Читаем без скачивания Сожженые мосты ч.6 (СИ,с иллюстрациями) - Александр Маркьянов

Не дожидаясь команды, десантники и морские пехотинцы рванулись внутрь, растекаясь по зданию. Внутри — что-то горело, ничего не было видно от дыма, а дым был удушливым, едким, видимо горели видеокассеты. Откуда-то из коридоров по ним ударили выстрелы — и они открыли огонь в ответ, продвигаясь вглубь здания. В этом случае схема действий проста — группы из трех человек, по возможности — пулеметчик и два автоматчика. Тот, кто идет первым, непрерывно простреливает короткими очередями и одиночными все места, где может быть противник, не давая высунуться, как только у него заканчивается магазин — он отступает назад, в авангард группы выходит следующий и действует точно так же. Эта схема зачистки здания неприменима в полицейских операциях, где нельзя стрелять просто так, она ведет к повышенному расходу боеприпасов — но результат дает и неплохой. Если так — а вот вы сами бы высунулись в непрерывно простреливаемый коридор?

Поручику запомнился один эпизод. Их прижали в так называемом новостном зале — большой комнате с компьютерами, столами, где сидят новостные редакторы и сводят новости в единую картинку — он даже не знал что в захудалом персидском городе, не столице — есть такой новостной зал, обычно новостные блоки покупают у более крупных телекомпаний, это дешевле. Они оказались на одном конце зала — а жандармы, не меньше двух десятков на другом, и между ними была целая комната с кучей возможных укрытий. А подствольники тут бесполезны — дистанция мала, граната просто не взорвется. Их спасли пулеметы — что они, что морпехи по пути подбирали все пулеметы, какие только можно было подобрать и пустить в дело, потому как штатных пулеметов для настоящего дела явно недостаточно. И они открыли огонь из шести или семи пулеметов разом, а пулеметная пуля пробивает бетонные стены, не то что несколько офисных столов, прижали противника к полу, а фланговая группа, обойдя их справа — просто закидала всех гранатами. Поручик был как раз во фланговой группе — у него оставались гранаты, ни одной не израсходовал. Вместе с несколькими морпехами он полз по заваленному всякой дрянью полу, полз на четвереньках, ожидая, что вот-вот рядом плюхнется чужая граната, и тогда выход один — или вставать бежать вперед, под пули, или бросаться на гранату, чтобы погибнуть самому и спасти других. Но пулеметы бесновались, изрыгая свинцовую метель, ничего не было слышно от непрерывной стрельбы… а потом он понял, что впереди стена и дальше не пройдешь… и тогда он привалился спиной к какому-то столу или шкафчику… достал все гранаты, какие у него были и начал выдергивать кольца и бросать себе за спину, даже не видя куда летят… и другие стали делать тоже самое. А потом отгремели взрывы, и все разом пулеметы прекратили огонь, и в большом новостном зале установилась оглушительная тишина. Чтобы понять, что такое оглушительная тишина — надо отработать две смены на молоте в кузнечном цеху, или постоять пару часов на стрельбище без наушников — а потом пойти туда, где тихо. Вот это и будет — оглушительная тишина, когда тихо, а в голове салюты бабахают…

Он встал, держа наготове автомат, хотя и понимал, что в этом нет нужды. В том углу зала, где был противник, не осталось вообще ничего — все было покрошено в мелкую щепку, мебель просто снесена, в щепку покрошены и все декоративные панели, прикрывающие стены, и на самих стенах тоже не было живого места. А посреди всего этого — лежали тела…

Удивительно, но один был жив, когда они подошли. Он лежал на спине, и не был жандармом — он был совсем еще пацаном, мальчишкой, примкнувшим к бойцам исламской революции. Ему дали черный берет с зеленой лентой на нем, большой нож, пистолет, несколько гранат — и он пошел воевать. Не за деньги, не за народ — за идею, которую он считал единственно верной. За идею всемирной исламской уммы, когда ВСЕ ЛЮДИ ВСЕЙ ЗЕМЛИ будут жить по нормам шариата и везде, куда бы кто ни поехал — их бы встречал протяжный зов азанчи. Ради этого он примкнул к мятежникам, ради этого он наверняка убивал людей, и ради этого он, не колеблясь, шагнул под пулеметный огонь и умер. Когда пулеметная очередь настигла его, опрокинула на спину — он бежал, и поэтому он лежал сейчас на спине, подвернув ноги под себя, а в руках его была граната. Он был жив — но у него не было сил выдернуть чеку, чтобы забрать на тот свет с собой хотя бы одного из ненавистных русских. И тогда он выплюнул кровь изо рта и сказал «Аллах Акбар» — тихо, но поручик это услышал. А потом он умер, потому что один из моряков заметил гранату и выстрелил в него, чтобы добить. Кто-то крикнул впереди: братва, свои, не стреляйте — но поручик этого не слышал. Он был типичным десантником, младшим чином десантной части, как и всем десантникам, ему была присуща бравада и ухарство: высаживаемся, побеждаем, улетаем. А вот сейчас — ему почему-то стало очень скверно на душе, как нагадили — и появилось отчетливое понимание, что ни хрена еще не решено, и быстро — не решится. И то, что ждет их впереди — много хуже чем то, через что они уже прошли.

Однако — в восемнадцать ноль-пять по петербургскому на КП было доложено о том, что десантные части и части морской пехоты заняли радиотелецентр города Бендер-Аббас. Поставленные на первый день десантной операции задачи для района Бендер-Аббаса были выполнены примерно на девяносто процентов, и все ключевые точки города находились в наших руках.

Никто не знал, что это было только начало.

Ночь на 07 августа 2002 года.

Бывшая Персия, ныне Халифат. Порт Бендер-Аббас.

Прямо на втором этаже, из того, что попалось под руку — разожгли костер. Бронетехника к ним так и не подошла — но позиции в здании РТЦ выглядели достаточно прочными и надежными, чтобы обосноваться здесь на ночь. Проведенный облет окрестностей легким беспилотным аппаратом показал, что в окрестностях РТЦ есть только мелкие, остаточные группы боевиков, ни бронетехники, ни тем более артиллерии у противника больше не было. Примерно в двадцать два часа, как только стемнело — по зданию был открыт одиночный снайперский огонь, группа открыла ответный огонь, но зафиксировать результат не удалось — снайпер просто прекратил огонь, но был ли он уничтожен, или просто ушел в другое место — никто не мог сказать. Просто он перестал стрелять, и выделенная группа охотников из двух снайперов и двух пулеметчиков тоже перестала стрелять.

Примерно в двадцать ноль-ноль, с зависшего вертолета им сбросили три больших контейнера, которые они затащили внутрь здания и распотрошили. В контейнерах оказались патроны, гранаты, сухпай — пополнение для ведения боевых действий на следующий день. Этим же вертолетом они эвакуировали погибших и раненых, никакого подкрепления им не предоставили. На сегодняшний день в трех отделениях десанта и двух тактических группах морской пехоты боеспособными оставались семьдесят девять человек.

Сам поручик, затолкав в себя сухой паек и приняв на грудь пятьдесят граммов — больше душа не приняла, почувствовал, что еще немного и стошнит — прилег в стороне, выставив часы на два ровно — время, когда надо будет идти в дозор, дежурить на периметре. Ему было хреново, и не столько из-за контузии, сколько из-за того пацана, который едва не подорвал себя гранатой. Из-за слов, сказанных им — Аллах Акбар.

Когда они только готовились к десантированию — с ними не раз проводили беседы относительно обстановки в зоне высадки, они больше часа слушали некоего господина из Санкт-Петербурга, который поставил им часовую видеоподборку и доходчиво комментировал происходящее. Они также смотрели телевизор, сидели в Интернете в личное время — ни то ни другое не было воспрещено. Когда петербуржец показывал им видеоподборку — Терентьева вырвало прямо там, под ноги — и потом над ним смеялись… пока он не погиб в бою. Да и остальные едва сдерживались… на силе воли только. Человек из Петербурга сказал им, что там, где они идут — одни бандиты и террористы, все вооруженные люди являются противниками и по ним можно вести огонь. Кадры — часть видеосъемки независимых операторов-стрингеров, часть оперативная съемка, часть — обработанные кадры с высотных самолетов — разведчиков — действительно впечатляли. Там было все — и как девушку посадили на кол за то, что она осмелилась выйти на улицу без паранджи, и как расстреливали людей на стадионах, и как жгли школы. После этих кадров — каждый из них готов был воевать, уничтожать всех этих… зверей даже, не людей, не испытывая никаких угрызений совести. Просто потому, что они не люди, люди не могут творить такое с другими людьми, их надо просто убить, чтобы их не было, и чтобы больше они не творили зло. А сейчас, увидев этого пацана, и как он принял смерть — поручик задумался. Это были опасные, совершенно неуместные здесь, в боевой обстановке мысли — но они были. Русский человек устроен так, что он не может не думать о праведности своих поступков, у него никогда не спит совесть. Совесть — в некоторых языках даже прямого аналога этому понятию нет.