Читаем без скачивания Катастрофа на Волге - Йоахим Видер

Надо полагать, Манштейну с его энергией, решимостью и авторитетом не стоило бы большого труда убедить подчиненный ему штаб 6-й армии в необходимости и правильности своих решений. Весьма примечательно, что он не сделал этого и даже не попытался добиться неукоснительного выполнения своих приказов. Вообще, возглавляя группу армий «Дон», фельдмаршал действовал до странности непоследовательно и противоречиво. Неубедительно звучат и его заявления о том, что командование группы армий, в конце концов, не могло навязать Паулюсу решение, которое тот считал невыполнимым, тем более что Гитлер категорически запретил прорыв, а ударные части 6-й армии были малоподвижны и к тому же не могли оторваться от наседавшего противника даже после того, как заняли исходные рубежи для прорыва. Нерешительность и неуверенность, проявленные Манштейном в те дни, объяснялись, по-видимому, целым рядом причин. Критическая обстановка на всем участке группы армий, несомненно, тревожила фельдмаршала, вдобавок отлично понимавшего, что вся операция «Зимняя гроза» была попыткой с негодными средствами, вероятный провал которой обрекал на неудачу любую операцию окруженной армии по прорыву кольца изнутри. Наконец, Манштейн в глубине души, возможно, опасался неприятных для себя последствий, поскольку ему так и не удалось своевременно добиться от Гитлера предоставления 6-й армии полной свободы действий.

Промахи и упущения

Как командующий группой армий «Дон», Манштейн находился перед трагической дилеммой. В создавшейся по вине Гитлера критической обстановке фельдмаршал, веря в свою звезду, взял на себя задачу, которая хотя и льстила его самолюбию, но требовала для своего успешного решения ряда объективных предпосылок, зависевших не только от его воли и полководческого мастерства. Манштейн, естественно, считал своим святым долгом сделать все возможное для создания этих предпосылок, обеспечивавших успех операции, дав исчерпывающий анализ обстановки со всеми трудностями и опасностями, которыми она грозила. Предвидя возможные последствия, он то и дело доказывал, напоминал, предостерегал об опасности. Сознавая, с каким риском для 6-й армии связан отказ от немедленной попытки прорыва кольца изнутри, фельдмаршал поставил ряд предварительных условий, от которых, по его мнению, зависел исход планируемой им операции. Он требовал полностью обеспечить окруженных всем необходимым по воздуху, сосредоточить в предельно сжатые сроки мощную деблокирующую группировку, непрерывно наращивать ее силы и, наконец, вывести части 6-й армии из Сталинграда и оставить город. Однако ни одно из этих предварительных условий выполнено не было. Удовлетворительное воздушное снабжение оказалось с самого начала неосуществимым делом. Впрочем, командующие военно-воздушными соединениями на этом участке фронта заранее предрекали неудачу этого предприятия, ссылаясь на нехватку транспортных самолетов и зимнюю непогоду. Переброска (главным образом с Кавказа) свежих дивизий на Сталинградское направление сильно затянулась, и численность деблокирующей группировки так и не была доведена до того уровня, который командование группы армий считало необходимым. В довершение всего Гитлер не был склонен оставлять Сталинград, о чем достаточно убедительно свидетельствовала его реакция на настойчивые просьбы и донесения Манштейна с соответствующей оценкой обстановки.

Фельдмаршал неустанно, но безрезультатно добивался принятия необходимых мер. С каждой неделей шансы на успех его операции уменьшались. Безответственность и военная безграмотность верховного главнокомандующего не давали Манштейну выйти на оперативный простор. В своих воспоминаниях командующий группой армий «Дон» подчеркивает, что в результате всего этого судьба операции была предрешена, сколько бы ни старался он сам в пределах своей компетенции сделать все еще возможное для достижения цели. «Недостаточно» и «слишком поздно» – эти роковые слова определяли всю обстановку, в которой фельдмаршалу приходилось принимать решения и действовать. Это, кстати сказать, отмечали и советские военные историки{72}.

Под несчастливой звездой с самого начала проходило и наступление деблокирующих соединений генерала Гота, продвигавшихся из района Котельниково в северном направлении. Его с позволения сказать «танковой армии» – по сути дела лишь танковому корпусу неполного состава, из двух дивизий которого только одна была полностью укомплектована и боеспособна{73*}, – предстояло проделать сто пятидесятикилометровый марш к Сталинградскому «котлу» по заснеженным калмыцким степям; это означало идти на безнадежную авантюру, особенно если учесть, что с флангов группу Гота прикрывали лишь два румынских корпуса. Две дивизии Гота и румынские соединения – это все, что осталось к началу операции от обещанных фельдмаршалу одиннадцати дивизий. Так называемая группировка Холлидта, которая должна была по первоначальному плану наступать на Калач с запада из района среднего течения реки Чир, уже очень скоро перешла к обороне и втянулась в тяжелые бои. Таким образом, на эти, кстати сказать, еще ранее основательно потрепанные части рассчитывать больше не приходилось.

Итак, связанная «с предельным риском» операция, на которую следовало пойти, чтобы, по словам Манштейна, предоставить 6-й армии хоть какой-либо реальный шанс на спасение, была по сути дела актом отчаяния{74*}. Ряд обстоятельств – и не в последнюю очередь сила советских войск и обретенная ими тем временем оперативная гибкость – заранее обрекали операцию на неудачу. И все же фельдмаршал решил взять на себя ответственность за столь сомнительное предприятие. Судя по всему, это в немалой степени объяснялось самоуверенностью и чувством собственного превосходства, которые были столь характерны для привыкшего к победам германского командования. Поэтому уместно задать вопрос: не повинен ли в роковом исходе деблокирующей операции и сам Манштейн, теоретически правильно оценивший обстановку, но практически недооценивший русских.

Приведем в этой связи оценку операции «Зимняя гроза», которую дал один из участвовавших в ее проведении генералов – бывший командир 17-й танковой дивизии Фридо фон Зенгер унд Этерлин. В своих воспоминаниях, свидетельствующих об острой наблюдательности и трезвости суждений, он пишет: «На последнем привале, перед выходом в район развертывания, я разместился не без удобств. Но мысль о вопиющем противоречии между стратегической ответственностью и безответственной тактикой не давала мне покоя. Бросалось в глаза, с какими негодными средствами мы предпринимаем попытку деблокировать сталинградскую группировку. Линия фронта была уже недалеко – там, еще в девяноста километрах от внешнего фронта окружения, вели бой две наши дивизии. Одной из них, 6-й танковой, крупно повезло: незадолго до этого она стояла на переформировании во Франции и была там вновь полностью укомплектована. Зато в другой – 23-й танковой – техника и личный состав находились в еще более плачевном состоянии, чем в моей, 17-й. Итак, трем танковым дивизиям, одной полноценной и двум, обладавшим лишь половиной боевого состава, предстояло преодолеть около ста километров, пробиваясь к Сталинграду. От нашей хваленой внезапности не осталось и следа: вот уже две недели обе дивизии, начавшие наступление, безуспешно пытаются преодолеть сопротивление крупных сил противника. Но если бы им даже и удалось нанести поначалу внезапный удар, они все равно не смогли бы развить успех в столь глубокой полосе наступления. Никто не сомневался, что противник всеми силами попытается сорвать нашу операцию по освобождению 6-й армии из кольца, ведь это сулило ему грандиозную победу. В то же время, судя по малочисленности нашей ударной группировки, на резервы нам рассчитывать не приходилось»{75}.