Читаем без скачивания Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 3. Князь Велизарий. - Роберт Грейвз

Теперь настало время рассказать о восстании. Оно началось на Пасху следующего года — 536 года после Рождества Христова. Через несколько дней Соломон оказался в Сиракузах. Он плыл на обычной лодке, и его сопровождало несколько измученных попутчиков. Соломон с трудом дошел из порта к ставке Велизария в губернаторском дворце. Так случилось, что в тот день я находился в небольшом помещении с моей госпожой, Велизарием и Феодосием, куда мы отправились после завтрака. Там происходил спор: Феодосий пошутил по поводу одного из принципов веры, а моей госпоже Антонине это показалось очень смешным.

Велизарий не стал веселиться, а странно улыбаясь, спросил Феодосия, не склонился ли он к юномианизму.

— Нет, конечно, — ответил Феодосий. — Я никогда об этом не думал.

— Хорошо. Но если вы поддерживаете христианство, почему отпускаете подобные шуточки?

Антонина принялась защищать Феодосия, сказала, что посмеиваться над чем-то еще не значит, что вы от этого отказываетесь. Велизарий с ней не согласился, и она перешла от обороны к нападению. Она спросила его, почему, коли ему была так важна ортодоксальная вера, он позволил еретикам всех направлений записываться в придворные войска?

Велизарий ответил ей:

— Это совершенно иное дело. Каждый человек имеет право исповедовать любую веру, он не должен от нее отказываться под давлением силы. Но он не имеет права оскорблять окружающих и насильно навязывать им свои убеждения. Меня воспитывали в христианской вере, и я поклялся всегда ее исповедовать. Мне неприятно слушать, когда эту веру кто-то оскорбляет, потому что я сам никогда не стану хулить веру другого человека.

— А если бы ты с детства исповедовал арианство?

— Я бы остался арианином.

— Значит, все религии являются верными, если их исповедуют искренне? — продолжала настаивать госпожа Антонина.

— Я не могу с этим согласиться. Но еще раз повторяю, что следует уважать свою веру и религиозные чувства других.

Феодосию пришлось извиниться за неудачную шутку, тем более, что он оскорбил своего крестного, он сказал:

— Я не поддерживаю никакую ересь и могу вам сказать, что ортодоксальная религия может быть логически защищена от ереси, если помнить, что Папа в Риме держит в руках ключи от Небес, сменив собой святого Петра.

Велизарий сухо заметил:

— Не понимаю, какое это имеет отношение к религии.

Феодосий захохотал:

— Крестный, вы — настоящий скептик.

Велизарий стал спокойно объяснять:

— Религия — это вера, а не философия. Греки-ионийцы изобрели философию, чтобы она заняла место религии, а в результате стали трусливой и хитрой нацией.

Тут вмешалась госпожа Антонина:

— Но разве философия не нужна, чтобы обороняться от обид?! Нельзя верить тем, кто вас может обидеть.

— Лучше продолжать верить и прощать обиды. Если вы перестаете верить, то раните сами себя.

— Чем слабее вера человека, тем меньше он себя ранит, когда от нее отрекается, — заметил Феодосий.

Велизарий тихо заметил:

— Крестник, пусть это нас не коснется. Мы здесь все почтенные и честные люди.

Я перехватил быстрый взгляд между госпожой и Феодосием. Казалось, они говорили: «Милый Велизарий, ты нам льстишь. У нас не такое фанатичное чувство чести».

Я никогда не забуду этот разговор и взгляд, потому что далее я узнал об отношениях моей госпожи с Феодосием. Было абсолютно ясно, что Феодосий крестился, чтобы далее продвинуться по социальной лестнице, и был не более верным христианином, чем я или моя госпожа. Он однажды ей признался:

— Я с удовольствием прочитал одного автора по вопросам христианства, это Цельс.[92] Этот Цельс был предан анафеме, жил во времена язычников и писал о раннем христианстве остроумно и сурово. Он даже побывал в Иерусалиме, чтобы подробнее узнать о родителях Иисуса. Он писал, что обнаружил записи в военных книгах, что Он был сыном Пантеруса, греческого солдата из Самарии.

— Следует отметить, — говорил Феодосий, — что, как говорил евангелист Иоанн, Иисус не отрицал своего самаритянского происхождения, когда священники его в этом обвиняли.

Велизарий продолжал утверждать, что каждый может иметь собственную веру или свое мнение. Феодосий все скрывал от всех, кроме госпожи Антонины. Но был ли он с ней до конца честен?! Хотя я не верил тому, что болтали глупые слуги о моей госпоже и Феодосии… Будто их застали за ширмой в объятиях друг друга… Или в другой раз они вместе появились из темного чулана. У меня было предчувствие, что однажды страсть овладеет ими и принесет много горя им самим и Велизарию. Феодосий был атеистом или скептиком. Какие у него могли быть моральные сдерживающие силы?! Что касается госпожи, прежде она вела распущенную жизнь и не была верна своему первому мужу — купцу. Она считала свое тело вещью, которой она могла распоряжаться по собственному усмотрению. Конечно, она любила Велизария, но нельзя было с уверенностью сказать, сможет ли эта любовь удержать ее от страсти к Феодосию.

Когда Велизарий сказал: «Мы все здесь люди чести», — мне стало очень грустно. Я любил его как благородного героя, был ему предан, правда, чуть меньше, чем моей госпоже. Госпожа Антонина всегда прекрасно ко мне относилась.

В этот момент объявили прибытие Соломона. Он вошел в комнату, задыхаясь, и с трудом мог говорить.

Госпожа приказала мне принести чашу вина, чтобы он мог прийти в себя. Все мне доверяли, и я остался, чтобы выслушать удивительный рассказ.

Женщины вандалов заварили кашу, сказал Соломон. Они убедили новых мужей, что император забрал у них приданое — дома и земли, по праву принадлежащие им. Эти женщины подогревали возмущение населения строгими религиозными правилами Юстиниана. Всех ариан отлучили от Святого Причастия, даже не позволяли им иметь святую воду, чтобы побрызгать детей после крещения. Появилось много новорожденных ребятишек, которые могут умереть без крещения, и тогда они будут вечно прокляты. Их отцы, фракийские готы и гунны-герулийцы, очень переживали по этому поводу. Солдаты договорились начать восстание в пасхальное воскресенье, выпадавшее в тот год на двадцать третье марта. Заговорщики решили убить Соломона, когда он посетит церемонию в честь Воскрешения Христа в соборе Святого Киприана. Соломон ничего не подозревал об опасности, потому что все крепко хранили тайну. Половина солдат его личной охраны участвовала в заговоре, будучи женатыми на женщинах вандалов. Им тоже хотелось получить дома и земли.

Убить Соломона решено было в тот момент, когда Гостию[93] поднимали перед главным алтарем, чтобы подтвердить его чудесные качества. Все вокруг падут ниц и неожиданный предательский удар будет легко нанести.

Когда в церковь вошли солдаты, держа руки на рукоятках кинжалов, подбадривая друг друга, вдруг ими овладело странное чувство. Огромный и прекрасный храм, мягкие тихие звуки песнопений, запах свечей и ладана, букеты и гирлянды весенних цветов, достойные священники в праздничных одеяниях и невооруженные собравшиеся здесь люди для молитв — все произвело огромное впечатление на еретиков. Они могли совершить убийство, но не святотатство. Сомнение овладело ими и к ним тихонько подошли ризничии и церковные старосты и предложили им преклонить колена вместе с остальными. Они их дергали за рукава и подталкивали. Один за другим солдаты повиновались, так они приняли участие в литургии вместе с остальными верующими.

Когда они вышли из храма, то стали обвинять друг друга в трусости и мягкости, начали клясться, что если бы кто-то их поддержал, они довели бы дело до конца.

Они ссорились на рыночной площади, и Соломону вскоре сообщили о заговоре. Он приказал их арестовать, но его личная охрана ему не повиновалась. Потом заговорщики под предводительством офицеров покинули Карфаген и начали грабить его окрестности.

Соломон не мог бороться с проявлениями неповиновения: его собственные войска отказались выступать против заговорщиков. На пятый день он собрал общее собрание на ипподроме и обратился к солдатам, матросам и полицейским. Он собирался привлечь их на свою сторону, дав им клятву, что он их поддерживает. Люди начали вопить и швырять в него камни, а потом стали бить и убивать собственных офицеров. Они перерезали горло главнокомандующему Соломона. Фарас подтвердил свою верность кровному брату Велизарию и был смертельно ранен стрелами его же солдат. Герулийцы начали готовить кумыс, получив наконец назад закваску.

Вскоре в восстании приняли участие буквально все, и армия начала грабить лавки в центре Карфагена и склады в порту. Все напоминало Константинополь во время победных мятежей, с той разницей, что люди не надевали Синие или Зеленые розетки. Но тут не было Велизария, который мог остановить волнения. Некоторое время Соломон скрывался в женской часовне во дворце Гейлимера, но как только ему представилась возможность, удрал в порт, достал там лодку и после десяти дней пути оказался в Сиракузах.