Читаем без скачивания Всё, что нужно для счастья (СИ) - Стасина Евгения

И ведь не поспоришь... У самой коленки дрожат. Чёрт его знает, что нас ждёт впереди: странные ритуалы или безапелляционное нет. И не поймёшь ведь, чего нужно опасаться больше.

- Вась, может, ну это всё? Давай вернёмся, пока непоздно?

- Да не съем я вас, - Галина Антоновна тормозит, резко разворачиваясь на пятках, и тепло улыбается, а мы с сестрой заливаемся краской. Неудобно всё-таки.

- А до поезда лучше у нас побыть. Сами же видели, какой тут вокзал - одно названье. Ну так что, будете говорить, или мне сразу вам ответ дать?

То есть? Чего это она так на нас смотрит, будто наперёд знает, о каком недуге речь пойдёт? Вера, конечно, бледная, и волосы коротко острижены... Но не может же старушка вот так, бегло скользнув глазами по своей гостье, диагноз поставить?

Прячусь под сенью деревьев, стараясь хоть так спрятаться от нещадных лучей, и, переглянувшись с сестрой, открываю рот:

- Галина Антоновна, у Веры рак. А на вас вся деревня молится... Говорят, руки у вас... - какие? Не волшебные же! Мне тридцатник, и пусть от отчаяния я стою здесь - на берегу какого-то чудесного озера перед милой старушкой в цветастом сарафане - но даже под дулом пистолета такой бред вслух не произнесу.

- Руки, - да и не нужно. Она горько усмехается, отворачивается, обнимая себя этими самыми руками, и какое-то время молча любуется водной гладью. - Тут в другом дело, Василиса. Я лишь дарю людям надежду. Заставляю их поверить в то, что чудеса возможны, а дальше они всё делают сами.

- Как же... А травки?

- А от травок никому ещё хуже не становилось. Природа-мать лучше знает, что человеку на пользу пойдёт. Я не волшебница, Василиса. И не врач.

И если я правильно всё поняла, то здесь уместнее другое слово — шарлатанка. Рвано выдыхаю, добровольно выходя под палящие солнце, ведь от её откровений меня пронзает мелкая дрожь, и зло пинаю попавший под кроссовок камень. Вот вам и помечтала... Стоило только допустить мысль, что ещё можно хоть что-то исправить, свою волшебную палочку Галина Антоновна тут же спрятала за пазуху.

- Верочка, - я не могу произнести ни звука, а знахарка вполне себе спокойная подходит вплотную к моей сестре. По-матерински касается её щёки, заставляя женщину ещё больше запылать от смущения, и долго что-то отыскивает в глубине её взора. - Прости. Могла бы, обязательно помогла. А зря обнадёживать и тратить ваше время на ерунду, я себе позволить не могу. Простуду травками полечить, адамов корень заварить, да другие травки, помогающие при бесплодии - это пожалуйста. А с вашей болячкой должны бороться врачи. Только зла за мою прямоту на меня не держите.

Легко сказать. Потому что лично мне отчаянно хочется на неё накричать. На эту вот милую добрую женщину, что сейчас обнимает Веру, устраивает её щеку на своей груди и, что-то шепча ей на ухо, ласково поглаживает по волосам... Не знаю, может быть, свои колдовские заклятья произносит, в бесполезности которых только что сама и призналась? А может советует и меня специалистам показать, что точно будет нелишним, раз мне хватило ума притащиться в эту глухомань с подобной просьбой... Но прямо сейчас я вижу на губах сестры счастливую улыбку.

- Ладно, - зачем-то щёлкаю пальцами, словно так на меня быстрее обратят внимание, и подхожу  ближе к этой парочке, намереваясь кое-что прояснить. - Допустим, с травками мы всё решили... Но как же тогда мать участкового?

Ей же сборы никакие не давали. Фёдор так и сказал - сняла боль руками. А уж ему-то верить можно! Блюститель порядка как-никак!

- Так я двадцать пять лет массажисткой проработала. Как на пенсию ушла, только на муже и практикуюсь. Да на соседях иногда...

- Господи, я ведь и вправду дура! - прячу лицо в ладонях, окончательно отпустив призрачную надежду, что здесь нам ещё смогут хоть чем-то помочь, а Галина Антоновна уже прижимает к груди меня.

-Дура... Скажешь тоже. Человек в тяжёлые времена за любую соломинку хватается. И стыдиться здесь нечего. Думаешь, ты первая, кто ко мне с такой просьбой приезжает? Так нет, - она качает головой и, тяжело вздохнув, заботливо поглаживает меня по спине. - Много вас, но я ещё никому не сказала да. Потому что божьего суда боюсь, а шарлатанов, что на чужих несчастьях деньги делают, презираю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- И как же нам быть? - шепчу, уткнувшись носом в ситцевую ткань сарафана, а старуха еле слышно смеётся:

- Для начала слезы утереть. А потом поужинать. Я картошку в горшочках запекла, Антип сейчас баню растопит. Руками не помогу, так хоть небольшой отдых на природе организую. Он вам обеим на пользу пойдёт. И не бойся, в сарайку гнать вас не буду - у мальчишек в комнате ляжете. Там и комаров меньше, и все удобства под боком.

Глава 13

-Значит, надежду она людям дарит…

Вера валится на подушки, поправляет намотанное на голову банное полотенце и, забросив ногу на ногу, выдерживает философскую паузу. Короткую, наверно поэтому ничего стоящего не произносит:

-У нас этого добра в избытке. Ты за нас двоих так упорно на что-то надеешься…

-А что предлагаешь? Место на кладбище тебе покупать? - злюсь, тут же раздумав ложиться рядом с этой актрисулькой, что не забывает придерживаться образа бесстрашной воительницы, и опускаюсь прямо на крашеный пол. - Ты же, наверное, уже и денег накопила.

С неё станется: на одних сухарях будет сидеть, но и тут взвалит на себя все заботы. Уверена, она и поминальный обед спланировала, и венки выбрала, и даже похоронное платье подобрала. Повеселее, ведь судя по её сегодняшнему настрою, уходить из жизни она будет с широкой улыбкой…

И когда мы с мамой её упустили? Как прозевали момент, не заметив, что из немного безбашенной Верочки она превращается в чокнутую Верку?

-Вот чего нет, Вась, того нет. Мне, конечно, Оксанка помогала… Даже группу в социальных сетях создала для пожертвований, но местом на погосте я пока не разжилась. Там же отчёты нужно предоставлять, а мы вроде как за мою жизнь боремся. Подобный пункт в тратах любого мецената смутит.

Ну вот! У меня челюсть отвисла от услышанного, ведь привыкнуть к насмешкам над смертью, вылетающим из уст смертельно больного человека не так-то просто, а она беспечно ногой качает. Ладошки разглядывает, как профессионал, наверняка недовольная удручающим видом своих неухоженных ногтей, и, тяжко вздохнув, резюмирует:

- Ну подумаешь, не получилось! В нашем возрасте пора бы перестать верить в сказки. Вась, - я закусываю губу, а она, перекатившись на край кровати, ерошит волосы на моей голове. - Если тебе от этого станет легче, я ничуть не жалею, что согласилась сделать небольшой крюк. С баней, конечно, обидно вышло, - а париться Вера не пошла, потому и смотрела с нескрываемой завистью на мои пылающие от жара щёки, - но картофель у Галины Антоновны удался на славу!

Как и пирог, что Сонька с Алёнкой уплетали с таким аппетитом, что у них за ушами трещало. Господи, а может, права моя сестра? Рано горевать, и то, что у нас ничего не срослось с народной медициной, вовсе не значит, что и врачи руками разведут.

Отстраняюсь от назойливых пальцев, превративших мою причёску в воронье гнездо, и с трудом поднявшись, хватаю со стула свой кардиган. Подышать хочу... Глоток свежего деревенского воздуха на ночь - самое-то.

- Куда ты? - и я бы предпочла насладиться им в одиночестве, но моя младшая сестра уже и сама натягивает на голые ноги пижамные брюки. - Я с тобой, Вась. Это ж село... Мало ли что тут по стенам ползает!

Вера спрыгивает на пол, влезает в хозяйские тапки и, обняв себя за плечи, осматривает наши покои. Пауков боится. С детства. Как увидит, так и верещит во всё горло, словно перед ней не букашка, а двухметровый монстр. И разве это не абсурд? Смеяться над раком, так спокойно говорить о смерти... А при виде крохотного насекомого - бледнеть от страха?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Пошли уже, куда тебя девать? Только потише, а то Антип Петрович нам головы свернёт.

Хотя... Он так громко храпит, что вряд ли слышит, как мы минуем длинный коридор, по пути заглянув в детскую, как, скорчив недовольные мины, боремся со скрипучей входной дверью, а стоит оказаться на свободе, сносим оставленное кем-то на ступеньках алюминиевое ведро.