Читаем без скачивания По ту сторону фронта - Георгий Брянцев

— Прошу садиться, дорогие гости, — пригласил Волохов и крикнул: — Варвара!

Из соседней комнаты открылась дверь, и у порога встала рослая, рябая, лет тридцати женщина.

Костров подумал, что это, вероятно, дочь Волохова, муж которой находится в Германии.

— Ну? — довольно недружелюбно спросила она Волохова, не сочтя нужным поздороваться с вошедшими.

— Достань-ка нам яблочков моченых… мисочку.

Варвара не торопилась исполнять приказание, и когда Костров заявил, что они сыты и ничего не хотят, она повернулась и скрылась опять в той комнате, из которой только что вышла.

— Скоро ожидаете? — спросил Костров, не назвав ни имени, ни фамилии человека, которого он имеет в виду.

— Да, Василий Андрианович аккуратный человек, — ответил Волохов и посмотрел на ходики. — Он себя долго ждать не заставит.

Хозяин оказался прав. Не прошло и пяти минут, как к дому подкатил кто-то на лыжах. Костров и Бойко насторожились.

Волохов привстал.

— Повстречать надо Андриановича. Это он пожаловал.

— Сиди! — приказал Бойко, глядя на Волохова тяжелым, недобрым взглядом.

Тот оторопело посмотрел на гостей, не находя, видимо, объяснений столь быстрой перемене тона.

Слышно было, как заскрипела дверь. Потом раздался знакомый Кострову голос Редькина:

— Волохов! Пес старый! Где пропал?

— Тут я… Здесь… Проходи, Василий Андрианович, — отозвался хозяин и поочередно поглядел на Кострова и Бойко, как бы спрашивая: «Так я или не так ответил?»

— Не опоздал я? — вновь заговорил Редькин.

— Нет, нет, боже упаси…

Наконец дверь открылась и ввалился Редькин. Автомат висел у него за спиной. Предатель был уверен, что его здесь встретят радушно, и ничего не опасался. Увидев Кострова и командира отряда Бойко, он озлобленно и тревожно уставился на них, но тут же спохватился и попытался изобразить на своем лице улыбку.

— А вы как сюда попали, товарищи командиры? — спросил он.

От слова «командиры» Волохов беспокойно заерзал на скамье. Он, кажется, начинал соображать, с кем имеет дело.

— Руки вверх! — приказал Костров и навел на предателя пистолет.

— Быстрее шевелись! — прикрикнул Бойко.

Он подошел к Редькину, сорвал с него автомат, нож, обшарил его карманы.

— Не ожидал, что так получится? — спросил Бойко.

— Нет! — делая вид, что ничего не понимает в происшедшем, ответил Редькин.

— Частенько бывал в этом доме?

— Нет…

— А ротенфюрера, которого я из-за реки привел, помнишь?

— Нет…

— Давно продался, подлец?

— Нет…

— Недавно! — усмехнулся Костров. — Ну, ладно. Нам нет времени твои «неканья» слушать.

— В лагере у тебя, надеюсь, язык развяжется, — добавил Бойко.

Редькину и Волохову завернули назад руки и прочно связали их.

— Вперед, марш! — скомандовал Костров.

На улице поджидал Снежко.

— Все в порядке, — шепнул он на ухо капитану, — староста подкатил на паре… быстро довезет.

Не успел Костров по возвращении рассказать об удачно проведенной операции, как вошедший в землянку дежурный доложил командиру бригады, что крестьянин Сурко хочет его видеть.

Зарубин недоуменно пожал плечами. «Неужели опять какая-нибудь новость? Может быть, что-либо спутали или не того, кого надо, взяли?»

— Веди его сюда, — приказал он дежурному.

Вошел Сурко. В его всклокоченной редкой бороде и в усах торчали сосульки, и с них сразу же начали падать капли.

— Прямо сюда пришел и не побоялся? — спросил его Зарубин…

— Теперь уже не боязно. Сволочугу убрали. Я наблюдал все время…

— Его взяли? — задал вопрос Костров.

— Его.

— Какие же ты новости еще принес? — поинтересовался Зарубин.

Сурко доложил. После того как увели Редькина и Волохова, примерно через час к дому на санях подъехали двое. Один из приехавших, по словам Сурко, старик, вылез из саней, вошел в избу и через несколько минут вышел оттуда с дочерью Волохова. Та ему что-то говорила, а старик расспрашивал. Потом, сев в сани, он со своим спутником укатил обратно.

Сурко считал, что Костров и Бойко допустили оплошность. Следовало не торопиться с уходом из дома, а подождать часок. Тогда бы удалось захватить еще двух фашистских приспешников.

На этот раз Сурко явно ошибался. Неизвестным стариком и «фашистским приспешником» был, вне всяких сомнений, Дмитрий Карпович Беляк. Было условлено, что он появится в деревне не ранее семи вечера и желательно с кем-нибудь из свидетелей. Беляк так и поступил, захватив с собою одного из работников управы.

— Этот неизвестный, что заходил в дом, действительно старик? — спросил Добрынин.

— Не хочу брехать… — ответил Сурко. — Ночью можно и ошибиться… По голосу вроде как пожилой.

— Ладно, товарищ Сурко. Спасибо, что пришел и сообщил, — поблагодарил его Зарубин. — Если еще раз появится — скажи, мы его подкараулим и словим… Обязательно словим, — добавил он, сдерживая улыбку.

— Да нет, теперь его не споймать, — с разочарованием заметил Сурко.

— Ты только за этим, батенька мой, и приходил? — тоже улыбаясь, спросил Пушкарев.

— Еще есть дело.

Сурко расстегнул полушубок, достал из внутреннего кармана пиджака небольшой голубой конверт и подал его Зарубину.

Не поинтересовавшись, кому адресовано письмо, Зарубин разорвал конверт, извлек из него маленький листок бумаги и, быстро пробежав глазами, обвел всех недоуменным взглядом.

— Не понимаю. Убейте — ничего не понимаю! — И он прочел вслух: — «Дорогие товарищи! Я жив. Далеко меня завезли, но теперь я уже близко от родного края. Доберусь или подохну. Ваш Бакланов».

Рузметов растерянно поднялся с места.

— Тьфу… Тьфу, — сплюнул Пушкарев, — что-то невдомек мне. Дай-ка я сам прочитаю. — И, взяв из рук Зарубина письмо, медленно прочел его вслух.

— Ничего не происходит в природе такого, что не должно происходить, — съязвил Добрынин.

— Да, да… — подхватил Пушкарев. — Вот именно так и выходит.

— Воскрес из мертвых! — радостно воскликнул Рузметов. — Значит, при взрыве в гостинице он не погиб. А мы его зачислили в покойники. Вот узнает Беляк!…

— Значит, жить ему сто лет! — рассмеялся Зарубин.

— Как же попало к тебе это письмо? — спросил Костров у Сурко.

— Жена Бакланова живет по соседству. Она и передала.

Как попало письмо к Баклановой, Сурко не знал.

5

Ночь. Канун Нового сорок третьего года. Большая заснеженная поляна, огражденная черной стеной леса. Снег по колено, пушистый, мягкий. Мороз — за тридцать градусов. Лес угрюм и молчалив.

Партизаны слушают своего начальника штаба. Рузметов посматривает на часы и говорит спокойно, не торопясь, дорожа каждым словом:

— Наступление наших войск продолжается. Эта весть, пожалуй, самая радостная для сердца советского человека, сердца партизана. Красная армия идет на запад. Удар за ударом наносит она зарвавшимся гитлеровцам. Только в среднем течении Дона за последние десять дней бойцы Красной армии освободили от оккупантов более восьмисот населенных пунктов…

Пар от дыхания сотен людей клубами поднимается в морозный воздух и тает в нем. Мигают огоньки цигарок. Партизаны вслушиваются в каждое слово молодого командира. Все надо запомнить. Завтра многие из них пойдут в села и расскажут крестьянам о последних событиях на фронте, сообщат, сколько взято пленных, сколько разбито и захвачено немецких танков, орудий, сколько сбито самолетов, какие потери понес враг в живой силе. Народ знает, что победа измеряется не только пройденными километрами.

— Слово за нами, товарищи! — продолжал Рузметов. — Новый год надо отметить новыми ударами. Мы сегодня в штабе бригады рассмотрели и утвердили план тринадцати операций. Есть среди них простые и сложные, большие и малые, трудные и легкие, но все их надо осуществить. Это дело партизанской чести. И крайний срок — завтрашняя ночь…

Рузметов поднял руку с часами к самым глазам и умолк, вглядываясь в светящийся циферблат.

— Ну вот, дорогие друзья, — продолжал он взволнованно, — вот и Новый год… Сейчас, в эту минуту, в Москве кремлевские куранты отбивают двенадцать ударов. Их слышат на Дальнем Востоке, на севере, на юге, в окопах и землянках на фронте, в цехах заводов, в колхозных клубах… Мы с вами не слышим курантов, но они бьют и для нас. Разрешите мне по поручению бюро подпольного окружкома и командования бригады поздравить вас с Новым сорок третьим годом, который приблизит победу и разгром врага… Мы не можем поднять новогодних бокалов по той простой причине, что их нечем наполнить. Так давайте вместо этого прокричим наше победное «ура». Пусть враг слышит и чувствует, что мы готовы к бою. За победу! Ура!

Многоголосый протяжный клич прогремел над поляной подобно грому и раскатился эхом по лесным просторам.