Читаем без скачивания Рыцарь Святого Гроба - Александр Трубников

Ожидание становилось невыносимым, сон не шел, а на сердце лежал тяжелый камень. Точно так же – обреченно, но с проблеском надежды – Жак себя чувствовал в ту ночь, когда после свадьбы они с отцом ожидали появления графского отряда.

В Лионе на ярмарке ему доводилось наблюдать за казнями. Осужденного со связанными руками и табличкой, описывающей совершенное преступление, вели по улицам от тюрьмы. При этом грамотный священнослужитель или судебный пристав зачитывал вслух то, что там было написано. Зеваки, особенно если речь шла о конокраде или детоубийце, издевалась над ним и швыряли гнилые овощи и нечистоты, будто осуждения на смерть было недостаточно, чтобы искупить любую, даже самую тяжелую провинность…

Колокол отзвонил полуночницу, а он все лежал, уставившись в потолок, и старался заснуть, вспоминая лучшее, что было в его жизни, – праздник виноградной лозы, Лион и свою Зофи.

В коридоре застучали двери и послышались приглушенные голоса.

– Ничего не знаю, приятель! – раздался голос с твердым германским акцентом. Так разговаривали тевтонцы, многие из которых были выходцами из Швабии и Вестфалии.

– Твой приказом получайт! – Жак с ужасом понял, что собеседником начальника караула является один из слуг Виттории, а это не могло сулить ничего хорошего. – А здеся бумаг от бальи и подпись твой комтур! Наша нынче сторожайт, твоя до рассвет отдыхайт. Утра – приходить и преступник забирать!

– Приказ вроде правильный, – задумчиво произнес тевтонец, – Но нам бы у брата де Варна справиться, он ведь над нами начальник.

– Брат де Барн убыл из города с особым поручением, – раздался за дверью низкий голос донны Корлеоне. У Жака мороз пробежал по коже. – Так что ты, сержант, можешь выполнять приказ комтура, не советуясь с начальством.

– Да я что – я ничего, благородная госпожа, – пробормотал в ответ смущенный тевтонец, – я только беспокоюсь, чтобы службу исправно нести.

– Вот и несите ее! Только не у дверей камер, а у входа в подземелье, как это написано в приказе.

Раздалась короткая команда, несколько раз стукнули ножны, задевая о дверной косяк, тяжелые шаги стихли где-то в глубине, и вскоре в темнице воцарилась тишина, которую Жаку даже в глубине души было страшно назвать гробовой.

Дверь отворилась. На пороге, держа в руке факел, стоял один из русичей. Он покосился на Жака, прошел к противоположному от него концу камеры и вставил факел в предназначенное для него отверстие. «Казни не будет, – Жак оцепенел, не в силах не то чтобы сопротивляться, но даже кричать, – они зарежут меня прямо сейчас».

Но русич не стал к нему подходить. Окинув помещение подозрительным взглядом, он быстро вышел наружу. Сразу же после этого в комнату вошла женщина в тяжелом черном плаще с накинутым на глаза капюшоном. Жак, ничего не понимая, поднялся с лежанки. Женщина сделала едва заметное движение руками, и капюшон упал ей на плечи, открывая взору изумленного виллана красивое и в то же время ненавистное лицо.

– Ты по-прежнему ценишь случайно подслушанные, ненужные тебе тайны больше, чем собственную жизнь? – Голос Виттории почти не выдавал ее волнения.

– Откуда ты узнала о моей жене? – спросил Жак. При этом ему ни к селу ни к городу пришла в голову прованская шутка: «Скажите, это правда, что в Марселлосе всегда отвечают вопросом на вопрос? – А кто вам это сказал?»

– Я на службе императора. – Витториа отмахнулась от вопроса, как от назойливой мухи. Она хотела сейчас говорить совсем о другом. – Еще в Мессине я навела справки о тебе во Вьеннском диоцезе. Оттуда прислали точное описание твоей жены. Мне очень хотелось знать, как выглядит моя соперница. Но к делу. Я последний раз предлагаю тебе рассказать обо всем, что ты знаешь.

– Само собой, речь идет только о моей жизни?

– Да. И только о ней.

– Прости, – твердо ответил Жак, – но думаю, что этот разговор пора закончить. Ты сама-то веришь, что даже если я получу помилование ценой жизни моего друга, то переживу его больше чем на месяц?

– Ладно, – сказала Витториа, недобро сверкнув глазами, – у меня очень мало времени, а ночь уже подходит к концу. То, что с тобой произошло, – не твоя и не моя вина. Просто ты очень неудачно оказался в ненужное время в ненужном месте. Но черт меня побери, если я не думаю о тебе с того самого дня, как увидела впервые! Так что единственное, чем я хоть немного могу тебе отплатить за все, – это вот… – С этими словами она отстегнула на шее фибулу и отбросила на охапку сена свой плащ. Теперь все одеяние молодой женщины составляли только башмачки из кроваво-красного бархата и рубиновое колье.

Жак широко раскрыл глаза и почувствовал, как в нем, заглушая все – страх смерти, любовь к оставленной жене, ненависть к императорской шпионке, – вскипает неудержимое, первобытное желание. В больших, напоминающих капли крови драгоценных камнях, отражаясь от факела, плясали адовым светом огоньки, и такими же кровавыми полосками чернели, потянувшись к нему, тонкие чувственные губы. Витториа впилась в него, словно голодный упырь, и, потянув на себя, опустилась на лежанку. Мысли у Жака спутались. Из потока бессвязных слов выскочили непонятным образом две фразы, принадлежащие, как ни странно, Роберу. «Где наша не пропадала!» – словно прошептал ему на ухо де Мерлан, в то время как тонкие пальчики проникли под камизу и ловкими, привычными движениями начали распускать завязки у брэ.

Когда Жак вошел в Витторию, а если точнее, то возбужденная до невозможности женщина сама оседлала его, тот же голос рассудительно произнес: «Как говорил покойный граф Гуго де Ретель: „Господь не выдаст – вепрь не съест"». После этого все в глазах у Жака померкло, мыслей и слов в голове не осталось, и время изменило свой бег. Того, что происходило сейчас между ними, он не испытывал никогда в жизни. Он даже представить себе не мог, что «это» может быть таким ярким, сильным и всепоглощающим. Он вернулся к реальности только тогда, когда они вдвоем одновременно издали протяжный нутряной стон.

Пока Жак возвращался с небес на землю, Витториа, не говоря ни слова, поднялась, накинула валяющийся в стороне скомканный плащ и скрылась за дверью. «Если такая любовь возможна в раю, – не в силах пошевелиться, подумал Жак, – то я, пожалуй, не очень-то и боюсь завтрашней казни».

Оказавшись в коридоре, Витториа поежилась, поплотнее закуталась в плащ и недовольно прищелкнула пальцами. «И это все, на что он оказался способен?» – произнесла она одними губами и окинула пристальным взглядом своих охранников, будто что-то про себя оценивая. Те, зная, что обычно следует за подобным проявлением внимания госпожи, нетерпеливо заелозили, готовые подскочить к ней по первому знаку. Но взгляд донны Корлеоне, ненадолго задержавшись на двух мощных торсах, уперся в дверь камеры, где, коротая оставшиеся до казни часы, сидел достославный рыцарь де Мерлан. «Почему бы и нет?» – пробормотала она себе под нос, несколько мгновений поразмышляла и решительно направилась в избранном направлении. Ближний к двери охранник угодливо проскочил вперед, отпер засов и застыл у входа почетным караулом.

Вносить факел сюда не понадобилось – комнату освещала большая масляная лампа. Витториа, пригнув голову, зашла внутрь и остолбенела. Подобной картины она не видела еще ни разу в своей переполненной приключениями, событиями и мужчинами жизни.

Достославный рыцарь, не обращая на гостью ни малейшего внимания, сидел прямо на полу, а рядом с ним, вальяжно отбросив длинный хвост, стояла столбиком большая черная крыса с белым пятном на груди. Крыса сжимала передними лапками большой кусок дорогого ливанского сыра и уплетала его за обе щеки. Робер, умильно глядя на грызуна, держал наготове еще один кусок, дабы предложить его крысе после того, как она покончит с первым. При этом усы у обоих – крысы и рыцаря – двигались в такт. Сыр исчезал прямо на глазах, а из норы, проделанной в стене, высовывалась, посверкивая черными бусинками, еще одна любопытная мордочка.

– Так вот, значит, с какими подругами проводит свои последние часы непобедимый рыцарь, гроза Арденн и Сирии! – произнесла Витториа, вложив в голос как можно больше язвительности.

– Бывает компания и похуже, – не поворачиваясь в ее сторону, пробурчал Робер, – например, императорские шпионки, которые меняют мужчин чаще, чем мой боевой конь подковы…

Витториа покраснела от возмущения и топнула ногой. Крыса, уже покончившая с первым куском, ловко выхватила второй из рук Робера и, возмущенно попискивая, скрылась в норе.

– Чем больше я узнаю крыс, тем меньше люблю людей, – задумчиво провожая взглядом грызуна, ни с того ни с сего произнес де Мерлан. – Ну, сеньора, говори, зачем пожаловала. Опять будешь мне службу предлагать? Так можешь не тратить время.

– И не подумаю, – ответила Витториа, – у меня к тебе Другое дело. Оно касается только нас двоих и завершится перед рассветом. – Ее рука снова потянулась к застежке плаща. – Надеюсь, что твои последние часы окажутся не так скучны, как ты думал.