Читаем без скачивания Дойти и рассказать - Сергей Владимирович Анисимов

и хотя большинство из них составляли честно работающие люди, готовые жить в любых условиях, не гнушаясь самым чёрным трудом, – лишь бы оказаться подальше от войны, но такими были явно не все. Нехорошим показателем было весьма плотное, со сдвигом почти по модели Вольтерра, совпадение интенсивности ведущихся в Чечне боевых действий с объёмами продаж в Волгоградской области наиболее ходовых перевязочных материалов, неизвестно куда исчезающих потом из области. Того, что произошло к этому времени в Будённовске и Кизляре, в Волгограде не допустили бы, – но на уровне отдельных диверсионных актов ожидать теперь можно было чего угодно.

К двум часам ночи руководящий «Летучим Отрядом» полковник спецназа ГРУ, известном в данной местности как «Евгений Евгеньевич», впервые произнес слово «бобёр». Ещё через пять минут, хотя для внутренних обсуждений этого и не требовалось, было произнесено прямо относящееся к нему словосочетание «изъятие секретоносителя», лёгшее затем на бумагу. К исходу ночи обросшее некоторым количеством деталей словосочетание, превращённое в мешанину знаков цифрового кода, ушло в Волгоград и в Москву по защищённой линии космической связи. К шести часам тридцати минутам утра, когда в казармах батальона дневальными был объявлен «подъём», из Москвы пришёл ответ.

Двенадцать

– Мне претит мысль, что на операцию человек пойдёт безоружным. Но ещё менее мне нравится ожидание того, что в самый ответственный момент мне выстрелят в спину. Поэтому – нет.

К 10 часам утра 17 сентября обе группы «условно говоря, „Цветочка”», как иногда почти официально называли их структуру даже те, кто знал её настоящее имя, собрались на очередное совещание. Фактически, аналитики не расходились с вечера предыдущего дня, но те бойцы, которым, судя по всему, предстояло в ближайшие дни идти «туда», под утро были отправлены спать прямым приказом полковника. А приказы на войне не обсуждают.

Пятнадцать минут назад закончился разговор с и.о. командира батальона, на которого из штаба полка спустили прямую команду «оказывать всяческое содействие» ФСБ, и вообще изображать из себя в предстоящей операции рабочую лошадь, не задающую лишних вопросов. Такое положение не могло радовать майора морской пехоты, но тут уж ничего не поделаешь. Полковник-москвич за последние 7 лет работал с такими людьми, как Кочешков, Артамонов, Чукалкин и Даркович, знакомых всякому морпеху, побывавшему южнее Терека, и одно это заставляло относиться к нему как минимум с почтением – даже если совсем ничего не знать о том, что сделал он сам и его несколько раз уже обновившаяся команда.

Спецназ, в свою очередь, морскую пехоту не любил. Увы, всё то, что говорится о какой-то там редкостной элитности и несравненной боеспособности морской пехоты являются несколько преувеличенным. Да, как штурмовая пехота они хороши, более того – трудно назвать кого-то, способного лучше их, когда нужно, рвануть на груди бушлат и, закусив зубами ленточки бескозырки, идти в лоб на пулемёты – что раньше, что теперь. Но вот разведка морпехов, увы… Бывало даже, что и «рассаживать» моряков по точкам приходилось тому же спецназу ГРУ, поскольку собственная разведка морской пехоты, при всём к ней уважении, оказывалась неспособной даже произвести рекогносцировку маршрута выдвижения. Всякое бывало… Никто не сомневался в способности сводного полка проломить местный аналог «Линии Зигфрида» – но если есть возможность выбора, то указывать морской пехоте куда бежать и куда стрелять должен тот, у кого это пока получается лучше.

Именно оперативные вопросы и обсуждались сейчас, после ухода морпехов. Если бы «Цветочек» имел ещё хотя бы четыре-пять дней, у них появилась бы возможность выйти на предателя «чисто», без излишнего риска. Теперь, к сожалению, приходилось спешить, сводя всё к единственной отработанной линии. Всё утыкалось в Усама – который, судя по всему, был реальным, даже если и не единственным звеном между подполковником и чеченцами. Короче, на основе полученной от студентов информации было принято решение Усама изъять и раскручивать его уже в спокойной обстановке – на предмет того, что же это за подполковник. Шансы выяснить, кем же является сам Усам, копаясь в уцелевших архивах и работая с какой-никакой агентурой, имелись, хотя и не слишком весомые, – но в сложившейся ситуации было принято решение действовать быстро и грубо.

С одной стороны, это давало повод ополчить на себя и федералов вообще местное «мирное население» вкупе с московскими политиками незаинтересованными в привлечении лишнего внимания к только-только начавшей успокаиваться Чечне. С другой стороны, после диверсии в Волгограде возникало некое короткое «окно», в течение которого на разные мелкие вольности федеральных сил могут посмотреть сквозь пальцы – если от них будет результат.

Состав группы, которая должна была идти на вражескую территорию за «бобром» (то есть секретоносителем) сложился уже достаточно давно. Командир, радист, снайпер, сапёр и технический специалист, разведчик-пулемётчик, разведчики-стрелки. Все они уже имели опыт боевой работы в данной местности, почти все за последние годы добавили чеченский к списку языков, которыми владели хотя бы на бытовом уровне. Сейчас к ним прибавлялся ещё один человек – единственный, знавший в лицо Усама. В этом и была проблема.

– Мне приходилось работать с местными проводниками, – сказал «Гиви». Это было вполне устоявшееся прозвище, лет уже десять назад прилипшее к полуармянину-полуосетину, выглядевшему по прихоти генетики как стопроцентный русак. Звали его на самом деле Вадимом.

– Да и всем нам, наверное, приходилось, – продолжил он. – Но каждый раз это были серьёзные, подготовленные люди, умеющие ходить по горам, знающие горы, знающие язык, знающие округу… Брать с собой гражданского, в котором мы до конца так и не уверены, только из-за цейтнота… Это может оказаться большой ошибкой.

– Я бы предпочёл грузина, – согласился другой офицер, мрачно пережёвывающий незажжённую сигарету. – Но через неделю после ранения… Три дня назад его ещё лихорадить должно было.

– Дело не в том: грузина – не грузина. Дело в том, что нам нужно будет тащить за собой, а иногда и на себе мальчишку, который максимум, что сделает хорошего – это покажет нам на местности дом, где сидит «бобёр», и опознает его в лицо. А максимум плохого – это даст три зелёных свистка или просто подберёт автомат и влепит кому-то из нас короткую очередь в задницу.

– Мы вроде бы убедились, что он настоящий.

Полковник сидел нахмуренный и злой, это подменяло собой бодрость, позволяя держаться.

– Настоящий – был, – Вадим сделал ударение. – Но их там два месяца мариновали, кто знает, как таким соплякам могли промыть мозги. Сказали, предположим: приведёшь с собой «мясо» – отпустим твоих. Или ещё чего-нибудь.

– Сопляка, сопляка… Ему на пять лет больше, чем тем ребятам, которые