Читаем без скачивания 03 Ринсвинд. Посох и Шляпа - Терри Пратчетт

– Я считаю, что да, – заявил Найджел. – А когда речь заходит о смерти, есть только одно мнение, с которым человек обычно считается.

– О-о.

Два выскочивших на полянку оленя, охваченные слепой паникой, даже не заметили людей, а пулей понеслись дальше.

– Ты вовсе не обязана оставаться, – заметил Найджел. – Меня-то, видишь ли, удерживает индея.

Канина посмотрела на тыльную сторону ладоней.

– По-моему, мне тоже следует остаться. Знаешь, – добавила она чуть спустя, – я думала, что, может быть, если бы мы получше узнали друг друга…

– Господин и госпожа Голозады, ты это имела в виду? – без обиняков уточнил он.

Ее глаза расширились:

– Ну…

– И кем из них ты собиралась быть? – осведомился он.

На поляну на гребне поднятой им волны с треском влетел первый ледник. Его вершина терялась в облаке снегов.

В то же самое время со стороны Края подул горячий ветер, пригнувший к земле деревья с противоположной стороны поляны. В нем слышались голоса – раздраженные, бранчливые, – и он ворвался в облака, словно горячий утюг в воду.

Найджел с Каниной бросились наземь, в снег, который уже превратился в теплую грязь. Над головами у них прогремел раскат грома, в котором звучали крики и что-то, что сначала показалось им воплями, хотя потом, поразмыслив, они пришли к выводу, что это больше походило на ожесточенный спор. Грохот продолжался долгое время, а потом постепенно затих, удаляясь в сторону Пупа.

Полы куртки Найджела пропитались теплой водой. Он осторожно приподнялся и подтолкнул локтем Канину.

Вместе они вскарабкались по раскисшему снегу на вершину холма, пробрались через завалы из размозженных бревен и расколотых валунов и уставились на разыгрывавшуюся внизу сцену.

Ледники отступали, накрытые облаком, в котором сверкали молнии. Пейзаж теперь представлял собой сеть озер и прудов.

– Это мы их так? – спросила Канина.

– Было бы очень приятно на это надеяться, – отозвался Найджел.

– Да, но ведь это мы…

– Скорее всего, нет. Хотя кто знает? Давай-ка отыщем лошадь, – предложил он.

– Апогей, – изрек Война. – Очень похоже. Я почти уверен.

Некоторое время назад они, пошатываясь, вывалились из таверны и теперь сидели на лавочке, греясь в лучах полуденного солнца. Война даже поддался на уговоры и снял часть доспехов.

– Не знаю, – покачал головой Голод. – Не уверен.

Чума закрыл покрытые коркой глаза и прислонился спиной к теплым камням.

«По-моему, – проговорил он, – речь шла о конце света».

Война задумчиво почесал подбородок и икнул.

– Что, всего света? – переспросил он.

«Наверное».

Война еще немного подумал.

– Тогда мы, кажется, счастливо отделались, – буркнул он.

Люди возвращались в Анк-Морпорк, который отказался от облика города пустого мрамора и вновь стал самим собой – расползшимся столь же беспорядочно и красочно, как дуга блевотины перед работающей всю ночь забегаловкой Истории.

А Университет отстроили заново – или он сам себя отстроил. Или каким-то таинственным образом никогда и не был разрушен. Каждый побег плюща, каждый прогнивший оконный переплет встали на свои места. Чудесник предложил сотворить все по-новому – чтобы деревянные детали сверкали, на камнях не было ни пятнышка, – но библиотекарь на сей счет был непоколебим. Он хотел, чтобы все было как старенькое.

С рассветом начали потихоньку возвращаться волшебники. Они торопливо пробирались в свои прежние комнаты, избегая встречаться друг с другом глазами и пытаясь припомнить недавнее прошлое, которое уже становилось нереальным и начинало походить на сон.

Канина с Найджелом прибыли к завтраку и по доброте душевной подыскали для лошади Войны хорошую платную конюшню[25]. Никто иной, как Канина, настояла на том, чтобы поискать Ринсвинда в Университете. Таким образом, она первой увидела книги. Они вылетали из Башни Искусства, кружили над зданиями Университета, а затем устремлялись в дверь перевоплощенной библиотеки. Некоторые из наиболее дерзких гримуаров гонялись за ласточками или зависали над двором, точно ястребы.

Библиотекарь стоял, прислонившись к косяку, и благосклонно наблюдал за своими питомцами. При виде Канины он подвигал бровями, что для него являлось самым близким эквивалентом общепринятого приветствия.

– А где Ринсвинд? – спросила Канина.

– У-ук.

– Извини?

Орангутан, не отвечая, взял ее и Найджела за руки и, переваливаясь между ними, как мешок между двумя шестами, повел их через вымощенный брусчаткой двор к башне.

Внутри горело несколько свечей, и Найджел с Каниной увидели сидящего на табуретке Койна. Библиотекарь с поклоном препроводил их к нему, точно старый слуга в самой древней из существующих семей, и удалился.

Койн, кивнув им, заметил:

– Он видит, когда люди его не понимают. Он замечательный, правда?

– А ты кто такой? – поинтересовалась Канина.

– Койн, – представился Койн.

– Ты студент Университета?

– Думаю, мне еще многому предстоит научиться.

Найджел бродил вдоль стен, время от времени тыкая их пальцем. Должна же существовать веская причина, объясняющая, почему они не падают! Впрочем, если таковая причина и существовала, то лежала она явно не в области строительного искусства.

– Вы ищете Ринсвинда? – спросил Койн.

Канина нахмурилась:

– Как ты догадался?

– Он предупреждал, что его будут искать.

Канина расслабилась.

– Извини, – промолвила она, – нам пришлось немало пережить. Я решила, что ты прибег к какой-то магии. Надеюсь, с ним все в порядке? Что происходит? Он сразился с чудесником?

– О да. И победил. Это было очень… интересно. Я все видел. Но потом ему пришлось уйти, – сообщил Койн, словно отвечая урок.

– Я в это не верю, – прорычала Канина, чуть присев и вроде бы готовясь к прыжку. Костяшки ее пальцев побелели.

– Это правда, – возразил Койн. – Все, что я говорю, – правда. Так и было.

– Я хочу… – начала Канина, но Койн поднялся на ноги и, вытянув руку, приказал:

– Стой.

Она застыла. Найджел тоже замер, так и не успев нахмуриться.

– Вы уйдете, – произнес Койн приятным, ровным голосом, – и больше не будете задавать вопросов. Вы будете полностью удовлетворены. Вы получили все ответы. Вы будете жить счастливо до конца своих дней. И забудете о том, что слышали эти слова. А теперь идите.

Они медленно повернулись и деревянной, как у марионеток, походкой зашагали к выходу. Библиотекарь открыл им дверь, выпустил их и закрыл дверь за их спинами.

Потом он уставился на Койна, который, обмякнув, опустился на табурет.

– Ладно, ладно, – проговорил мальчик, – я всего лишь пустил в ход немного магии. Не было выхода. Ты сам сказал, что люди должны все забыть.

– У-ук?

– Я ничего не могу поделать! Это так легко – что-то изменить! – Он схватился за голову. – Мне достаточно только подумать! Я не могу здесь оставаться, все, к чему я прикасаюсь, идет наперекосяк, это все равно что пытаться спать на куче яиц! Этот мир слишком хрупок! Пожалуйста, посоветуй, что мне делать!

Библиотекарь несколько раз повернулся на ягодицах – верный признак глубокого раздумья.

Что именно он сказал, осталось неизвестным, но Койн улыбнулся, кивнул, пожал ему руку, а затем поднял руки ладонями вверх, описал вокруг себя круг и ступил в другой мир. В этом мире были озеро, далекие горы и несколько фазанов, которые с подозрением следили за Койном из-под деревьев. Это была магия, которую в конце концов узнают все чудесники.

Они не могут стать частью мира. Они просто надевают миры – на какое-то время.

Дойдя до середины лужайки, Койн обернулся и помахал библиотекарю. Тот ответил ему подбадривающим кивком.

Воздушный пузырь схлопнулся, и последний чудесник перешел из этого мира в собственный.

Хотя это и не имеет особого отношения к нашей истории, вам будет интересно узнать, что примерно в пяти сотнях миль от Университета небольшая стайка – или, в данном случае, скорее стадо – птиц осторожно пробиралась между деревьями. Головы у них были как у фламинго, туловища – как у гусей, а ноги – как у борцов сумо. Они шагали дергающейся, приседающей походкой, точно их головы были привязаны к ногам резинкой, и принадлежали к виду, уникальному даже среди фауны Диска. Эта уникальность заключалась в том, что главным средством их защиты была способность вызывать у хищника такой смех, что, пока он приходил в себя, птицы убегали.

Ринсвинд почувствовал бы смутное удовлетворение, узнав, что это и есть индеи.

Дела в «Залатанном Барабане» шли вяло. Прикованный к косяку тролль сидел в тенечке и выковыривал кого-то из зубов.

Креозот тихонько напевал себе под нос. Он открыл для себя пиво, и ему не приходилось за него платить, поскольку расточаемые им комплименты – монета, редко употребляемая анкскими кавалерами, – оказывали потрясающее действие на дочь трактирщика. Это была крупная девушка, которая цветом кожи – и, если уж говорить прямо, фигурой тоже – напоминала невыпеченный хлеб. Она была заинтригована. Никто раньше не называл ее груди усыпанными самоцветами дынями.