Читаем без скачивания "Ребенки" пленных не берут - Михаил Гвор

— Вот видишь, я совсем не так умен, как хотелось бы, — горько вздохнул Умид. — Очевидно, в учебке были слишком твердые табуретки. Или голова у меня тогда была слишком мягкой? — Мизафаров пощупал затылок. — У девочки и собачки — очень похожие взгляды. Когда на меня смотрели через прицел, ощущения были значительно приятней.

— Вернемся к пуштунам, — перебил Сарыбек. — Их ночные гости хорошо знали хозяев. И донесли свою мысль на единственно понятном языке. Но убили не всех. Неужели глупое слово «гуманизм» еще не забыто? Или кто-то хорошо помнит историю и готовит «новое войско»?

— Все может быть, все может быть, — пожал плечами Олег.

— Не молоды ли дети хелей для «мамелюков»?

— Новые времена, новые методы…

— Мне нравится эта идея, — Сарыбек задумчиво коснулся мочки уха. — Очень нравится…

— Помочь по старой дружбе сержантскими конспектами? — подмигнул Урусову Мизафаров.

Капитан только неопределенно хмыкнул.

— Поговорим об этом потом, — решил сменить тему Умид. — Если ты хочешь порадовать старого друга, «зеленый», скажи, какие из моих старых предсказаний сбылись? Кроме того, конечно, что проигранный мной поединок предвещает объединение какой-либо страны?

— Умид-ака, неужели этого мало? Разве могу я знать, что происходит далеко от меня. Вот слышал краем уха, как две сороки щебетали, что из казахских братьев некого Мизафарова и в самом деле остался только один. И уцелевший решил присоединиться к Великому Хорезму.

— Твои уши услышали правду. Жанибек-ака проявил благоразумие, и его глотка осталась целой, в отличие от тех, кто не услышал слов мира. Теперь наш западный сосед — Астрахань. И нам очень интересно, что думает на эту тему полковник Бессонов…

— А что на эту тему думает шах Хорезма? — опять вступил в разговор Олег. — А также, что думает уважаемый Сарыбек о новых границах в районе Согди и Ташкента?

— Кажется, мой брат Умид был прав во всех своих предположениях, — прищурился Сарыбек, пристально глядя на старшего Юринова. — И какую роль играет Ирбис в нынешнем Таджикистане?

— Всё ту же. И немножко дипломатии, — кивнул в ответ на взгляд Олег.

— Что же, — решил шах, — тогда давайте говорить прямо. Я собираюсь заключить союз с Туркменбаши. Что-то вроде договора о коллективной безопасности. Если к нам присоединятся Таджикистан и Астрахань, это будет определяющая сила в регионе. Что могут думать об этом другие заинтересованные стороны?

— Разве судьба пуштунских хелей не является ответом на прозвучавший вопрос? — усмехнулся Олег.

— А Бессонов?

— Разве можно говорить за человека, которого нет здесь? Почему бы уважаемому шаху не послать посольство в Астрахань? Например, вместе с нашей группой. Ведь цель нынешнего путешествия для вас не секрет.

— Это хорошая мысль, уважаемый. Думаю, пока вы отдохнете с дороги, мы сможем принять решение.

Окрестности Астрахани Борис Юринов

— Вот я и вернулся, Юльчик!

— Совсем?

— Да. Больше не расстанемся. Вместе пойдем. Я уведу тебя…

— К самому краю Вселенной…

— Нет. Всего лишь в Таджикистан. В Фанские горы…

— А это не одно и то же?

Улыбка касается любимых губ…

Окрестности Астрахани

Пчелинцев выскочил из УАЗа, даже не дождавшись полной остановки. Урусов ждал полковника возле КПП, присев со скучающим видом на бетонный блок.

Шагнули навстречу друг другу. Обнялись.

— Жив, чертяка хохляцкая!

— Вашими молитвами, герр гауляйтер!

Рассмеялись. Оба офицера синхронно сунули руки в разгрузки. Рассмеялись снова, вытащив по фляге. Обменялись, с глухим звоном стукнули металлическими боками… Дружно выдохнули…

— Ну, рассказывай! — Пчелинцев спрятал флягу, тоскливо булькнувшую последними каплями. — Да не смотри ты на дорогу так жалобно. Я на час минимум оторвался.

— Сундука встретил? — Урусов все равно смотрел на дорогу.

— Как иначе? — деланно удивился Пчелинцев. — Саныч тоже клоун тот еще. Рванул нам навстречу. На калмыков нарвался… Не потерял никого, уже радость. Сейчас с Мезенцевым квасит где-то в хвосте.

— Нехай квасит. Оно для здоровья полезно…

— Хорош грузиться, товарищ капитан! — рыкнул на снова загрустившего Урусова Пчелинцев. — Вообще, подчиненный перед лицом начальствующим…

— …должен вид иметь лихой и придурковатый! — продолжал фразу Андрей.

— Вот и имей. Лихой и придурковатый. Твои все живые и здоровые. Успокоился?

— Немного, — улыбнулся капитан. — Умеете, вы, товарищ полковник, личный состав успокаивать.

— Умею, — кивнул Пчелинцев. — Уставом внутренней и караульной положено. Давайте, товарищ Седьмой, чтобы время быстрее летело, вводите своего боевого командира в курс местной геополитики.

— Как знал, что понадобится, — засмеялся Урусов и вытащил из кармана легкой куртки листок бумаги, при ближайшем осмотре оказавшийся тщательно разрисованной контурной картой, вырванной из школьного альбома.

— Смотри сюда, морда начальствующая, — расстелил ее на капоте капитан.

— Андрюх!

— Чаво?

— Не «чаво?», а «так точно!». «Тигра» та самая?

— Как иначе? — удивился Урусов. — Та самая. Верная колесница с дважды оторванной к херам крышей. И дарил, и выкупал. И спереть хотели. Один хрен, он ко мне вернулся.

— Весело было, подозреваю.

— Не без этого, — ответил капитан, и машинально почесал подживший шрам, тянущийся через висок, — скучать не довелось. Да и хрен с ним! — плюнул Урусов, — и ткнул пальцем в карту. — Мы тут.

— В курсе, — ответил Пчелинцев. И достал вторую фляжку.

— Подготовился изрядно! — оценил жест капитан.

— Знал, кто встречать будет. Не отвлекайся, что мы тут — это ясно. А как дальше с дорогой?

— Дальше усе в шоколаде. Великий Хорезм дальше. И Тадж.

— Хорезм — это узбеки?

— Они, родимые. Союзники наши нежно любимые.

— А казахи куда делись?

— Местные под Сарыбека легли. А северные — ты и сам знаешь.

— Так, погоди, — потряс головой Пчелинцев. — Мы идем в Таджикистан, так?

— Так, — согласился Урусов. — В Таджикистан. Только не идем, а едем. Пешком долго.

— Не цепляйся, — поморщился полковник. — Старый хрен, на пол-башки седой, а клоуном так и остался.

— Не мы такие. Жизнь такая — понурился Урусов. И хлебнул из полковничьей фляги, незаметно стянув ее с капота. Выдохнул, завинтил…

— Все у тебя в отмазки уходит, — неодобрительно посмотрел на наглого капитана Пчелинцев. — Ладно, получается, что идем мы в нынешний единый и неделимый Таджикистан, граничащий с Китаем, Афганом, казахами, киргизами и узбеками. Так?

— Не совсем, — мотнул головой Урусов, и начал водить по карте пальцем. — Китай никак не проявляется, как вымер, даже погранцов не видно. Может, и в самом деле вымер, не знаю… Маоцзедунов долбили качественно. С казахами…

Урусов оборвал фразу на полуслове.

— Так что там с казахами? — напомнил полковник.

— Да иди ты нахер со своими казахами, Глебыч! — вскочил капитан, — не видишь, что ли? Едут!!!

Таджикистан, Фанские горы, ущелье Пасруд Алексей Верин

Алексей остановил бульдозер, наполовину вывалился из кабины, зависнув на поручне, и критически осмотрел очередной фронт работ.

— Да, наворотили делов, — присвистнул главный лагерный «танкист», — с прошлой осени гребем, гребем… А конца не видно.

— Мы тоже старались, — ответил Малыш, вылезший наружу с другой стороны машины, — дамбу строили, воду копили… Да и аммонала не пожалели.

— Я в курсе. Сам же участвовал. Только мусорили все вместе, а убирать нам с Пушистиком…

— Ничего не поделаешь, такова его бульдозерная доля… — горько вздохнул Белозеров.

Верин спрыгнул на землю и обошел вокруг верного стального буйвола. За тринадцать лет Пушистику досталось немало. Как ни следил за ним хозяин, как ни трясся над каждой деталью, а срок службы машины не бесконечен. Тем более, при дефиците запчастей.

Впрочем, сейчас выглядел бульдозер прекрасно. Не поленился Алексей в прошлом году поставить весь Душанбе с ног на голову в поисках запчастей. Конечно, танки — не бульдозеры, но что-то подошло, что-то подогнали… Заодно разжился краской, и Пушистику, приобретшему за годы службы «леопардовый окрас» из облупившейся кое-где до металла краски, вернули привычный оранжевый цвет. Правда, кто-то из «ребенков»-художников, воспользовавшись отсутствием Верина, нарисовал на капоте тигриную морду да по бокам вывел гордое имя «Пушистик». Но Леха не стал ничего менять: нарисовано было талантливо, оскал смотрелся, как родной.

Обновленный труженик ковша и отвала с еще большим энтузиазмом занялся привычным делом: строить дорогу. Только теперь не строить, а восстанавливать. Ту самую дорогу, что когда-то взрывал Стас Белозеров, чтобы отрезать от Лагеря владения Ахмадова.