Читаем без скачивания «У Геркулесовых столбов...». Моя кругосветная жизнь - Александр Городницкий

Множество мостов, переплетения каналов, порт с морскими судами, крики чаек образуют совершенно неповторимую ауру Гамбурга, близко сроднив его с моим родным Питером. Кроме того, они похожи скверной дождливой погодой и постоянной угрозой наводнений, которые в Гамбурге и в Питере нередко приобретали катастрофический размах.

В сентябре 2000 года в Гамбурге, где мы были вместе с Александром Костроминым, немецкий музыкант, работавший одновременно пилотом Люфтганзы, тридцатидвухлетний красавец Нильс Вулькоп предложил записать диск с моими песнями у него в студии, снабдив их переводами на немецкий язык. Нильс с детства увлекался музыкой и решил посвятить себя ей. Однако надо было зарабатывать на жизнь. Поэтому он окончил летное училище и стал летать, чтобы заработать деньги на студию звукозаписи. Мои песни ему понравились, хотя он ни слова не понимает по-русски. «В них есть какая-то сила, – говорит он, – я чувствую это по интонации».

Диск нам удалось объединенными усилиями записать примерно за две недели напряженной работы. С переводами, однако, не обошлось без проблем. Так, во время перевода песни «Чистые пруды» выяснилось, что слово «вагоновожатый» звучит по-немецки примерно как «айзбанфюрер». «Нет уж, такого слова мне в песне не надо», – запротестовал я. Пришлось заменить слово «вагоновожатый» на более благозвучное на немецком языке слово «прохожий».

Поразившее меня сходство между Гамбургом и моим родным Питером нашло отражение в песне, посвященной Нильсу.

Два города этих так странно похожи,Так странно похожи две этих реки.Они далеки друг от друга, и все жеОни для меня неизменно близки.Здесь птичьего зова небесные гаммыМешают порою весеннею спать.Мне в Питере снова привидится Гамбург,А в Гамбурге Питер приснится опять.Два города этих так странно похожи.Обоим преподали горький урокГлубокие раны жестоких бомбежек,Ночные сирены воздушных тревог.Здесь море сурово грохочет за дамбой,Внезапным грозя наводнением стать.Мне в Питере снова привидится Гамбург,А в Гамбурге Питер приснится опять.И, кажется, жизнь повторится сначала,И сердце как птица забьется, когдаОт берега Эльбы, от невских причалов,Уходят, гудя, в океаны суда.От края земного к другим берегам бы,Как в юности дальней, и мне уплывать.Мне в Питере снова привидится Гамбург,А в Гамбурге Питер приснится опять.

Мне много раз приходилось бывать в Германии, иногда 9 мая – в День Победы. В такие дни, оборачиваясь назад, начинаешь остро осознавать уроки истории, понимать, как по-разному сложились судьбы бывшей фашистской Германии и бывшего сталинского Советского государства. Немцы имели мужество пройти через покаяние, признать и публично разоблачить злодеяния гитлеровского режима. У нас же полного разоблачения сталинских преступлений так и не произошло, поэтому как повернется наша история завтра, пойдут ли нам впрок уроки немецкого, мы пока не знаем.

День победы я встретил в Германии,Той поверженной прежде стране,Что позднее прошла покаяниеИ теперь процветает вполне.Гром салюта над площадью Красною,Разноцветные вспышки ракет.Сколько лет все победу мы празднуемНад страной, что в помине уж нет!Не пойму эти праздники гордые, —Для меня это слишком хитро.Маршируют нацисты по городу,И людей убивают в метро.Не могу, старики-победители,Я вам это поставить в вину.Просто зря умирали родителиЗа несчастную нашу страну.Потому что известно заранее,В целом мире, куда ни приди,Что не будет фашизма в Германии,А у нас еще все впереди.

Парижские каштаны

Я от мыслей ночных устануИ гитарный возьму аккорд,А в Париже цветут каштаныВозле площади Ля Конкорд.Невесомые эти свечки,Что прохожих лишают сна,Хороши, но недолговечны,Как и наша с тобой весна.В юность собственную под старостьНе воротишься, хоть умри,А в Париже цветут каштаныНад дорожками Тюильри.Над московскою снежной крупкой,За которой придут дожди,Я кричу безнадежно в трубку:«Подожди меня, подожди!»А зачем меня ждать напрасноУ столетий на рубеже?Мне на этот веселый праздникЗа тобой не поспеть уже.А в Париже речная пристань,Разноцветная карусель,И везут катера туристовУ подножия Тур Эйфель.И смотрю я в окошко тупоНа двора проходного дно,Где моя возрастная группаСоревнуется в домино.А в Париже летит по кругуНескончаемый хоровод,И целует студент подругу,И никто никого не ждет.

Как-то исторически сложилось, что именно Париж, один из крупнейших и красивейших городов мира, стал местом, куда всегда стремилось и русское дворянство, и русская интеллигенция. Возможно, поэтому именно с Францией у России установились вековые культурные связи. При слове «Париж» сразу вспоминаются художники-импрессионисты, Тургенев, Хаим Сутин, Модильяни и Ахматова, Эдит Пиаф и Ив Монтан. Париж связан для нас с детским открытием Виктора Гюго, Александра Дюма, Проспера Мериме и всей замечательной французской литературы, которая давно сроднилась с русской.

Впервые я попал в Париж в далеком 1968 году. За год до этого моя песня «Атланты» неожиданно для меня, я в это время плавал в очередной экспедиции, заняла первое место на Всесоюзном конкурсе на лучшую песню для советской молодежи. И в 68-м году ЦК комсомола с подачи Ленинградского обкома комсомола решил меня направить в составе творческой группы при олимпийской сборной СССР во Францию на Зимнюю Олимпиаду в Гренобль. Я тогда планировал защищать в Москве в МГУ кандидатскую диссертацию. Уже был назначен срок защиты на февраль 68-го года, но, вспомнив, что «Париж стоит мессы», а тем более кандидатской, я немедленно отказался от защиты, перенеся ее на год, и поехал в Париж.

Во Франции мы пробыли три недели: четыре дня в Париже, а остальное время – в Гренобле. «По должности» (я входил в состав так называемой «творческой группы» при олимпийской сборной, вместе с другими артистами и композиторами) мы должны были время от времени выступать перед нашими спортсменами в Олимпийской деревне и перед французской «общественностью». Поскольку сам я на гитаре играть тогда не умел (и сейчас не умею), в качестве специального аккомпаниатора был оформлен актер театра комедии Валерий Никитенко. Уже в поезде «Ленинград – Москва» выяснилось, что на гитаре он тоже играть совершенно не умеет. После признания Валерий слезно просил его «не выдавать», поскольку очень хочется в Париж. В результате на концертах во Франции мне подыгрывали гитаристы из грузинского ансамбля «Орэро», и надо сказать, что такого роскошного аккомпанемента своим скромным песням за все последующие годы я не помню.