагедия подросткового возраста — разница между теми, кто был принят, и теми, кого не приняли. Конечно, он не помнит Эстер. Не будучи ни привлекательной, ни популярной, она просто никогда не пересекалась с ним. Да и я не попала бы в его радары, если бы не наша дружба с Софи. Меня охватывает сильное желание изменить прошлое, я страшно сожалею о том, что связалась с Софи, что так безжалостно и злонамеренно повела себя с Эстер. Я струсила и поддалась страстному желанию быть принятой в компанию, стать популярной.

— Должно быть, посылки и страница на «Фейсбуке» — дело рук одного человека, — продолжает он. — Как я уже сказал, какого-то психа. А полиция в курсе?

— Не знаю. Я им не говорила, но Эстер могла сказать. Когда она получила первые посылки, она обратилась в полицию, но они не сочли это достойным внимания.

Он откидывается на спинку стула и отпускает мою руку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты будешь держать меня в курсе дел, когда в следующий раз пообщаешься с полицией? — спрашивает он.

— Да, конечно.

— И дашь мне знать, если будут еще послания?

Я даю обещание, которое не собираюсь выполнять. Как всегда, я остаюсь один на один со всеми своими проблемами. Полли не общается со мною с тех пор, как я рассказала ей про Марию. Сэму я не могу рассказать все, а значит, он не сможет мне помочь. Наливаю себе второй бокал вина, Сэм тоже пододвигает ко мне свой. Наполняю и его. Какая уж теперь разница?

— Ну а как вообще дела? — спрашивает он. — Как работа?

— На работе все хорошо. У меня новый заказ — от Сью Пламтон. Ты помнишь Сью?

— Как я могу забыть Ля Пламтон? Ее ужасная собачонка еще жива?

— Лола? О да, она по-прежнему очень активна. Если это слово применимо к помеси собаки и крысы. Более того, я должна была позаботиться о том, чтобы вписать в интерьер гостиной Сью ее корзинку.

— Да брось ты!

— Представляешь? — Как только я начинаю втягиваться в разговор, я тут же чувствую, как мне этого не хватало. До рождения Генри каждый вечер мы сидели за этим столом с бокалами вина и делились событиями прошедшего дня. В первые месяцы жизни сына, пока я металась по квартире в изнеможении, безуспешно пытаясь успокоить орущего у меня на плече Генри, а Сэм, прихватив ноутбук, удалялся в спальню, это общение сошло на нет. С тех пор нам больше никогда не было так легко вместе, даже после того, как Генри подрос и мог проспать всю ночь. Переход от семьи из двух человек к семье из трех, где третий полностью зависит от первых двух, нарушил баланс наших взаимоотношений.

Я продолжаю поддерживать разговор, задаю вопросы про его работу, про наших общих друзей, с которыми потеряла связь после развода. Я намеренно обхожу больную тему, но, к несчастью, Сэм вновь возвращается к ней, когда я упоминаю его мать. Когда мы с Сэмом сошлись, она снова фигурировала в его жизни, до известной степени, но он никогда особо не распространялся на ее счет, даже после рождения Генри.

— Она абсолютно помешана на Дейзи, гораздо больше, чем была на Генри. Не знаю, может, из-за того, что та девочка. Балует ее до крайности.

Я с болью думаю о своем мальчике: он по-настоящему любит плюшевые игрушки, словно они живые; внимательно относится ко всему, чем занимается; он так серьезно воспринимает окружающий мир. Как это можно: любить другого ребенка сильней только потому, что это девочка? А может, не в том дело. Может, дело во мне. Я всегда чувствовала, что мать Сэма не самая большая моя поклонница, и опасаюсь, хоть и не решаюсь уточнить, что Кэтрин тут пришлась ко двору. Теперь, когда он упомянул Дейзи, я не могу проигнорировать эту тему.

— Ну и каково это — стать отцом во второй раз?

— О, здорово, здорово! Она замечательная, растет быстро, все ее интересует. — Слова, которые он произносит, очень правильные, но я чувствую знакомое напряжение в его голосе. Я молчу, не хочу заполнять паузу. — Хотя это довольно утомительно, — поясняет он. — Совсем не остается времени на… другое.

Должно быть, я скорчила физиономию, потому что он продолжает:

— Знаю, знаю: бедняга, он опять считает, что им пренебрегают, ребенок оккупировал его место — какой же я предсказуемый, так?

Он смеется, ожидая, что я подхвачу его смех, но эта история слишком хорошо мне знакома, и я не могу притворяться.

— Уверена, это нелегко, — выдавливаю я, а дальше все же не могу сдержаться: — Хотя, возможно, это не так тяжело, как остаться одной с двухлетним ребенком на руках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Упс. Наверное, я это заслужил. — Он проводит рукой по голове — начиная со лба и до шеи. — Прости, Луиза, прости меня. Я понимаю, как тебе было непросто в прошлом году, когда ты узнала о том, что у меня родился ребенок.

Непросто — это не то слово. Нам пришлось столько пережить, прежде чем мы смогли родить Генри. Все эти чертовы уколы, бесконечные походы по врачам. Боже мой, а ожидание: когда не можешь ни на чем другом сосредоточиться, пытаешься не придавать значения результатам теста, потому что он опять отрицательный — то ли из-за того, что сделал его слишком рано, то ли он и правда отрицательный. Как же это выматывает. А как же больно общаться с другими беременными. Когда мне стукнуло тридцать пять, я помню, дня не проходило, чтобы кто-нибудь не выкладывал на «Фейсбуке» снимок УЗИ или совместное фото с игривой подписью: «У нас новость!»