Читаем без скачивания Балканский «щит социализма». Оборонная политика Албании, Болгарии, Румынии и Югославии (середина 50-х гг. – 1980 г.) - Арутюн Улунян

Военно-морская компонента албанских вооруженных сил была несопоставима с тем, чем обладали соседи этой страны, так как 3 подводные лодки, 8 минных тральщиков и 20 вспомогательных судов были явно недостаточны с точки зрения оборонных потребностей страны[653].

Наиболее слабыми (если исключить Албанию) по оснащению и численности являлись болгарские ВМФ, насчитывавшие около 6 тыс. человек персонала, 2 подводные лодки, 2 эскадренных миноносца, 8 кораблей сопровождения, 6 тральщиков и 35 вспомогательных судов[654]. Незначительными силами НРБ обладала и на р. Дунай, где базировалась Дунайская флотилия.

Румынские ВМС в структуре вооруженных сил страны занимали в 1968 г. достаточно скромное место, обладая 3 кораблями сопровождения, 30 минными тральщиками, 5 ракетными катерами проекта 205 (по классификации НАТО «Оса») и 25 вспомогательными судами[655]. В свою очередь, руководство Румынии всё более склонялось к мысли о необходимости определения собственной «черноморской политики». Её сутью становилось расширение румынского присутствия в черноморском бассейне, расширение взаимоотношений с Турцией – второй после Советского Союза силой в регионе и членом НАТО, а также укрепление позиций в Средиземном море и проведение «собственной игры на периферии Красной империи»[656]. Н. Ча-ушеску планировал строительство большого морского флота и связывание черноморского бассейна с Дунаем, создание нефтеналивных сооружений, позволявших бы аккумулировать сырьё из Ирана и арабских стран[657]. Особое внимание начало придаваться развитию собственно национального военно-промышленного комплекса Румынии. Это нашло своё отражение в решениях пленума ЦК РКП, состоявшегося в марте 1968 г. и занимавшегося вопросами тяжелой и авиационной промышленности[658]. Одним из воплощений решений пленума было создание Авиационного научно-исследовательского института ICPAS (Institutul de Cercetare si Proiectare Aerospatiala).

Отличительной чертой югославских военно-морских сил была их ориентация на обеспечение обороны растянутой прибрежной линии, прикрытие которой осуществлялось более 60 батареями береговой артиллерии[659]. Этим объяснялось относительно небольшое количество подводных лодок (4 единицы) и эскадренных эсминцев (3 единицы), береговых тральщиков (4 единицы) в составе ВМФ Югославии. Основная часть флота была представлена кораблями берегового охранения (20 единиц), боевыми катерами (25 единиц), береговыми минными тральщиками (20 единиц) и вспомогательными кораблями. Помимо этого в распоряжении ВМФ находились 40 торпедных катеров и 4 ракетных катера проекта 205 («Москит») советского производства, известных по классификации НАТО как «Osa»[660], оснащенные советскими противокорабельными ракетами П-15 «Термит» (по классификации НАТО SS-N-2 Styx)[661].

Таблица 15

Советские поставки военно-морских судов в балканские коммунистические государства (1953-1968)[662]

Средиземноморский бассейн, имевший непосредственное отношение к южному направлению оборонной политики ОВД и НАТО, зимой 1968 г. всё более обращал на себя внимание руководства двух блоков. В феврале 1968 г. Генеральный секретарь НАТО М. Бросио склонялся к мысли о том, что Североатлантический альянс должен иметь в Средиземноморье постоянное формирование ВМС, состоящее из объединенных сил Италии, Великобритании и США. Это предложение было поддержано американской стороной[663], которая располагала в данном районе значительными военно-морскими силами в виде VI флота.

Необходимость усиления или перегруппировки имевшихся в распоряжении противостоявших блоков сил определялась как ситуативными, так и долговременными стратегическими оценками собственных оборонных возможностей и потенциала вероятного противника на определенном участке одного или одновременно нескольких европейских ТВД. В этой связи важным фактором, влиявшим на принятие конкретных военно-стратегических решений, становилось определение базовых параметров военной доктрины государств-членов противоположного блока и самого военно-политического союза в целом.

§12. Накануне Праги: политика, оборона, разведка

К началу 1968 г. в военных кругах США и НАТО не могли прийти к однозначным выводам относительно военной доктрины двух главных коммунистических держав – СССР и КНР. Первая из них являлась ещё и лидером регионального военно-политического пакта – ОВД. Это объяснялось противоположными подходами Москвы и Пекина к политическому и военно-техническому аспектам подготовки собственных вооруженных сил. Противоречие, отмеченное американскими военными, заключалось в том, что «Советы считают, что технология – это ключ к военной мощи. Руководители коммунистического Китая заявляют о том, что народ, правильно воспитанный, является решающей силой»[664].

Одновременно в отношении советской оборонной политики и роли военных кругов в её формулировании к 1968 г. у зарубежных экспертов из числа представителей американского разведывательного сообщества уже появилась определенная ясность: «Советская оборонная политика является частично функцией кремлевской политики, которая, как и повсюду, затрагивает вопрос о том, кто решает и что должно быть решено. В то время как первый вопрос редко можно задать напрямую в Советском Союзе, он обнаруживается в практическом политическом отношении каждый раз, когда советское руководство стоит перед главным решением, и каждый раз, когда основная политическая линия подвергается анализу… Последние свидетельства говорят о том, что военный истеблишмент не избегает вмешательства в политические дела, с тем чтобы усилить или защитить свои интересы»[665].

Таким образом, политическая и военная составляющая советской оборонной доктрины, включавшей как один из своих важных элементов коалиционное взаимодействие с коммунистическими странами советского блока, входившими в Варшавский пакт, оказывали серьезное взаимовлияние. Советские высшие военные круги выступали в роли лоббистов определенных реформ в ОВД, имевших не только военный, но и политический характер. Более того, ситуация, складывавшаяся в международном коммунистическом движении, где усиливались центробежные тенденции, имела также непосредственное отношение и к оборонной проблеме, так как затрагивала важный для Москвы и её союзников по пакту вопрос «единства действий коммунистических и прогрессивных сил». Оно использовалось Кремлём как инструмент манипулирования общественным мнением за пределами коммунистического блока и борьбы против оппонентов в лице коммунистических Китая и Албании. Смена партийного руководства в Чехословакии, когда 5 января 1968 г. первым секретарем КПЧ стал А. Дубчек, занявший этот пост после смещения А. Новотного, которого 22 марта на посту президента заменил генерал Л. Свобода, стала одним из важных событий для Восточного блока. Начатая новым чехословацким партийным руководством «политика обновления» и попытка проведения им реформ под лозунгом строительства «социализма с человеческим лицом» обеспокоила руководство СССР[666], а также ряда глав режимов других государств-членов ОВД. Помимо Румынии и Албании отныне мог появиться ещё один добивающийся большей независимости член пакта. Однако на совещаниях зимы – весны 1968 г. с участием чехословацкой стороны не проявлялось каких-либо отчётливых признаков изменения отношения Праги к ОВД и СССР. Э. Ходжа так характеризовал происходившее в Чехословакии: «Смена прислуги в Чехословацком ревизионистском руководстве. Брежнев поздравляет Дубчека. В своей телеграмме Брежнев делал упор на сохранение советско-чехословацкой “дружбы”. Но именно эта дружба теперь будет не сохранена, а сведена на нет. Ослабнет дружба между чехами и словаками, не говоря уже о дружбе с советскими… Каким же образом корзины с раками станут Варшавский Договор, СЭВ и всё так называемое сотрудничество, пронизанное духом интернационализма?![667] Мы будем свидетелями многих скандалов»[668].

Ближайший союзник Кремля по Варшавскому пакту на Балканах – глава коммунистической Болгарии Т. Живков – посетил Прагу 21-24 февраля 1968 г. в 20-летнюю годовщину коммунистического переворота в Чехословакии с явно «рекогносцировочным» визитом. Судя по всему, он сделал это не только в интересах болгаро-советского альянса и ОВД, но и реализации собственных региональных внешнеполитических планов. Ставка на пропаганду болгарского подхода к балканскому сотрудничеству, формулировавшемуся Софией как болгарская мирная инициатива на полуострове, была столь высока, что глава болгарского коммунистического режима пытался достичь серьезных результатов во взаимоотношениях с соседними государствами, включая членов НАТО – Турцию и Грецию. В это время с соседней Югославией вновь расширилась пропагандистская полемика по так называемому македонскому вопросу, в связи с чем югославские средства массовой информации, с одной стороны, заявляли о «добрососедском характере взаимоотношений», а с другой, резко выступали против болгарской интерпретации «македонской тематики»[669]. Этот спор, как отмечали и сторонние наблюдатели, при определенных обстоятельствах мог приобрести военно-политическое измерение, так как в случае прекращения существования Югославии и выделения из её состава союзной республики Македония последняя могла начать претендовать на территории, входившие в состав Болгарии и Греции[670].