Читаем без скачивания Миры Альфреда Бестера. Том 3 - Альфред Бестер

— О! А я и не…

— А ваше представление о сиамских близнецах?

— Мне ни разу не пришло…

— Открытая западня, преобразовавшаяся в графскую коронку, потом в императорскую корону, а потом — в коронованную сатанинскую маску? Посмотрите на свой рисунок. Разве эта маска не похожа на «R», соединенное со своим зеркальным отражением? Что подскажет вам коронованное «Р»?

— Да, здесь не ошибешься… теперь! Царица пчел. Королева Реджина. — Гретхен обернулась к Шиме. — Он был прав, Блэз. Я и верно слишком погрузилась во впечатления, чтобы правильно оценить виденное.

— Еще одно деликатное звено, — продолжал Индъдни. — Летящий полярный гусь или атакующая пчела?

Шима убежденно закивал головой.

— Реджина. Царица пчел. И только так.

— Безусловно, да. Мы установили первоисточник Сторукого. Его порождает пчелиный рой, улей, населенный дамами-пчелками, но рой держится вместе, только когда есть пчела-матка. Источник всего — она.

— Значит, царица — то гнездо, которое нужно разрушить, — тихо произнесла Гретхен.

— Однако меня озадачивает, — медленно продолжал Индъдни, — эта буква, «двойное-У», которая превратилась в мускулистые руки, а потом в толстые ягодицы. Почему она породила ощущение смерти?

— Смерть и раньше являлась ко мне, субадар.

— Да, как отклик на «Р». Почему же потом она откликнулась на появление «двойного-У»?

— Элементарно, — сказал Шима. — Долгое «У» как в «Уинифрид».

— Немного слишком элементарно для меня, доктор, — вздохнул Индъдни. — Наверное, для человека в синей форме это неправильно — отвергать очевидное, но мне не нравится это элементарное решение. Должно быть более глубокое, возможно, двойное объяснение появления Смерти реет над этой буквой, над парой мощных рук и ягодиц…

— Вы не излишне усложняете, субадар? — спросила Гретхен.

— Возможно, — Индъдни шумно перевел дух и улыбнулся. — И опять же, возможно, перефразируя доктора Шиму, я пытаюсь объяснить неизвестное неведомым. — Он еще раз глубоко вздохнул. — Однако теперь мы хотя бы знаем, где искать Голема-100. Это иддивидуум — благодарю за меткое словцо, доктор, — накрепко связанный с психикой Уинифрид Эшли через рой пчел, которыми она управляет. Если ее сместить, то рой распадется и Голем лишится пристанища.

— Это моя работа, — решительно произнесла Гретхен. — Я вхожа в улей. Мне придется изыскать способ, как лишить трона Ее Величество.

— Подрывная деятельность изнутри? — улыбнулся Индъдни. — Извинительное предательство в данном неслыханном положении. Я все же предлагаю подождать с планированием до завтра. Сейчас не время для серьезного обсуждения. Мы все очень устали и нуждаемся в отдыхе.

— Он прав, — зевнул Шима. — Я выпадаю. Пошли, госпожа Лигра. Отправимся в постель, и никаких баловств.

— Нигра, господин Япошка, неужели не запомнить? — Гретхен направилась к дверям, Шима за ней. — А насчет баловства поглядим, когда придем домой. На террасе еще полно земли. Доброй ночи и Опс благослови, субадар.

Индъдни не откликнулся и не встал, чтобы проводить их. Он сидел и смотрел вслед Нигре и Япошке, а лицо его исказилось от ужаса, вызванного внезапным озарением.

Глава 18

— Это подлинная средневековая месса, Реджина, которую положили в основу гимна, — сказала Гретхен. — Я послала ее тебе, чтобы она вписалась в твой прекрасный коммунистический интерьер. Естественно, я играла в переложении для фортепьяно.

Глаза Реджины наполнились слезами.

— Это самый милый, самый душевный подарок, какой мне когда-либо дарили. У меня нет слов, ЧК. Никаких. Опс благослови, дорогая, и тысяча благодарностей.

— Ну, я знала, что валик для пианолы вам не достался, — улыбнулась Гретхен, сидя за пианино. — Вот я и откопала ноты. Я не могла не сделать этого для вас, Реджина.

— А как она прекрасно сыграла! Верно, дамы?

— Вложила всю душу, — зааплодировала Ильдфонса. — Все сердце, серп и молот.

— НУ ДА! Насмехайся над ЧК, если угодно, Нелл, — выступила Сара Душерыжка, — но ПРОЛЕТАРИИ вдохновлялись СВЯТЫМ ГИМНОМ на смертный бой, чтобы победила

в искусстве, науке, чтобы вырвать свободу из жадных лап своих ТИРАНОВ — капиталистов и империалистов.

Вслед за этой вспышкой воцарилось ошеломленное молчание, которое нарушила Гретхен:

— Я и не знала, что вы — в партии.

— Да нет же, — сказала Ильдефонса. — Просто она играла «Мятежную Девчонку, Сокровище Души» — та заставляла всех эксплуататоров рабочего люда трястись от страха. Я попала на представление. Это был ее большой монолог под занавес в первом акте. Тьфу!

— Нет-нет, Нелли, — мягко укорила ее Реджина. — Не надо дразнить Сару тем спектаклем. Нельзя же считать актера ответственным за выспренние речи в старых романтических пьесах. Сара действительно вошла в образ Мятежной Девчонки, но она не виновата в тех глупостях, которые автор заставил ее произносить.

— А кто это написал?

— Драматург Старой Волны — некий Сезуань Финкель. — Сара задумалась. — А знаете, может быть, они и в самом деле так говорили тогда, во времена Красного Знамени.

— А это когда было?

— Ужас как давно. Не знаю точно. Мне кажется, что тогда святой Иосиф Сталин изгнал тиранов из храма… или они его.

— Но что такое тиран?

— А такой вот… с острыми клыками.

— Неважно, Мери. Это уже седая древность. ЧК, милая, сыграй еще раз, а мы тебе подпоем. Мы репетировали на разных языках, в надежде, что я заполучу тот валик для пианолы. Мы собирались поиграть в подпольный большевистский Интернационал. Теперь, благодаря тебе, душечка, это в наших силах. Организуемся, организуемся! Пи-девка! Посмотри, чтобы водка была со льдом!

— Только мороженая вода для ванны, хозяйка Уинифрид.

— Ну и хорошо, девочка. Лед ведь не кладется В РЮМКИ — замораживать надо саму бутылку. А теперь, ЧК…

— Еще разок, и проявите солидарность, товарищи, — захохотала Ильдефонса.

— Ну не шути, Нелли. Наш лозунг «Да здравствует Рот Фронт!», и мы должны вложить всю душу. Мы искренне должны верить в грядущую революцию.

Реджина запела под аккомпанемент Гретхен:

Вставай, проклятьем заклейменный,Весь мир голодных и рабов!..

Реджина изящным поклоном поблагодарила за овацию.

— Благодарю вас, товарищи, благодарю. Солидарность во веки веков, и, Пи-девка, где наша водка? А теперь наш товарищ Мери Наобум, знаток французского, ударит в колокол, отбивая смертный час правящим деспотам. Прошу, Мери!