Читаем без скачивания Красная каторга: записки соловчанина - Михаил Никонов-Смородин

Туомайнен отложил свою работу и начал давать мне задание, не обнаруживая сперва особых подробностей. Пришлось вытягивать их у него рядом вопросов.

В общем оказалось, что нужно запроектировать промышленное кроличье хозяйство в Карельских лесах с годовой производительностью в тридцать тысяч голов ежегодной продукции.

Я терпеливо выслушал его инструкции и, забрав нужные бумаги, пошел в крольчатник.

Константин Людвигович с Абакумовым работали у наружных клеток. Увидев меня в возбужденном состоянии, он было решил, что я поругался с Туомайненом.

— Ну, дружище, осенью, наверное, покинем эти места, — весело сказал я.

— Каким это образом?

Я показал ему задание.

— Хозяйство будет большое. А кто его будет вести? Специалист то, ведь только я. Быть нам обоим на материке.

Фортуна опять повернулась ко мне лицом. Теперь и винтовки нужны не будут. Удрать с материка будет на много проще. Ветром свободы повеяло. Я вновь воспрянул духом и был готов к борьбе.

6. КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ТУФТА

Николай Федосеевич Протопопов, главный сельхозский врач, обслуживал также и животных пушхоза. После смерти Чижа ветеринары не доходили с этапами до Соловков, очевидно, застревали в многочисленных материковых лагерях. Федосееич бывал у нас в пушхозе не реже раза в неделю. Заходил он и в крольчатник — посмотреть моих животных, называемых им не иначе, как «нелепыми».

Федосеич был верующим христианином и ни перед кем этого не скрывал. Вся его жизнь здесь в лагере — сплошной христианский подвиг. Он работал не покладая рук и делал эго не для ГПУ, но из любви к животным. Впрочем, ничуть не меньше он любил и людей. Проницательный старик сразу чувствовал «лагерную сущность» своего собеседника и безо всякого труда узнавал сексотов. Однако, их он не боялся и относился к ним снисходительно. С людьми партийными Федосеич любил вести длинные беседы. Интерес к Человеку у него был огромный, как вообще и любовь к нему.

В откровенной беседе со мною, Федосеич рассказывает о нелепых партийных людях:

— Каждый человек с головой видит, конечно, партийное болото таким, как оно есть. Но выхода из этого болота у них нет. Вот вам — есть у меня приятель можно сказать — следователь ГПУ. Так тот прямо спрашивает, а куда он денется, если этого коммунистического болота не будет? Я, говорит, ничего не умею. А ведь при всякой иной, не коммунистической власти, от работников вообще потребуется уменье работать… Вот при советской власти он ценный работник. Здесь не надо уменья работать, но только способность заряжать туфту, ибо вся советская система сплошная туфта.

— Неужели ничего положительного вы не видите в коммунистическом творчестве? Ведь вот звероводство у нас даже в чекистском пекле идет хорошо.

Федосеич улыбается.

— Исключения из правила, конечно, встречаются. А тут, собственно, и исключения то нет. Просто хозяйство наше посадили на буржуазную почву — оно и развивается. Получается, стало быть, все равно туфта.

Федосеич начал философствовать на тему о советской туфте, о «коммунистической целесообразности», об отпадении буржуазных понятий о чести, совести, правде, как не оправдываемых коммунистической целесообразностью.

— Удивительна действенность всех этих партийных доктрин. Ведь большевики чистой воды материалисты. Но ведут они бои и несут жертвы во имя будущего. Вот тогда то наступит социализм и всем будет хорошо. А пока боритесь, кладите головы за социализм и прочее. Так вот, это жертвы их разве не альтруистическая погибель за други своя? Чистые материалисты, не признающие ничего сокровенного и таинственного в природе человека и в природе вообще и вдруг-на: садят на каторгу спиритуалистов только исключительно за их спиритуализм, за их влияние спиритуалистическими средствами на членов правительства!

В конце лета в пушхозе появились два новых ветеринарных работника: ветеринарный врач Почезерский из Петрозаводска и ветеринарный фельдшер Матисон. Почезерский был типичным, по выражению Горького о себе, «околопартийным» человеком, пользовался большим доверием в партийных кругах и даже получал заграничные командировки (в Финляндию) для закупки лошадей. Однако, кончил все же лагерем и сел ет.

Матисон оказался веселым малым. Ко мне он сразу стал относиться с большим доверием и охотно рассказывал о своей работе, о работе Коминтерна заграницей, о своем провале и вынужденной эмиграции в СССР. Впрочем, дело его не только не сложно, но и шаблонно. Будучи завербованным в подпольный комсомол, он проявил большую энергию, ведя пропаганду и на этом попался. Пришлось партии его переправлять в СССР. Здесь, увидев коммунистические принципы в действии, Матисон пришел в себя от коммунистического дурмана и, как человек прямой, не стал скрывать своих трезвых мыслей. В одно не прекрасное время его посадили на Лубянку и дали пять лет Соловков. Конечно, свободы ему уже больше не видать. Каждый прозревший является настоящим врагом системы. Чекисты это, конечно, знают и таких людей обезвреживают или содержанием на изолированных Соловках, или расстрелом.

О своей работе Матисон рассказывает.

— Коммунистическая партия у нас запрещена, но существует нелегально, пользуясь разными легальными прикрытиями. Работа латвийской компартии поставлена на широкую ногу. Я думаю так и в каждой стране, прилегающей к СССР. Приходилось мне встречаться с финскими и с эстонскими комсомольцами. В общем и по их сведениям способ работы политической у Коминтерна одинаков.

— Нет ни одной фабрики, завода и промысла, где бы не было тайной коммунистической ячейки. Конечно, такая ячейка ведет самую энергичную работу. Во первых, ведется тщательный шпионаж на производстве, собираются точные сведения чего, сколько и как вырабатывается. Во вторых, в ячейку стараются вовлечь побольше квалифицированных рабочих и специалистов. Сеть тайных коммунистических ячеек на всех производствах страны в случае войны будет играть огромную роль. Вот, например, в таком деле, как изготовление боевых припасов. Член комячейки, какой-нибудь третьестепенный мастер, по распоряжению из центра партии будет выполнять свою работу с незаметным вредительством: не довернет до надлежащего положения какой-нибудь винт или еще какую-нибудь мелочь будет делать не так, как требуется. От этих неуловимых и не учитываемых вредительств снаряды будут рваться не так как нужно, попадания будут не меткими. Если это касается аэропланного производства, навредить можно и еще того больше. Мало ли путаницы и беспорядков можно сделать таким тайным саботажем.

— Вторая задача комячеек — политическая работа. Членам комячеек вменяется в обязанность входить в разные легальные партии и их разлагать. Само разложение проводится по простой схеме, при обсуждении на рабочих собраниях различных политических и экономических вопросов, надо стремиться занимать крайнюю позицию и так или иначе, всякий животрепещущий вопрос запутать, оттянуть его разрешение. Если вопрос будет сдан в комиссию непременно постараться в нее войти и там принимать все меры к тому, чтобы вопрос запутать и извратить. Делается это с единственной целью ошельмовать своих политических противников, лишить их влияния в рабочей среде. Тайная пропаганда довершает дело привлечения рабочих симпатий на сторону коммунистов. Демагогия, ложь, провокация вот главные коммунистические орудия.

Я смотрю на Матисона с некоторым удивлением.

— Но, ведь вы, применяя эти способы, знали их сущность?

Комсомолец как-то съеживается.

— Конечно. Но, ведь, все это во имя идеи делалось. Все средства для достижения общего счастья казались хорошими.

— Ну, что-ж, вот теперь вы это хорошее увидали. Каково оно вам показалось?

— Каторжная жизнь — и ничего более, — с горечью ответил комсомолец.

7. ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД НА ОСТРОВ СЛЕЗ

Двадцать второго ноября, в годовщину расстрела Петрашко, ударил мороз. Выпавший накануне снег твердо залег на зиму. Пароходы уже с трудом проходили по бухте Благополучия к Соловецкой пристани. Лагерная администрация торопилась закончить завоз продуктов и вывоз заключенных, подлежащих освобождению зимой.

В пушхозе настоящее столпотворение: готовятся к отправке на материк в новый, обширный лагерный питомник лисицы, соболя, кролики. Соловецкий питомник делится. Вместо Туомайнена остается заведовать питомником Каплан. Туомайнен ведет войну с административной частью из-за сотрудников, подлежащих в качестве незаменимых специалистов, вывозу на материк в новый питомник. Все это, конечно, контрреволюционеры высокой марки, и не в обычаях лагерной власти выпускать таких людей на материк. Меня и Михайловского отпустить категорически отказались. Туомайнен оказался в двусмысленном положении, приходилось начинать большое дело без специалистов. Наконец, в самый последний момент разрешили взять меня для сопровождения транспорта животных до нового питомника, с возвратом сейчас же на Соловки. Это было ошибкой со стороны лагерных чекистов. Попав на материк, да еще последним пароходом, я был оставлен в новом питомнике. Моя упорная работа в крольчатнике открыла мне дорогу на материк, в те места, откуда, за несколько месяцев перед тем, бежал в Финляндию топограф Ризабелли, вывезенный из Соловков для срочных работ по распланировке нового питомника и съемке окрестностей. Вместе со мною выезжали полковник К. Л. Гзель и А. Э. Серебряков.