Читаем без скачивания Год 1914-й. Время прозрения - Михайловский Александр Борисович

- Вы, Сергей Сергеевич, - сказал Николай Второй, - обещали нам разгром и капитуляцию австрийских армий в Галиции, и вот одна армия разгромлена и спешно отступает, а две других и вовсе сдались в наш плен. Русское воинство при этом купается в лучах славы, а злокозненный император Франц-Иосиф, должно быть, готов молить Нас о пощаде и скорейшем заключении мира...

- Поправлю вас, Николай Александрович, - вздохнул я, - старый людоед Франц-Иосиф никого ни о чем молить сейчас не в состоянии, потому что сегодня утром, после разговора на повышенных тонах с генерал-полковником Францем Конрадом фон Хётцендорфом, от излишних волнений его австро-венгерское величество разбил апоплексический удар, или, по-научному, инсульт. С того момента он может только нечленораздельно мычать и гадить под себя, и более ничего. Судя по всему, это продлится какое-то время, а потому мой крестник Франц Фердинанд сейчас не более чем регент при временно недееспособном императоре. Возможности такого статуса ограничены, что расшатывает Австро-Венгерскую империю изнутри, особенно в свете того, что будапештские деятели уже некоторое время назад поклялись не подчиняться Францу Фердинанду, если тот все же унаследует престол... С того момента прошло несколько лет, и за это время взаимная неприязнь между сторонами только усилилась. Из-за этого сейчас, когда идет война, во время которой резкие политические движения противопоказаны, и в то же время старый император Франц-Иосиф и не жив, и не мертв, Австро-Венгерская империя вплотную приблизилась к состоянию полураспада. Если добрейший Франц Фердинанд попытается распространить на Венгрию свою власть, та может взбрыкнуть и разорвать австро-венгерскую унию. Но я думаю, что Франц Фердинанд будет умнее и сделает вид, что, пока его дядя не испустил дух, все в государстве Габсбургов идет как обычно. В любом случае спасти Австро-Венгерскую империю от быстрого военного разгрома может только чудо, называющееся: «Вступление в войну на стороне Центральных держав Османской империи и Болгарского царства». Османы отвлекут на себя какую-то часть наших сил, которые потребуются для развертывания Кавказского фронта, а болгары ударят в спину сербам, в результате чего те будут разгромлены и высвободят три австрийских армии, намертво увязшие в противодействии этой карликовой, даже по европейским меркам, стране.

-Да, так и есть, - сказал генерал Радко Радко-Дмитриев. - Царь Фердинанд весьма зол на сербов за то, что они украли у нас Македонию, и теперь готов жестоко отомстить коварным ворам.

- Вашему царю нужно было согласиться на наш арбитраж по спорному вопросу, - вскинул голову Николай Второй, - а он вместо этого приказал своим войскам напасть на греческие и сербские армии, и был после этого разбит.

- Мне уже пришлось объяснить сербам, что брать чужое нехорошо, - сказал я, - в силу чего после войны в Македонии будет проведен плебисцит, в котором местный народ сам решит, где он хочет жить - в Сербии или в Болгарии. Но царю Фердинанду нужна не эта земля и живущие на ней люди - сам он не болгарин и никогда им не стает. Он желает получить компенсацию за то унижение, которое перенес, потерпев поражение. И неважно, что задумавший комбинацию с Македонией принц Александр не существует более ни на том, ни на этом свете -месть мелочного мерзавца должна случиться по отношению ко всему сербскому народу.

- И что же, Сергей Сергеевич, с этим совсем ничего нельзя сделать? - спросил Радко Радко-Дмитриев.

- Сделать, Радко Дмитриевич, можно много чего разного, - ответил я. - И ни в одном из этих вариантов болгары не будут воевать с сербами, ибо обе этих славянских нации, как и русские, находятся под моей защитой. Если вы хотите, чтобы дело прошло с наименьшими издержками для Болгарии и ее народа, то окажите мне помощь. Ведь вы у себя на родине человек довольно известный и имеющий авторитет среди пророссийски настроенного офицерства и интеллигенции?

- Да, это так, - подтвердил болгарский генерал. - Я надеюсь, что вы не будете убивать царя Фердинанда, ведь он, помимо дурного, сделал немало хорошего для нашего народа и страны...

- Да что вы, - отмахнулся я, - ваш царь Фердинанд после низвержения с престола будет навечно депортирован из Болгарии. Если вы хорошо сделаете свое дело и после попытки возращения на трон его не будет ожидать ничего, кроме плевка в морду, то он окажется в родном замке в Кобурге, где и доживет свои никчемные дни. Но если у нынешнего царя в стране сохранится хоть какой-нибудь авторитет, то место его будет на пальме одного из необитаемых островов при полном наборе Робинзона. Возвращения блудного попугая с контрпереворотами мне не нужны, но и убивать без особых оснований я не люблю.

- А кого вы прочите на место царя Фердинанда? - спросил Великий князь Николай Николаевич, которому отчаянно хотелось на старости лет прислонить свой зад хоть на какой-нибудь трон.

- Если следовать из принципа максимальной легитимности, то место отца должен занять его старший сын Борис, - ответил я. - Этот юноша уже почти два года совершеннолетний, и к тому же, в отличие от Фердинанда, который в душе остался австрийским офицером, Борис воспитан как настоящий болгарин, душой и сердцем болеющий за свою страну. Все выше сказанное доказывает приоритет воспитания над происхождением.

- Да, пожалуй, тут вы, Сергей Сергеевич, правы, - согласился со мной Николай Александрович, - легитимность в нашем монаршем деле - явление немаловажное, а в некоторых случаях даже основное. Это в далекие времена вашего Артанского княжества на самой заре монархического начала князей и королей можно было призывать на трон, а в наши цивилизованные времена престол можно только унаследовать.

- Никакая легитимность не спасет государство, если в критический момент на троне оказался беспомощный младенец, а также дурак, пьяница и бездельник, - глухо ответил я. - Если законная линия настолько иссохла и измельчала, что среди нее невозможно подобрать адекватную кандидатуру, монарха на трон можно и нужно призывать со стороны. Как вы знаете, мне уже приходилось распутывать такую коллизию в самом начале семнадцатого века, выпутывая Российское государство из липких тенет Смуты...

- И тогда, - усмехнувшись, сказал Михаил Александрович, - вы ловко увильнули от поползновений дьяков и бояр, собиравшихся возвести на трон именно вас, а не наиболее законного претендента из числа Рюриковичей. С одной стороны, я вас вполне одобряю, а с другой - этот случай как раз доказывает преимущество легитимизма перед выборным началом.

- Выборное начало выборному началу рознь, - ответил я. - Русское царство начала семнадцатого века -не моя стезя, а слишком хитрому митрополиту Гермогену, из которого я сделал русского кардинала Ришелье, перед расставанием пришлось сказать пару ласковых слов от имени моего Патрона. Но хватит об этом, ибо вопрос призвания монархов на троны потребуется рассматривать только в том случае, если халабуда Австро-Венгерской империи все же рассыплется вдребезги, и вывалившиеся из нее куски будет нецелесообразно утилизировать путем включения в Российское государство. Ну не доверяю я демократическому устройству государства, ибо на поверхность при нем как раз и всплывают самые отборные мерзавцы, дураки и бездельники, а умные и честные люди могут оказаться на вершине власти только случайно. Посмотришь на «демократических» оппозиционных деятелей в начале двадцать первого века - хоть у нас, хоть в Европах - и хочется со всей пролетарской решимостью посыпать их дустом, чтобы не было их больше нигде и никак, такие они безмозглые, мелкие, склизкие и отвратительные.

- Сергей Сергеевич, а что такое дуст? - неожиданно спросила Ольга. - Может и нам тоже нужно завести себе такую штуку, ибо развелось разных прогрессивных злословящих деятелей столько, что продохнуть невозможно.

- Дуст, уважаемая Ольга Николаевна, - ответил я, - это такой ядовитый порошок против зловредных насекомых, вшей, блох клопов и прочих сельскохозяйственных вредителей. Считается ужасно вредным для природы в долговременном смысле, ибо при накоплении его в окружающей среде дохнуть от него начинают не только вредные, но и полезные насекомые. Мною это слово применено в иносказательном смысле, так как для всякого монарха желание задавить злокачественную оппозицию является естественным, и массовым образом это делать удобнее, чем давить эту публику ногтем по одному. Но и в этом случае тоже есть опасность вместе со злокачественной случайно задавить и доброкачественную оппозицию, которая обязана присутствовать в самом идеальном государстве.