Читаем без скачивания Покой - Вулф Джин Родман

– Значит, Шерри вас отговорила.

– Мне нравится думать, что я отговорил себя сам – по крайней мере в основном. Вы действительно причиняете вред, мистер Голд; вы определенно причинили вред Лоис и мне. Но все мы причиняем реальный вред, и большинство из нас не делают это так стильно, как вы.

– Понимаю. – Он кивнул и закурил сигарету. – Нас гораздо больше, чем вы думаете, мистер Вир. И мы появились давным-давно. Многие из старых книг, которые вы принимаете за подлинные, потому что видите их повсюду, на самом деле являются перепечатками оригинальных трудов таких людей, как я, – некоторые из нас работали много сотен лет назад.

– Вы это знаете или выдумываете?

– У меня есть все основания в это верить. И книги не единственная наша тема. Я полагаю, все знают историю про руки Венеры Милосской, но…

– Боюсь, я знаю только историю про руку Бонапарта, однако теперь не рассказываю ее так часто, как когда-то.

– Вам надо как-нибудь рассказать ее мне. Может, поведаете? Прямо сейчас?

– Предпочту узнать о Венере.

– На самом деле она, конечно, была не Венерой, а Афродитой, и ее якобы обнаружили в пещере на острове Милос в 1820 году. Статуя находится почти в идеальном состоянии, за исключением того, что у нее отсутствуют обе руки, и существует немало глупых версий их расположения. Поскольку она представляет собой подлинное произведение древнего искусства, ее фотографию можно было поместить в «семейные» книги – даже в наиболее склонный к репрессиям период Викторианской эпохи. Таким образом, она стала тайным эротическим стимулятором для поколений маленьких мальчиков во всем мире. Многие мужчины сохраняют пожизненный интерес к вещам, которые волновали их в детстве.

– Я в курсе.

– На самом деле положение рук – и то, что с ними случилось, – хорошо установлено. Однако об этом редко пишут, потому что тайна улучшает историю.

Голд откинулся на спинку кресла. Он всегда казался мне скорее немцем, чем евреем, и особенно в тот момент, когда втянул щеки и сложил пальцы домиком, – вылитый прусский ученый, все еще читающий лекции в каком-нибудь клубе.

– В тот период, мистер Вир, уроженцы Греции и греческих островов получали вознаграждение от археологов за каждый образец древнего искусства, который привозили. Отмечу особо, что археологи скупали предметы поштучно. Конечно, хитрые греки вскоре поняли, что могут увеличить прибыль, разбивая находки на куски и торгуясь за каждый обломок. Кстати, то же самое случилось в этом столетии с Библией Гутенберга, очень плохой копией. Владелец просто выреза́л страницы и продавал по одной. Он заработал больше, чем кому-либо случалось выручить в тот же самый период за неповрежденный экземпляр. Вы поняли принцип.

Я кивнул.

– Когда археологов вызвали, чтобы осмотреть «недавно обнаруженную» статую Афродиты, они увидели, что знаменитая дама, похоже, упала с пьедестала, а ее руки лежали рядом с ней. Они заключили сделку, которая в то время считалась довольно выгодной. Но когда начался торг за руки, то оказалось, что греки за каждую хотят почти столько же, сколько археологи уже заплатили за саму Афродиту; они чувствовали, видите ли, что, поскольку статуя будет неполной и несовершенной без конечностей, они должны стоить очень дорого.

– Понимаю.

– Археологи так не считали и решили перестать портить туземцев. Тогда греки пригрозили бросить руки Афродиты в море, если им не дадут ту цену, которую они запросили. Археологи, думая, что этого не случится, сказали – валяйте!

– И они бросили?

– Да, бросили. Это научило археологов торговаться за объекты целиком и в значительной степени положило конец обычаю разбивать статуи. История хорошо известна, хотя и не получила широкой огласки в популярной прессе, которая находит более забавным демонстрировать фотографии бедной леди, которая почесывается или показывает вульгарные жесты. Что не так хорошо известно, так это то, что она почти наверняка является современной подделкой.

– Вы об этом знаете или догадываетесь?

– Догадываюсь, но положение наделяет меня проницательностью, которая немногим доступна. Можете ли вы представить себе – для начала – статую, падающую таким образом, что обе руки отрезаны чисто у плеча, а других повреждений почти нет? Можете ли вы представить себе статую такого размера, остававшуюся неизвестной в течение почти двух тысяч лет, если при этом она стояла в гроте, куда мог войти кто угодно когда угодно? Грот на обитаемом острове? По-вашему, мог ли кто-то доставить такую статую в этот грот и забыть ее там? Вам кажется, что произведение искусства – по всеобщему признанию, одно из величайших произведений человечества, возникших в древнем мире, – могло пробыть на крошечном острове так долго, не оставив ни единого письменного свидетельства?

Я покачал головой.

– Должен признаться, я не в силах такое вообразить.

– И все же нас просят, мистер Вир, поверить во все это и даже больше. Нет, великий художник – а он был великим художником, – который изваял Венеру, был жив в 1820 году, когда статую «обнаружили». Вполне возможно, в тот момент инструменты, придавшие форму камню, еще даже не были смазаны маслом и убраны до лучших времен. Ее стоило похоронить и снова выкопать, как случилось в нашей стране с гигантом из Кардиффа[73], но, похоже, в 1820 году сгодился и грот.

– А как же руки?

– Она держала в руке яблоко, мистер Вир. Яблоко раздора, знаете ли, которым наградил ее Парис. Возможно, резчик надеялся на некоторую путаницу с Евой – газеты любят поправлять людей, и они бы неустанно объясняли разницу между Евой и Афродитой читателям, которые толком ничего не знают ни про ту, ни про другую. – Он выдержал паузу. – Что вам сказала моя жена перед тем, как вы вошли, мистер Вир?

– Что я очень необычный человек.

– И все?

– Я думаю, она хотела убедиться, что я не расскажу полиции о вашем занятии; польщенные люди обычно великодушны.

– Салли – мистик. Ей нравится считать себя экстрасенсом, и я думаю, иногда так оно и есть. Она заваривала чай на кухне и с минуты на минуту войдет с ним. Вы услышали?

Я покачал головой.

– Я услышал. Ей пришлось нагреть воду, и чайник запел. Минуту назад звякнул поднос, когда она достала его из шкафа. Мои уши настроены на этот дом, мистер Вир, и я очень мало сплю. Я слышу, как моя дочь расхаживает по комнате, борясь с вопросами относительно мальчиков, и в сотый раз решает, что окончит среднюю школу, прежде чем уйдет из дома. Я все это слушаю, пока пишу здесь поздно вечером. Иногда я засыпаю. Моя голова падает вперед, и в течение тридцати минут – или ста – я сплю. Часто сны подсказывают мне, что писать. Случается, жена находит меня здесь по утрам, когда я дремлю, положив голову на руки.

В дверь постучали. Мистер Голд сказал: «Да», и миссис Голд открыла. На подносе стояли два стакана чая в русском стиле.

– Кипяток, – сказала она. – Знаете, как это пить?

– Справлюсь, – ответил я.

– Если захотите еще, просто позовите. На кухне есть хорошее печенье, если пожелаете. Из «Дюбарри».

– Увы, мне не нравится их выпечка.

– Какая жалость. Мы с Лу считаем, что они лучшие в городе.

– У нас тут разговор, Салли, – встрял мистер Голд. – Деловой разговор.

– Обо мне не переживай – пойду и спокойненько почитаю газету или послушаю радио.

– Да я и не переживал.

Миссис Голд фыркнула, улыбнулась мне и, махнув подносом, закрыла за собой дверь.

– Очаровательная женщина, – сказал я.

– Видели бы вы ее двадцать пять лет назад. Мы познакомились в Лондоне – я уже об этом говорил? Русский чай – это Лондон, это Блумсбери, а не Россия. В Восточной Германии – Польше, – где я родился, русских ни в грош не ставят. В Блумсбери они были воплощением шика. Так или иначе, она замечательная женщина.

– Не хочу занимать весь ваш вечер… – начал я.

– Я вас задерживаю? Простите. Как уже сказал, я сплю очень мало. Для меня сейчас шесть часов.