Читаем без скачивания Крушение - Анри Труайя

— А где вы собираетесь жить? Ты хоть об этом подумал?

— Да у родителей, конечно!

— Ну, ты и наглец!

— Ты же живешь! Мы устроимся в моей комнате. Постараемся не слишком мешать друг другу… Родители не откажут мне в том, что сделали для Даниэлы!

Сраженный этими доводами, Даниэль смотрел на Лорана, испытывая смешанное чувство бессилия и вины. Поезд, грохоча, выехал из туннеля, со вздохом остановился. Они втиснулись в вагон, встали у дальней стенки, рядом с ручным тормозом, и Даниэль буркнул:

— Ты испортишь лучшие годы своей жизни!

— А если бы тебе снова пришлось решать, жениться на Даниэле или нет, ты что, не женился бы?

— Я — другое дело! Но скажу тебе честно, бывают моменты, когда я предпочел бы холостяцкую жизнь! Пока не взвалишь на себя ответственность, не поймешь, насколько тебе раньше везло!

Поезд, икнув, тронулся с места. Даниэль представлял себе лица тестя и тещи, огорошенных новостью, и жалел этих добрых и слабых людей.

— Подумай еще, старик, — сказал он, перекрикивая шум колес.

— Все уже решено. Я не подлец: исправлю, что напортил!

— Что будет с твоим отцом, когда он узнает!..

— Ну и что? Смирится, как было с Даниэлой!

За стеклом вагона мелькали пестрые, заклеенные плакатами и афишами стены станций, заполненных людьми.

— Вот увидишь, — продолжал Лоран, — мы премило заживем двумя гнездышками в одном большом, гостеприимном, сердечном родительском гнезде! Куча ребятишек! Я должен тебя нагнать! Ты вырвался вперед — тем более теперь, когда станешь дважды папой!

— Что ты там болтаешь? — пролепетал помертвевший от ужаса Даниэль.

— Даниэла тебе не сказала?

— Нет.

Едва не сойдя с ума от страха, Даниэль понял, что Лоран шутит, и недовольно буркнул:

— Не смешно, знаешь ли!

— Попался!

— Вовсе нет!

Они вышли на станции «Военная школа».

— Шевелись! — приказал Даниэль. — Я опаздываю!

И он кинулся бежать. Лоран рванул следом, догнал его, попытался обогнать. Но Даниэль увеличил темп, и они так и мчались бок о бок до двери и вместе ворвались внутрь, задыхаясь и хохоча во все горло.

Даниэлы и ее матери в квартире не оказалось. Даниэль на цыпочках вошел в комнату и склонился над кроваткой: Кристина спала, мирно посасывая пальчик, розовое личико было строго-сосредоточенным. Даниэль осторожно вынул палец дочки из маленького ротика, сумев не разбудить ее. К вышитой гладью отделке была приколота записка от Дани:

«Сейчас половина пятого. Мы с мамой решили отправиться пораньше, чтобы не опоздать к приходу твоей тети. Не буди Кристину до четверти шестого и не меняй ей пеленки — я все сделаю сама, когда вернусь. Ты должен будешь только покормить ее — молоко в бутылке-термосе, на кухонном столе. Держи бутылочку повыше, чтобы Кристина с молоком не заглатывала воздух. Когда поест, проследи, чтобы она обязательно срыгнула. Потом положи ее на бок, ну, ты сам все прекрасно знаешь! Пока, мой Даниэль, я тебя люблю!

Твоя Дани».

— Не стоило торопиться! — заявил Лоран, он читал, заглядывая Даниэлю через плечо. — Что они хотят купить?

— Не знаю. Скорее всего, какие-нибудь дамские штучки…

Кристина открыла глаза, несколько мгновений помолчала, как будто не зная, на что решиться, потом все-таки заплакала.

— Подержи ее, пока я принесу бутылочку! — сказал Даниэль.

Он передал дочь Лорану и кинулся на кухню. Лоран побежал следом, тряся девочку на руке, от чего та плакала все громче.

— Ее укачает! — заметил Даниэль. — Ладно, все готово, передай ее мне…

Он уселся на стул посреди кухни, не слишком умело пристроил дочь на сгибе руки, так, что девочка почти стояла, и дал ей бутылочку. Кристина была невесомой и теплой. Она пила, мерно посапывая, а Лоран, стоя перед ними, внимательно наблюдал. Теперь, уверенный в будущем отцовстве, он разглядывал племянницу по-новому.

Когда Даниэль уложил Кристину в колыбель, она отказалась засыпать, играя своей погремушкой. Лоран закурил и сказал:

— С родителями будет непросто… Может, мне стоит подождать до окончания экзаменов?.. Так мне будет спокойнее…

— Да, — ответил Даниэль, — возможно, ты прав. Ну, а родители Беатрис?

— А что — родители Беатрис? Она совершеннолетняя, сама зарабатывает на жизнь, им остается лишь благословить ее! Впрочем, они редко видятся! Родители Беатрис на пенсии, они живут где-то на севере…

Они помолчали. Лоран рассеянно выбрал один из дисков, валявшихся на полу, поставил его на проигрыватель, нажал на кнопку. Музыка грянула, как стихийное бедствие, потом плавно перетекла в мурлыканье по-английски. Лоран прищелкивал пальцами в такт. Кристина не плакала: она привыкла к музыке.

— Я все-таки должен закончить реферат, — сказал Даниэль. — Ты не будешь сегодня работать?

Погремушка упала на ковер. Лоран поднял ее, отдал Кристине, но девочка больше не хотела играть.

— Сделай потише! — попросил Даниэль.

Лоран послушался, буркнул: «Ладно, пойду, делать нечего», и вышел, зевая во весь рот. Музыка тихо играла. Даниэль сел за стол и занялся рефератом. «Человеческая боль случайна, а не субстанциальна; она является биологическим недоразумением». Ему нравилась эта формулировка, но продолжение он придумать не мог. Против своей воли, он скатывался к тексту лекции Коллере-Дюбруссара — профессор сформулировал все как нельзя лучше. Дожидаясь вдохновения, Даниэль скользил рассеянным взглядом по комнате. Какой беспорядок! Распашонки, книги, флакончики Дани, куколки Дани, журналы мод Дани… Пластинка доиграла и остановилась. В наступившей тишине стало слышно щебетанье Кристины. Она так и не уснула. Даниэль подкрался к колыбели — дочка улыбнулась ему нежной беззубой улыбкой. Он сделал ей козу и вернулся за стол. Вслед ему раздался разгневанный крик, но Даниэль выдержал характер, прикрикнул на Кристину, и она затихла. Покладистый характер дочери льстил Даниэлю, ему казалось, что он один умеет заставить ее слушаться. В будущем ему, без сомнения, удастся сформировать характер дочери по собственному разумению. К несчастью, Дани — слабый человек, а теща просто тает в присутствии внучки. Нянчить детей — ее страсть. Она чувствует просто физическую потребность теребить, нюхать, зацеловывать это упругое тельце. Ребенок это чувствует и капризничает изо всех сил. Кристина невероятно умная девочка. Какой будет ее жизнь в этом доме, если Лоран женится? Две молодые пары, разделенные тонкой перегородкой стены, ревность матерей, рев детишек, перекрикивающих друг друга, путаница с пеленками, споры из-за игрушек, трудная жизнь в конце каждого месяца, печальные глаза Шарля Совло…

Даниэль сделал над собой усилие, чтобы стряхнуть наваждение, и снова с головой погрузился в реферат. Следовало отметить, что, придавая человеческой боли биологический статус, человек оправдывает ее и тем самым поддается искушению и восхваляет ее, превращает в религию. «Не имея возможности бороться с болью медицинскими средствами, Средневековье присвоило ей сакральный смысл», — написал он. Это была великая идея Коллере-Дюбруссара. Но вот что такое горе Кристины, то есть боль ее души, когда она плачет? Прерванное состояние блаженства или отнятое удовольствие? Так, не отклоняться от темы. Написать несколько строчек заключения. Даниэль посмотрел на часы. Без пяти шесть. Сейчас придет Маду. А Дани все еще нет. «Борьба с болью есть долг современного человека. Любая деятельность является, по сути дела, борьбой против боли. Как точно сказал Аристотель: „Наслаждение сопровождает деятельность, как красота — молодость“». Даниэль положил ручку. Заключительная часть получилась банальной, но сегодня он на большее не способен. Лоран совершенно заморочил ему голову своей женитьбой.

В дверь позвонили. Впервые Даниэль не испытывал нетерпения перед встречей с Мадлен. Возможно, это связано с тем, что он не слишком гордится своей жизнью у родителей Дани. Даниэль открыл дверь: на пороге стояла Маду — кругленькая, приземистая, румяная, широко улыбающаяся, с ясным взглядом… У Даниэля появилось странное чувство — на мгновение ему показалось, что в гости пришло его детство.

— Ну, за Даниэля я не беспокоюсь! — сказала Мадлен, внимательно глядя на Жан-Марка. — Он как будто очень счастлив у тестя с тещей, усердно занимается и наверняка сдаст экзамены на степень бакалавра, к тому же он любит жену и у него очаровательный ребенок.

Расточая эти похвалы, она думала о мелочно-банальном счастье, которым довольствовался ее девятнадцатилетний племянник. За те два часа, что они провели вместе, он заслонялся от всех ее вопросов спокойной улыбкой. Неужели он в конце концов приохотился к положению нахлебника в добросердечной семье? Мадлен даже не могла поделиться своим разочарованием с Жан-Марком, ведь его, когда он женится на Валери, ждет такая же бесславная роль.