Читаем без скачивания Секреты модельной общаги - Аманда Керлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В галерее дела обстояли более или менее нормально; Биллем так и не заподозрил, что я внимательно слежу за каждым его шагом. К тому же он готовился к большой выставке Баския, и у него все равно не было времени заниматься мной. Впрочем, мы иногда беседовали с ним об искусстве: он расспрашивал меня, что интересного я высмотрела в подаренной им книге, а потом принимался вспоминать тысячи милых историй, связанных с теми художниками, которых я упоминала. Даже Даниель начал относиться ко мне вполне по-дружески, и когда Биллем отлучался, мы обычно болтали, чтобы развеять скуку, если в галерее было не очень людно.
Возможно, Люк напился на вечеринке или просто забыл, но никто из агентства меня не пригласил для особого «разговора». Во всяком случае, пока. Возможно, они передумали: все-таки я не нуждалась в наставлениях и совещаниях по определению «целей». В то время я частенько вспоминала выброшенную брошюрку колледжа и решила, что в новом году обязательно добьюсь успеха. Ни под каким видом я не собиралась возвращаться в Виргинию побежденной. Я не могла допустить, чтобы следующей из агентства выгнали меня, и в порыве дала клятву лучше о себе заботиться и не шляться неизвестно где по пять ночей в неделю! Новый год, новая жизнь! (Конечно, вы сами знаете, как часто новогодние обещания остаются неосуществленными.)
Светлана, хоть до сих пор и не пронюхала насчет меня и Робера, разузнала, что он до сих пор во Франции, поэтому я получила небольшую передышку и могла жить спокойно, не опасаясь славянского бунта. Кайли съездила на каникулы в Австралию и вернулась, дав зарок больше не пить. Она расхаживала по квартире, раскладывала вещи и вслух декларировала намерение вести отныне здоровый образ жизни — скорее всего, в родном городе ей вправила мозги мамочка. Но в первый же вечер она развалилась на своем троне, позволив себе по крайней мере четыре метамуциловых мартини. От старых привычек трудно отказываться.
Люция тем временем окончательно освоилась на новом месте. Наша словачка совсем захандрила и слонялась по общаге как неприкаянная, иногда заходя на кухню, чтобы отварить себе картофель с кусочком масла — ничего другого, насколько я помню, она не ела. Возможно, это единственное, что она себе могла позволить: масло с углеводами.
Ей удалось заарканить другого бойфренда, когда она выпивала однажды вечером в «Розовом слоне» со Светланой. Но своего фотографа она все равно забыть не могла. Новый роман не затронул ее сердца, тем более что бойфренд пребывал в браке с бывшей моделью и уже давно отметил свое тридцатилетие. Я надеялась, что Люция не собиралась уводить его из семьи. Какая ирония, думала я: Люция теперь сама оказалась на месте более молодой модели. Но я ничего не сказала, решив не вмешиваться в чужие дела.
Каждый вечер словачка совершала один и тот же ритуал, повергавший ее в уныние. Дело в том, что, когда она жила с фотографом, они один раз съездили в ее родной город. Бывший бойфренд захватил с собой видеокамеру и снимал там все подряд. Потом он смонтировал отснятое и подарил диск на ее двадцать первый день рождения. Люция была в диком восторге. Теперь этот фильм стал для нее горькой пилюлей.
Чуть ли не каждый вечер тоскующая по дому Люция вставляла диск в DVD-плеер и заставляла нас смотреть. Должна признать, в первый раз нам было интересно — фотограф очень умело все снял, ему удалось передать красоту, которую редко встретишь в домашних любительских фильмах. Вместе они побывали в дорогих для Люции местах, запечатлев, как она бегает по ферме, бродит по маленькому городку, разговаривает с людьми, со своей семьей. В фильме она была так счастлива, что мы ее с трудом узнали.
— Люция показать вам Словакию, — каждый раз говорила она, вставляя диск в плеер.
Пообщавшись немного со Светланой, она тоже начала говорить о себе в третьем лице, словно это было главной модной фишкой восточноевропейских моделей в этом сезоне. Экран телевизора чернел, когда запускался плеер, Кайли начинала стонать, но смирялась. Все равно заняться было нечем.
Мы уже смотрели одно и то же кино раз двенадцатый, а Люция продолжала упорно комментировать каждую подробность.
— Наши коровы! — говорила она, тыкая в животных на экране.
Они вальяжно мычали, глядя в камеру. В фильме радостная Люция гладила их жующие солому морды. Действие переходило в город. Там фотограф сделал установочный кадр кафе — видимо, ему нравилось изображать из себя режиссера и оператора одновременно.
— Кафе Люции! — напоминала нам словачка, снова показывая на экран.
— Да ла-а-адно? — саркастически интересовалась Кайли, глубже устраиваясь в кресле.
Я шипела на нее — мол, пусть Люция порадуется.
Внутри кафе сидело человек двадцать словаков. Все они с удивлением разглядывали красавицу Люцию: она прохаживалась важной павой по тротуару и смеялась, пока ее снимал чернокожий парень, одетый как нью-йоркский стиляга.
Кульминацией фильма стал большой обед в доме Люции. Все семейство угощалось свиными сосисками, словацким гуляшом и другими блюдами. Их скромный дом излучал тепло, и я даже позволила себе немножко погрустить о собственном доме. Совсем немножко. Под конец фильма Люция снялась рядом с отцом, гордым стариком. Перед обоими стояли маленькие рюмочки с каким- то крепким напитком. Отсалютовав камере, они выпили залпом, и Люция слегка закашлялась, оттого что алкоголь обжег ей горло. Потом она рассмеялась и обхватила отца за шею. Фотограф сделал стоп-кадр, который медленно угасал.
Люция, наслаждавшаяся фильмом до этого места, сразу грустнела.
— Ну вот, началось… — каждый раз едва слышно бормотала Кайли.
Женатик Люции в качестве подарка купил ей акустическую систему для плеера iPod, словно желая сказать: «Что ж, дорогая, я женат, поэтому нам не быть вместе, но вот тебе взамен динамики. Веселись!» Люция церемонно включала в розетку плеер и на всю мощность врубала прощальную песню, которую я очень скоро возненавидела. Из динамиков наружу вырывались трели, а Люция трагически падала на диван.
— Теперь вы знаете, как чувствует Люция!
Потом, как обычно, начинались слезы, а я усаживалась рядом и говорила, что все будет хорошо. Почти как в театре. Мне даже казалось, что Люции нравится эта церемония скорби, что она придает ей силы.
Песня заканчивалась, Люция брала себя в руки, вытирала слезы и исчезала в ванной, откуда появлялась вновь в потрясающем виде — в какой- нибудь соблазнительной юбочке с разрезом или пятнистых джинсах с немыслимой дизайнерской фуфайкой и топом.
Она была готова идти веселиться. И слезы, и коровы, и неверный фотограф, видимо, были забыты или будут забыты, как только ее начнут угощать бесплатными напитками. Мы со Светланой обычно к ней присоединялись.