Читаем без скачивания Зодиак - Нил Стивенсон

Мы насладились мгновением золотой тишины, которую прервал Бун:

– Выходит, мы тут мало что можем сделать?

Кельвин пожал плечами.

– Вам и не надо. В данном случае правительственная машина и впрямь на что-то годится.

Переглянувшись, мы с Буном рассмеялись.

– Бюрократы даже с очисткой канализационных вод справиться не могут, Кельвин, – сказал Бун.

– Пару дней назад я позвонил в Центр эпидемиологического контроля в Атланте, – спокойно парировал Кельвин. – Сделал это сразу после ухода Дольмечера. Я связался с одним из тамошних следователей. Он уже слышал про вспышку хлоракне в наших местах. В местных больницах тоже обратили на нее внимание, особенно в Центральной бостонской. Поэтому я объяснил ему про трансгенную бактерию.

Я – скандалист по призванию, у меня такая профессия, а потому чего удивляться: отчасти я обиделся на Кельвина. Он первым во всем разобрался и позвонил куда следует. Я бы никогда не додумался связаться с Центром эпидемиологического контроля. Кельвин, наверное, спас жизнь уйме людей. Но истинной причиной было скорее всего другое: от меня ускользнуло Великое Разоблачение, мне не удастся созвать журналистов и открыть им глаза, не удастся стать пророком судного дня экологии.

– Теперь про нее знают все врачи Бостона и его окрестностей. Хлоракне лечат активированным углем, клизмами, орошением кишечника и триметопримом. И вчера поздно вечером передали официальное предупреждение не есть рыбу из гавани. Это и вдохновило газетные заголовки.

– Но врачи же не могут наложить такой запрет.

– Верно. Но, понимаешь, властям штата уже все известно. Они принимают меры. Я позвонил кому надо и изложил мою идею с кислородом. Кажется, они заинтересовались.

31

Мы с Буном сели ждать, пока постиранное прокрутится через сушилку. Шарлотта пошла варить нам кофе, а вернувшись, обнаружила, что мы вырубились. Проснулись мы часа через четыре. Бун прыгал как щенок, а я чувствовал себя так, словно в рот мне затолкали протухший лимон, а все тело отхлестали швартовыми.

Кельвин подбросил нас в Олстон. Когда мы вошли в «Жемчужину», Хоа целую минуту смотрел на меня во все глаза, но промолчал. Надо думать, вьетнамский беженец все понял. И Буна он тоже узнал – того господина, кто принес вчера записку. Барт ее получил и оставил ответ: встретимся как-нибудь в «Арсенале» после работы.

Сейчас как раз и было «после работы». Воспользовавшись с разрешения Хоа телефоном, я позвонил туда и попросил позвать длинноволосого типа, запорошенного пылью от шин.

– Он только что ушел, – сказали мне. – Сидел тут с девушкой, а потом уехал. Кажется, они собирались на концерт. Были с ног до головы в коже.

Это мне ничем не помогло: они всегда ходят в коже.

В последние несколько дней мы газет не читали и, как указал Кельвин, сильно отстали от жизни. Поэтому я сходил к автомату на углу и на полпути к нему решил, что я не болен, а просто устал и мышцы затекли. Значит, визит в больницу не пропал даром.

Обшаривая карманы в поисках мелочи, я обнаружил семьдесят или восемьдесят баксов наличными: Кельвин с Шарлоттой пожертвовали кое-что в фонд местного терроризма. Но четвертаков не нашлось, поэтому я прошел еще квартал до магазинчика и купил газеты там.

Над стойкой работал телевизор, по которому показывали семичасовые новости, это был мой первый шанс увидеть выступление Буна по телевизору. Звук был выключен, но когда над плечом ведущей возникла фотография Буна, под ней значилось «Винчестер». Значит, его не опознали. Вероятно, к лучшему, а впрочем, какое это имеет значение? Некоторое время показывали Буна и Плеши, потом перешли к Дольмечеру, показав оцепление вокруг его дома и то, как санитары выносят в глухом мешке «типа в ванне».

Затем над плечом ведущей возникла фотография Дольмечера, кадр с видеопленки. Интересно, почему ведущие никогда не оборачиваются посмотреть на галерею тюремных физиономий у себя за спиной? Я попросил продавца неведомой национальности включить звук.

– …при Дольмечере нашли значительное число фотоснимков и документов, которые в настоящее время изучают полиция и ФБР. Хотя не было сделано никаких официальных заявлений, источники утверждают, что с помощью этой информации Дольмечер, возможно, надеялся объяснить, что толкнуло его на столь странное покушение.

Остаток передачи был посвящен хлоракне – на нее я не стал тратить времени. Я отнес «Геральд» и «Глоуб» Буну, который уже купил нам пиво. Он взял «Геральд», я – «Глоуб», и пока мы просматривали колонки и потягивали пенную жидкость, я рассказал ему про репортаж в новостях и что задумал Дольмечер.

Бун был вне себя от радости.

– Ты поливаешь парня грязью, С. Т., а он гораздо умнее, чем тебе кажется.

– Черт, нет. Идею он украл у меня. У нас с тобой. Говорю тебе, Бун, он следил за моей карьерой. Если хочешь, чтобы что-то попало в газеты или на телеэкран, выкини самый шумный, самый скандальный, какой только сможешь, финт, и тебя услышат.

– Довольно странный финт. Стрелять в бывшего советника при президенте.

– Как же, странный! Он совершенно в духе Дольмечера. У него даже «Зодиака» нет.

– А что, если он не псих?

– Давай взглянем на это с такой стороны. Он не сумасшедший. Готов поспорить, что он и дня в тюрьме не проведет.

– А что, если у него действительно вся нужная информация? Секрет гибели бактерии?

– Ты правда так думаешь? (Господи, ну и мысль!) Ты думаешь, Дольмечер настолько крут?

– Нет.

– Вот и я тоже.

– Но Кельвин-то дока.

– Согласен. Кельвин с бактерией справится. А нам придется иметь дело с Плеши. Уж его-то мы прищучим. Люди должны знать, какое он совершил преступление.

– У тебя есть план?

– Спектэкл-айленд. Сегодня вечером. Готов поспорить, под той баржей еще сохранились ПХБ. И уйма бактерий в придачу.

– Ха, нам нужно лишь нанять дирижабль, чтобы стащить баржу с улик!

– Нет, достаточно прорезать ее днище. Или еще что-нибудь придумаем. Но сначала надо разведать обстановку. Баржа-то никуда не денется. Можно не спешить. Интересно, что поделывает Логлин?

– Ты ведь самого его на Спектэкл-айленде не видел, верно?

– Нет, но у него новенький катер. И в бардачке была пушка. И он знал, что на Спектэкл-айленде ошиваются фанаты «Пойзен Бойзен». На что угодно спорю, Логлин регулярно туда мотается.

– Зачем? Он ведь тоже не в состоянии сдвинуть баржу.

– «Баско» поставила его управлять «Биотроникс» с одной целью: уничтожить улики под баржей. И уж поверь мне, он работать умеет. Когда-нибудь слышал про «руководство действием»? Думаю, Логлин прочитал пару-тройку книг по этой теме. Что-то мне подсказывает, что он знает способ добраться сквозь днище до застрявшей внизу дряни.

Мы прикончили несколько кружек пива прежде, чем нам пришло в голову заказать поесть. Я достаточно часто ел в «Жемчужине», чтобы заслужить такую привилегию, и Хоа ради разнообразия как будто с удовольствием нас обслуживал. Ну, настолько, насколько он вообще от чего-либо получал удовольствие. Он всегда был весел, но, уверен, не счастлив. Разумеется, «счастье» – понятие для толстых американцев. Иммигрантам в общем-то нет дела до счастья. Здоровье, богатство, мудрость – да, но счастье само по себе – это то, что беспокоит в лучшем случае их детей. И тот угрюмый, токсичный младший официант был несчастен и хотел как-то это изменить. Но сегодня он, кажется, отсутствовал.

Когда мы наконец сделали заказ, я спросил про него у Хоа.

– А где официант?

Он меня не понял. Тогда, поскольку его слишком уж занимал мой велосипед, я попробовал зайти с другой стороны:

– Тот, который ездит на скутере.

Тут Хоа посерьезнел, утратил поддельную озорную улыбку и на долю дюйма подался ко мне.

– Очень болен.

– Сыпь по всему телу и так далее? – предположил Бун, утрированно водя по груди ладонью.

– Мы отвезли его в больницу, и теперь ему дают лекарство.

– Хорошо, Хоа, врачи знают, как сделать так, чтобы ему стало лучше.

Может показаться, что я свысока отношусь к иммигрантам, но у вьетнамцев довольно странные представления о медицине: временами они пытаются сами себя вылечить, ставя на спину сосуды с кипятком и так далее. Возможно, злых духов это изгонит, но против вошедшего в официанта демона не поможет.

– Он потерял сознание на работе? – спросил Бун. Хоа его не понял.

– Ты сказал, что отвез его в больницу.

– Моя жена отвезла. Этот мальчик – Тим. Наш сын.

Почувствовав себя распоследними сволочами, мы с Буном начали извиняться и говорить что положено в таких случаях – желать Тиму скорейшего выздоровления и так далее. На Хоа это не произвело особого впечатления.

– Он скоро поправится и вернется, а тогда я впрягу его в работу.

Мы еще посидели, листая газеты и планируя свое возвращение в невысший свет. Действовать следовало по порядку. Надо было напиться, я должен был связаться с Дебби и подобрать кое-какие концы в истории с ПХБ, и только потом можно поднимать шум.