Читаем без скачивания Огонь неугасимый - Абдурахман Абсалямов

— Начальство!.. Видимо, нельзя без этого, — сказал из приличия Сулейман-абзы.

— Гульчира! — обратилась Ильшат к сестре. — Поосторожней клади свертки на стол… Парочку губадий[16] испекла… У вас ведь некому испечь домашний пирог!

— Почему некому? — передернул бровями старый Сулейман. — Наша Нурия мастерица и пельмени готовить и перемечи. Просто сладкое Уразметовы не особенно любят.

— Ай, как удались! — воскликнула, разглядывая губадии, Гульчира. — Апа, по книге пекла или так? У нас книга тоже есть, да времени нет заглянуть в нее.

— По книге готовят те хозяйки, которые в жизни ничего путного не сварили, не испекли. — И Ильшат, поправляя на затылке черные густые косы, подошла к столу.

Гульчира окинула ласковым взглядом рослую фигуру сестры, ее красивое смуглое лицо. Ильшат хоть и была немного полна, но изящества фигуры не потеряла.

«Старше меня вдвое, а не скажешь». И, вскрикнув вдруг: «Ох!.. Самовар!..» — Гульчира кинулась на кухню.

Едва она скрылась, Сулейман поманил к себе старшую дочь и что-то долго нашептывал ей.

Гульчира высунула было голову из кухонной двери, но, почуяв, что разговор идет о ней, предпочла остаться в кухне. Подложив углей в самовар, она прислонилась к оконному косяку, невесело поглядывая на пустынный двор, по которому изредка пробегали темные тени, — это возвращались с работы жильцы. На улице продолжал моросить нудный осенний дождик. Небо по-прежнему было затянуто сплошной серой пеленой туч. На соседней улице застыл в неподвижности ажурный подъемный кран. И Гульчире показалось, что серые тучи в небе остановились, зацепившись за кружево этого крана; начни двигаться кран, тронутся с места, рассеются и тучи.

Перед домом затормозил автомобиль. И тотчас же отец с Ильшат выбежали на площадку. Громко стуча каблуками о каменные ступеньки, Гульчира стремглав помчалась вниз. Сулейман-абзы с Ильшат, спустившись этажом ниже, взволнованные, остановились ждать Марьям на площадке.

Вдруг Сулейман, резко повернувшись, чуть не бегом поднялся наверх и через минуту вернулся в новом пиджаке. Опять бросился наверх, распахнул настежь двери. Поднял брошенную кем-то на лестнице арбузную корку и положил на подоконник — как бы не упала Марьям с ребятишками, не поскользнулась невзначай. И, наконец, весь вытянувшись, склонился над пролетом лестницы. Завидев невестку с внуками, вихрем сорвался с места и побежал вниз. Спустившись на площадку нижнего этажа, поправил усы, одернул пиджак и, широко раскрыв объятия, воскликнул:

— Добро пожаловать! В добрый час! Чтобы никогда не уходило счастье из вашего дома! — Громовой голос Сулеймана разносился по всем этажам.

Соседи, высунувшись из дверей, подталкивали друг друга:

— Смотри, смотри, Сулейман-абзы внуков встречает.

А Сулейман уже шагнул навстречу невестке, которая поднималась впереди всех с огромным букетом цветов. На порозовевшем лице Марьям радость, почти ликование, боролась с застенчивостью. Увидев встречающего ее с распростертыми объятиями свекра, соседей, столпившихся в дверях, чтобы посмотреть на нее, Марьям разволновалась.

— Ну, спасибо, невестка, обрадовала! — мягко рокотал Сулейман. — Уж такое спасибо!..

Одного из малышей нес Иштуган, другого — Нурия.

— Хо-хо! А ну-ка, дайте дорогу юным Уразметам!.. — Сулейман отстранил высыпавших на лестницу мальчишек. — Осторожно, сынок, Нурия… Не торопитесь, как бы не оступиться…

Сулейман не забыл и соседей.

— Пожалуйте, соседи, на роди´ны… Все как есть, — гостеприимно приглашал он. — Стар, млад — все гурьбой валите!

На третьем этаже их встретила Ильшат. Поцеловав и расспросив Марьям о здоровье, она взяла ее под руку с левой стороны, с правой ее подхватила под локоть Гульчира.

Детей положили на кровать. Вскоре заплакал одни из близнецов, за ним второй. Сулейман, оставшийся в дверях, не смея мешать женщинам, прищелкнул языком.

— Эхма! Начали свои песни соловьи… — И, мотнув головой в сторону Иштугана, курившего на кухне, проговорил: — Вот теперь, можно сказать, в нашем доме порядок. А то — что за дом без детского шума?.. Не дом, а мечеть.

Иштуган вместо ответа улыбнулся уголком рта.

— Отец, а где же Ильмурза? — спросил он. — Не вернулся еще?

— Этот негодник какими-то своими тропами ходит… Вроде как отделившийся от стада теленок. Не знаю только, к добру ли, к худу ли.

— Он ничего тебе не говорил, отец?

— Нет. Что еще случилось?.. — насторожился Сулейман.

— Ничего страшного, — поторопился успокоить Иштуган, заметив волнение отца. — Он вроде собирается уезжать куда-то.

— Уезжать?.. Куда?..

— Не знаю. Мне Нурия говорила.

— Вот тебе на! — хлопнул тыльной стороной руки о ладонь Сулейман. — Разве в нашем доме Нурия стала главой, га? Одна она в курсе всего, что творится!.. Или в этом доме одной ей рассказывают? А я что? Сброшен со счетов? Покажу я этому негоднику комолому… не посмотрю, что мурза.

Иштуган бросил окурок в печку.

— В деревню, говорят, выразил желание ехать.

Сулейман-абзы махнул рукой.

— Да что ему делать в деревне? Только его там и ждали, белоручку этого… Там нужны люди моей складки — железные люди, неугомонные головушки, горячие сердца…

— Хвастаешь, отец.

— А почему бы и не похвастаться. Потомственный рабочий… Закаленная сталь. Куда ни поставь — нигде не подведу. А Ильмурза…

— Сын потомственного рабочего.

Прижатый в угол, Сулейман недовольно покосился на сына, готовый уже вспылить, но сдержал себя.

— Нет! — энергично помотал он пальцем. — Так должно было быть, не спорю, но так не получилось. Где-то была допущена ошибка.

Близнецов, видимо, накормили: плач затих. Нурия открыла дверь и сказала, обращаясь к отцу:

— Иди уж, посмотри на своих внуков.

Подкрутив кончики усов, важно нахохлившись, Сулейман степенным шагом прошел в комнату. Похорошевшая, помолодевшая, застенчиво пряча глаза, склонилась над детьми Марьям, напоминая молодую настороженную лань.

— Ну-ка, покажи, невестка, наших батыров!

Отогнув конец одеяла, Марьям открыла личики, красные-красные, будто малышей только принесли из бани.

— Ку-ку! — щелкнул языком Сулейман. — Какие большие, какие красивые джигиты! Га! Я еще мотор обмозгую к вашим коляскам! С ветерком будете кататься!

— Хватит, папа, ты наговоришь, — потянула его за рукав Нурия. — Идемте к столу.

В семье только Нурии дозволялось так свободно разговаривать с отцом. Ей прощалось все; каждый в семье с великодушной улыбкой подчинялся ей.

Тем временем вернулся Ильмурза. Нурия повела его за руку к малышам.

Когда большая семья Уразметовых уселась за стол, Сулейман провозгласил:

— Ну, поднимем бокалы за здоровье невестки и юных Уразметов!

Пока отмечались малые родны. Все знали, что им не удастся так вот, на свободе, посидеть, поговорить меж собой, когда начнут сходиться гости.

— Все хорошо, — сказал старый Сулейман, окинув полным любви взглядом сына и невестку, — а вы подумали над тем, какие имена дадите джигитам?

— Нет пока, — сказал Иштуган, подмигнув жене.

— Уж кто мастер насчет имен, так это наш папа, — ввернула Нурия. — Спросим у него.

— А ты помалкивай, сизый голубь. Не вмешивайся, когда старшие разговаривают, — сказал Сулейман. — Когда коровы воду пьют, телята лед лижут. Поняла?..

— А правда, отец… в самом деле… — прошептала, слегка покраснев, Марьям. — Мы согласны на ваш выбор.

— Нет! — решительно отверг Сулейман. — Нельзя, непорядок… Не стану я лишать вас вашего права. Когда это от меня требовалось, я искал — и находил. Кто из вас может пожаловаться, что у него нехорошее имя, га? Ильшат ли — радость страны, Иштуган — имеющий много сверстников, друзей? Ильмурза ли — первый щеголь наших краев? Цветку подобная Гульчира, наша утренняя заря Нурия? Какое ни возьмите, у каждого имени свое значение. Посмотрим теперь, как будете выбирать вы. (Хотя Сулейману-абзы очень не нравилось имя Ильмурзы — назван был так младший сын в его отсутствие, — он нашел неуместным в такой день упоминать об этом.)

— Назовем Рудик и Русик, — поспела и здесь Нурия. — У нас в школе есть близнецы…

— Га! Мусик-Пусик… ыйк-мыйк… — встопорщив усы, бросил Сулейман насмешливый взгляд на дочь. — Имена четвероногих. Нет, не согласен!.. Человеческое имя нужно!

Ильшат сидела поникшая, она не принимала участия в общем разговоре. Видя, как сочувственно кивают и улыбаются Марьям с Иштуганом, слушая отца, Ильшат в душе завидовала им. Отец до сего времени преследует ее за то, что она назвала своего сына Альбертом.

— Найдите имена благозвучные для любого языка, без выкрутасов, простые и вместе с тем красивые… Народные имена, — не унимался Сулейман.