Читаем без скачивания Дом скитальцев - Александр Мирер

— Он буквально по ложечке выдает информацию. И отнюдь этого не скрывает. Он сам напросился на арест.

— Да? По-моему, вы мудрите, — басом сказала Анна Егоровна. — Как вспоминает, так и выдает. Вы подумайте, как он запоминал! Экую муку принял мальчишка!

Зернов с удовольствием посмотрел на нее.

— А по-моему, ему надоело ловить мух кустарно, и он решил найти кардинальный способ.

— Ловли мух? — протянула Анна Егоровна. — Думаете, он это затеял?

— Уверен. Вы загляните в библиотечный формуляр — какие книги он глотает. Вместе с кофе…

— Так вот оно что-о! А вы умный мужик, — сказала Анна Егоровна.

— Спасибо. И учтите, что Благоволин феноменально самолюбив. Ничего не желает говорить заранее. У вас есть еще вопросы, доктор?

— Нет… — Анна Егоровна подперла круглое лицо обеими руками и посмотрела на Зернова. — Вопросов-то нету. Кабы у вас был ответ… Выкрутимся ли, Михаил Тихонович? Я как увидала «посредник» — с ниточками, — знаете, о чем подумала?..

— Знаю, — сказал Зернов. — Очень знаю. Ничего, Анна Егоровна… Будем надеяться на операцию «Тройное звено». Простите, меня ждут.

Он убрал бумаги, захватил чемодан и спустился в гараж. Когда машина выезжала со двора, часовой у ворот взял по-ефрейторски «на караул».

Кошка

То, чего боялась Анна Егоровна, произошло несколькими днями раньше. Принимая разные облики — то железнодорожника, то офицера-отпускника, то колхозницы, едущей к матери в гости, два Десантника добрались до пограничной зоны. При себе они имели три «посредника». Один исчерпал ресурс и рассыпался тончайшей серой пылью после девяти пересадок. Это их не смущало. Один из двоих Десантников все равно находился в кристалле Мыслящего. Въезд в пограничную зону был запрещен, и принимались меры против Десантников — часовые дежурили тройками, проводники не показывались из вагонов и так далее. Но внутри запретной зоны жили десятки тысяч людей. Они по разным делам выезжали за оцепление. И возвращались. Дежурный Десантник недолго рыскал между кордонами — лазейка отыскалась. И он рванулся к границе.

Он проехал за оцепление, сидя в мозгу председателя колхоза. В поле, не доезжая деревни, приказал шоферу остановиться и подсадил в него второго Десантника — из «посредника». Пожаловался:

— Бисовы стражники, едва пронесло. Как будем уходить за кордон, смекаешь?

— Надо зверя мобилизовать, — твердо сказал второй. — В этом теле не пройдешь. Кому идти в зверя, Угол девять?

— Тебе, Треугольник. Бери меня в «посредник». Езжай к Софке-продавщице, передавай меня ей. У нее зверь свой, домашний… Слушай: когда я тебя пересажу в Мурку, дам рукой направление к границе, понял? А где пробираться, ты знаешь. Понесешь третий «посредник». Второй бросим. Действуй…

Шофер нацелил цилиндрик в председательский лоб и дернул нитку. Очнувшемуся изумленному председателю он сказал: «Крепко, крепко спишь, Борис Иваныч!» Угол девятый побыл председателем колхоза минут пятнадцать, не больше… И шустрый вездеход покатил, отблескивая на солнце чисто протертыми стеклами, по пшеничным и кукурузным полям, и прибыл в деревню. До государственной границы здесь было километра два.

Треугольник завез председателя в бригаду, а сам подрулил к сельмагу. Софка-продавщица сидела за прилавком с книжкой. Покупателей не было — все в поле. Шофер спокойно подошел, достал «посредник» и выпустил Угла в продавщицу, подставив руку, чтобы она не расшибла лицо о прилавок.

— Здесь красивая местность, — сказала продавщица. — Побегу домой, Мурку подманивать. Давай-ка «посредник»… Лучше сядь, не то бабахнешься — пол проломишь.

Шофер очнулся, сидя у прилавка на пустых ящиках. Угол девять успела спрятать «посредник» с Треугольником и выпроваживала шофера, приговаривая:

— Вот как расшибешь нам дядю Борю, пьяница ты, пьяница… Уходи домой, выспись!

Шофер, изумленно вертя головой и пожимаясь, завел машину. Он был Десантником полчаса и тоже не заподозрил дурного.

Это произошло в конце дня. А в сумерках продавщица вышла погулять, держа за пазухой толстую полосатую кошку. Рядом с деревней была яма пересохшего пруда. Женщина спустилась с откоса, огляделась, бросила кошке селедочную голову. Мурка заурчала и впилась зубами в гостинец. Продавщица-Десантник нацелилась «посредником» и дернула нить передачи.

Зверь буквально взвился в воздух — шерсть поднялась, тощий хвост распушился, как посудный ерш. Потом кошка плюхнулась на теплую землю, зашипела и несколько секунд яростно умывалась. Подняла голову, и Десантники посмотрели друг на друга. Через минуту случайный наблюдатель мог бы видеть странное зрелище.

Женщина сидела на земле. Перед нею стояла кошка, держа в пасти зеленую трубку, слабо светящуюся в сумерках. Передней лапой кошка прижимала к земле короткую нить, тянущуюся из трубки.

Второй «посредник» лежал в стороне, за кустами.

— Живей, живей, кис-кис-кис, — промолвила женщина.

Кошка дернула головой вверх, нить натянулась, и женщина повалилась на бок.

Никто не видел, никто! Серый зверь метнулся из ямы. Отработанный «посредник» кошка спустила в кроличью нору. Подхватила свежий. На гребне пруда присела, чтобы запихнуть в рот — неуклюже, непривычной лапой — болтающиеся нити. И по кустам, зарослям ежевики и дикого винограда, вдоль изгородей, прижимаясь к земле, подолгу высматривая, принюхиваясь, никем не замеченный, Треугольник ушел к границе. «Посредник» ему мешал. На каждой остановке Десантник опускал его на землю и прижимал когтистой лапой, как мышь.

Продавщица шла домой и удивлялась: как вышло, что она по дороге из сельмага забрела в старый пруд? Последнее, что она помнила, — разбитного покупателя, председательского шофера… А кошка перед рассветом миновала вспаханную полосу границы. К полудню изловила двух мышей-полевок и, сытая, вошла в деревню на той стороне. Пряталась от собак, от мальчишек и девчонок — этот народ Десантникам ни к чему. И снова в сумерках увидела подпрыгивающую фигуру. Это писарь деревенской управы делал вечернюю пробежку перед ужином. Треугольник живо махнул на каменную изгородь, укрепился на ней и едва не опоздал, так как писарь приближался очень быстро. К счастью, писарь остановился поглазеть на большую полосатую кошку с неизвестным предметом в зубах. Он сказал философски:

— Коты — известные воры. Мышь? Нет, не мышь. Кусок сала? Нет, не похоже… Пш-ла прочь, воровка!

Треугольник возился с «посредником». Длинная нить наконец-то укрепилась между кошачьими пальцами-подушечками. Рывок! Впустую. Нить передачи была слишком длинной, ее не удалось натянуть.

— Рвет и терзает, — нравоучительно сказал писарь. — Пш-ла, дерзкая! Чем бы таким в нее. А! Вот камень.

Треугольник, взмяукивая от усилий, обернул нить вокруг лапы и снова вздернул голову привычным движением. Так кошки вытягивают шею, когда носят котят. Писарь схватился за сердце. Он сел на пыльный щебень дороги, а кошка бросила к его ногам «посредник». Кошачьи глаза в сумерках светились ярко и страшно.

— Да продлит всемогущий твои дни, Треугольник! — проговорил Угол устами легкомысленного писаря. — Ты отменно потрудился. В деревню прибыл знатный земляк — секретарь господина губернатора… С ним мы и продолжим наш путь.

Треугольник нетерпеливо мяукнул.

— «Мяу-мяу», — поддразнил Угол, возвращая Треугольника в «посредник». Кошка Мурка слетела с изгороди и, приседая от непонятности, ринулась по своим следам домой — к котятам, теплой печке и жирным мышам в амбарушке.

Десантники двинулись дальше. Поутру секретарь губернатора — снова Треугольник — повез их в губернский город. Там проделал пересадку в самого губернатора.

И Десантники ринулись в столицу и дальше, за пределы страны, по Земле. Теперь, не стесняемые пограничными защитными зонами, четко разработанными мерами охраны штабов и правительств, не стесняемые ничем, они могли довести операцию «Вирус» до конца.

Главный док (продолжение)

Офицер смотрел в сторону. Глор сжал челюсти и внимательно, не спеша оглядел вестибюль. Четыре выхода. Над каждым мигает сигнал: «Предъяви пропуск и номер». Пятый портал, выход к причалам, не охраняется — пропуска проверяют у ракет.

Не раздумывая, Глор обратился к охраннику:

— Господин офицер, мне кажется, что мы вам мешаем.

— Никак нет — служба, — сказал охранник.

— Полагаю, не будет нарушением устава, если мы погуляем на причале? Когда освободится Расчетчик, нас вызовут по браслету.

Ник умоляюще присела. Офицер сам принадлежал к высшей касте и понимал, что господам монтажникам унизительно торчать на арестной площадке, у всех на виду.