Читаем без скачивания Аптекарская роза - Кэндис Робб

— Но ему следовало это предвидеть.

— Поэтому, я думаю, Николас решил, что через тебя искупит свой грех.

— И это, по-твоему, должно служить мне утешением?

— Нет. Утешаться тут нечем.

Люси сделала большой глоток бренди.

— Рассказывай все остальное.

— Мне хотелось бы избавить тебя от подробностей, но после того, что случилось сегодня, наверное, мне следует начать с Николаса и Ансельма.

Люси слушала молча, пока он рассказывал об отношениях ее мужа с Ансельмом в аббатской школе.

— Это многое объясняет в поведении Ансельма, — сказала она, когда он умолк. — Что еще ты узнал?

Она увидела по взгляду Оуэна, что ее спокойная реакция прибавила ему уверенности. Дальнейший рассказ дался ему легче. Он поведал ей о подозрениях Дигби и о том, что сообщила ему Магда Дигби. Наступил рассвет, а они все еще сидели на кухне.

— Deus juva me, — прошептала она, когда Арчер смолк, договорив. — Моя жизнь разрушена.

Оуэн промолчал.

— Моя мать… — Даже если Женщина с Реки права и Николас действительно без всякого умысла потворствовал слабости ее матери, все равно он виноват. — Мой любящий муж дал моей матери средство убить себя. Его нельзя было переводить в мастера. Каким образом удалось замять дело?

Оуэн пожал плечами.

— Не знаю. Возможно, тетя Филиппа просветит нас.

— Тетя Филиппа убеждала меня выйти за Николаса. Всячески подталкивала. — Люси поднялась и, подойдя к двери в сад, открыла ее, впустив внутрь слабый утренний свет. — Кто она мне — друг или враг? — прошептала Люси, обхватив себя руками. — Она ведь может сегодня приехать. Я собиралась первым делом приготовить для нее постель.

— Тебе нужно немного поспать.

Люси резко обернулась. Как он слеп.

— Лечь рядом с тем чужим человеком и думать о том, что ты мне рассказал? Да я бы с ума сошла. Не знаю, то ли мне ненавидеть его, то ли жалеть.

— Я обязательно выясню все, что смогу, ради тебя.

— Ты имеешь в виду, ради архиепископа.

Оуэн поднялся и, подойдя к ней, взял ее за руки.

— Повторяю, ради тебя, Люси. — Она невольно взглянула ему в лицо, без повязки, непривычное. Шрам побагровел. Под здоровым глазом пролегли тени. Он был измучен не меньше, чем она. — Сумеешь простить меня? Сумеешь когда-нибудь мне поверить?

— Не знаю. Помоги мне добраться до сути этой проклятой истории, Оуэн, и тогда мы посмотрим. Но ведь твое будущее зависит от его светлости? Я, пожалуй, начну подыскивать нового ученика. Ладно. Работа отвлечет меня.

Она вышла из кухни.

Наверху она проверила, как Николас. По привычке. Веки его дрогнули, и он открыл глаза.

— Люси? Ты ранена?

— Пустяки. — Она наклонилась, чтобы посмотреть, нет ли у него жара.

Он дотронулся до ее лица, она отпрянула.

— Люси!

Убийца мамы. Ей захотелось причинить ему боль.

— Это Ансельм затеял пожар, ты разве не знал? Он назвал меня дьяволицей. Ведьмой. Блудницей. Этот огонь предназначался мне, Николас. Я должна была в нем сгореть. После этого он ни с кем бы тебя не делил.

— Он безумец. Что он тебе наговорил?

— Ты называешь его безумцем? Но ведь он твой друг, Николас.

— Это было давно, Люси.

— Вот как? С недавнего времени он стал самым желанным гостем. С тех самых пор, как ты отравил Джеффри.

— Нет! — прошипел Николас.

Люси отошла от изголовья кровати. Ее тошнило от его лжи.

— Даже сейчас ты не хочешь сказать мне правду?

— Это не то, что ты думаешь.

— Ты отравил его, Николас. Использовал мастерство, дарованное тебе Господом, чтобы убить Джеффри Монтейна. Он был хороший человек. Благородный. Он любил мою мать. А ты? Неужели ты ревновал к нему?

— Люси, умоляю тебя. Она была моим другом, не более того.

— И поэтому ты ее убил?

— Я не… Я сделал то, о чем она просила.

— А она просила тебя убить Джеффри?

— Я поступил так ради тебя.

— Ради меня? Ты проклял себя ради меня? Ты так говоришь, словно ожидаешь моей благодарности. Я никогда не желала Джеффри смерти. Это не он убил мою маму.

— Ты обвиняешь меня?

— Да.

— Кто тебе об этом рассказал?

— Это был твой долг, Николас, твой.

— Я… виноват лишь в том, что не подумал как следует. Я был очень молод. Но я старался загладить перед тобой вину. Лавка. Скоро ты станешь мастером аптекарем. Никто не смог бы тебе помешать. Кроме Монтейна. Если бы он рассказал кому-то о том, что я совершил… Умоляю, Люси.

Он отказывался отвечать за свой поступок.

— Поспи, Николас. Оставь меня в покое.

— Я люблю тебя, Люси. Я сделал это ради тебя. Но признаться… я не мог.

Ради нее. Он в самом деле был уверен, что убил ради нее. Она вся дрожала, когда выходила из комнаты.

В соседней крошечной комнате, служившей некогда детской Николасу, где потом так недолго прожил Мартин, она приготовила постель для тети Филиппы, а вторую для себя.

21

ДАР

Помощник Ансельма немедленно вскочил, когда появился архидиакон, собиравшийся заняться каким-то делом, перед тем как отслужить мессу.

— Его светлость архиепископ хочет вас видеть.

— Его светлость?

— Он просил вас прийти немедленно.

— В его дом или в приемную?

— В приемную.

Ансельм заторопился. Нечасто в последние дни его вызывали к архиепископу. Он даже подумал, не прослышал ли его светлость о пожаре. Маловероятно. Единственный свидетель погиб. А если бы даже Торсби и узнал что-то, то неужели не одобрил бы? Они ведь с ним в конце концов оба пастыри своей паствы. И он устранил волчицу, грозившую одному из их дражайших агнцев.

Йоханнес проводил его к архиепископу.

Джон Торсби не поднялся из кресла, чтобы поприветствовать Ансельма, а просто указал ему на стул перед своим столом, за которым изучал документы.

— Ваша светлость, для меня большая честь…

— Я позвал вас не для того, чтобы выслушивать любезности. Мне нужно, чтобы вы отправились выполнить одно мое поручение.

Значит, его вызвали не из-за пожара.

— За пределами города, ваша светлость?

— В Дареме.

Он был польщен, что понадобился вдруг архиепископу. Но Дарем! Сейчас это невозможно. Он должен быть рядом с Николасом, когда нужен ему больше всего.

— Прошу простить меня, ваша светлость. Заболел один мой хороший друг. Боюсь, он находится на смертном одре. Мне бы очень не хотелось покидать его именно сейчас.

— Вы говорите о Николасе Уилтоне?

Ансельм удивился, что Торсби сразу догадался, о ком речь. Это ему польстило. Приятно все-таки, что архиепископ настолько интересуется его особой.

— Это мой давнишний друг. И он сейчас очень одинок.

— Я знаю о вашей дружбе. И понимаю, что вам трудно расстаться с Уилтоном. Но вряд ли можно считать его одиноким. Уилтон находится в хороших руках, а вы мне нужны в Дареме. Сэр Джон Далвили раздумывает о том, чтобы передать в фонд собора значительную сумму. Мы должны проявить к нему уважение и поддержать, рассказав об уже сделанных подобных дарах. Я доверяю эту миссию вам, архидиакон. Это большая честь. Или вы хотите, чтобы я пожалел о своем доверии к вам?

— Нет, ваша светлость. Я понимаю, какая это честь, и очень вам благодарен, но нельзя ли подождать с отъездом?

— Нет, нельзя. Мне нужно, чтобы вы отправились в путь сегодня же. Как только соберетесь.

— Но я служу мессу…

— Я все устроил.

Ансельм поклонился. Он знал, когда лучше не настаивать.

— Я вас не подведу, ваша светлость.

— Отлично. — Торсби поднялся. — Отдайте своему помощнику необходимые распоряжения на ближайшие пять-шесть дней. Йоханнес сообщит вам подробности и даст рекомендательные письма.

Когда Ансельм вышел из приемной архиепископа, с Йоханнесом беседовал пронырливый Оуэн Арчер. Говорили они очень тихо, так что Ансельм не расслышал слов, а как только его заметили, то сразу замолчали.

— Архидиакон, — сказал Йоханнес, — прошу вас, присядьте, а я пока доложу его светлости о капитане Арчере.

Секретарь проскользнул в другую комнату. Ансельм почувствовал на себе взгляд проходимца.

— Вы сегодня рано, Арчер.

— Провел бессонную ночь.

Ансельм заметил, что Арчер смотрит хоть и одним глазом, но весьма недружелюбно. Возможно, Господь лишил его второго глаза в наказание за такой дерзкий взгляд.

— Плохо спали? Нездоровится?

— Нет.

Вернулся Йоханнес.

— Его светлость готов вас принять незамедлительно, капитан Арчер.

Торсби поднялся при виде Оуэна.

— Йоханнес рассказал мне, что был пожар.

— Ваш архидиакон постарался услать миссис Уилтон к праотцам, ваша светлость. Если б я не оказался случайно у окна, а потом не взломал дверь в сарай, Ансельма бы ждал успех.