Читаем без скачивания Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори

Альберт Ахенский прозорливо высказался относительно цели этой миссии: «Боэмунд отправился в путь, желая добраться не только до Италии, но и до Галлии, чтобы набрать в ней воинов и поднять князей против греческого правителя Алексея»[664]. Действительно, норманнский предводитель рассчитывал отправиться на Запад, чтобы призвать к новому крестовому походу, что было единственным средством пробудить энтузиазм масс, которые, конечно, не двинулись бы в путь ради одного только спасения княжества Антиохийского. Но на этот раз новым крестоносцам предстояло сначала нанести поражение Алексею, которого Боэмунд изобразил главным врагом божьего воинства в Святой земле. Полностью отождествляя свое дело с крестовым походом, чьим поборником он стал, Боэмунд превратил своих противников, Алексея и Раймунда Тулузского, в главных виновников той угрозы, что нависла над всеми латинскими государствами, включая Иерусалим и Гроб Господень, ради освобождения которых многие отказались от всего, что имели.

В конце осени 1104 года Боэмунд отправился в Апулию. Стивен Рансиман справедливо полагал, что он взял с собой «копии “Деяний франков”, анонимной хроники Первого крестового похода глазами норманнов»[665]. На мой взгляд, именно в это время Боэмунд велел внести в нее первые поправки. По мнению английского историка — взявшего на вооружение гипотезу, предложенную в свое время Аланом Креем, — речь идет о добавлении в текст хроники проанализированного выше отрывка, согласно которому Алексей якобы обещал Боэмунду землю в «пятнадцать дней пути в длину и восемь дней пути в ширину ab Antiochia». Однако на самом деле поправок гораздо больше — это и добавления, возвеличивающие роль Боэмунда, и исключение, как уже говорилось выше, некоторых лестных замечаний относительно Алексея и Раймунда Сен-Жильского.

Можно предположить, что в первоначальной версии норманнского Анонима образ графа Тулузского не был столь негативным. Эта версия была близка к рассказу Раймунда Ажильского, чьи следы можно обнаружить в позднейших вариантах, например, в повествовании Тудебода и порой даже в самих «Деяниях». Чтобы объяснить некоторое сходство меж ними, вовсе не нужно, как это часто делали, выдвигать предположение о том, что норманнский Аноним опирался на текст Раймунда Ажильского. И тот, и другой, будучи свидетелями событий, могли описывать одни и те же факты, которые провансальский хронист, разумеется, интерпретировал в пользу Раймунда Сен-Жильского, чего не делал норманнский Аноним даже в первой версии хроники. Поправки, внесенные им в то время, вероятно, относились к рассказам, которые он счел слишком благожелательными по отношению к графу Тулузскому, — автор попросту убрал их. В версии, известной Тудебоду, они, как видно, еще существовали, но после новой «корректировки», выполненной в ходе пропагандистской поездки Боэмунда по Франции, эти эпизоды исчезли из повествования. Таким образом, существование разных версий «Деяний» можно объяснить возраставшей заботой Боэмунда представить Алексея и его союзников главными врагами «паломничества» в Святую землю.

Вероятно также, что в ходе первой правки из текста исчезло упоминание о сенешале короля Франции Ги Рыжем, сбежавшем в 1098 году с осады Антиохии, — его место в тексте занял Петр Пустынник. В версии Тудебода эта замена уже присутствует[666]. Каковы были ее причины? Не было ли это сделано потому, что Боэмунд уже тогда не желал настраивать против себя короля Франции? Вполне вероятно, ибо он нуждался в его поддержке как при наборе воинов, так и в проповедовании крестового похода, которые он намеревался начать в его королевстве.

Можно пойти еще дальше. Очень вероятно, что Боэмунд уже тогда планировал дипломатический демарш, чтобы добиться руки одной из дочерей короля. Прежде чем отправиться в пропагандистский «тур», Боэмунд, как мы помним, отправил во Францию своего родственника и бывшего собрата по темнице Ричарда де Принципата. Последнему было поручено подготовить его путешествие и доставить от его имени в монастырь Сен-Леонар-де-Нобла приношение по обету — серебряные оковы — в знак признательности за освобождение из тюремных застенков Данишмендида[667]. Гвиберт Ножанский утверждает, что был свидетелем того, как Ричард де Принципат, «красивейший муж», явился к королю Франции, чтобы просить руки его дочери Констанции[668]. Он не указывает точной даты этого первого посольства, но можно предположить, что оно состоялось до прибытия Боэмунда во Францию или сразу же после него.

Перед тем как отправиться на Запад, Боэмунд вновь поручил регентство Антиохии Танкреду. Последний сохранил также Эдессу, которую он обязался передать Балдуину дю Бургу, как только тот будет освобожден. Тем не менее он доверил правление Эдесским княжеством своему родственнику, чтобы полностью посвятить себя Антиохии. Вскоре он стал называть себя «герцогом и князем Антиохийским», чего не делал во время своего первого регентства, последовавшего за пленением Боэмунда. Формальное свидетельство этого титула относится к 1108 году, но ничто не мешает думать, что Танкред носил его уже с 1105 года[669].

Маловероятно, правда, что Танкред проявил в этом инициативу. К этому времени Боэмунд уже считался «князем Антиохийским» на законном основании. Ряд историков посвятил немало страниц данному вопросу, но нам нет необходимости задерживаться на нем. Известно, что в июле 1098 года в двух грамотах, предоставленных генуэзцам, норманн называл себя только «Боэмундом» и «Боэмундом, сыном герцога Апулийского Роберта Гвискарда»[670]. Однако в воспроизведенном Альбертом Ахенским письме с просьбой о помощи, которое Танкред отправил Боэмунду весной 1104 года, хронист именует его «славным князем Антиохии, назначенным Богом»[671]. Но Альберт написал эту часть своей книги после 1106 года — вероятно, в 1120 году. Слишком поздно для того, чтобы это упоминание имело значение.

Монеты и печати тоже не дают нам определенных указаний на этот счет. Густав Шлюмбергер, а вслед за ним и Ральф Евдейл, сослались на две медные монеты, одну из которых можно уверенно отнести ко времени Боэмунда[672]. Первая монета — византийского типа, с поясным портретом святого Петра на аверсе: правая рука святого поднята в благословляющем жесте, в левой руке — крест; на монете можно различить надпись на греческом «Петр» («o Petros»). На реверсе виден крест и буквы B-M-H-T — без сомнения, аббревиатура имени «Боэмунд» в греческой огласовке. Сходство аверсов позволяет сопоставить эту монету с теми, что были изготовлены Боэмундом в качестве сеньора Бари. На реверсе второй монеты, которая может быть отнесена к эпохе Боэмунда или его сына Боэмунда II, есть надпись: «Боэмунд, слуга Христов»[673].

Однако монеты не могут просветить нас относительно титула, принятого Боэмундом в Антиохии. С другой стороны, печать, которой он пользовался, вероятно, является той же печатью, что была у него в Италии, с надписью «Бог, спаси слугу твоего Боэмунда»[674]. Итак, у нас нет ни одного прямого свидетельства об официальном использовании Боэмундом до его отъезда титула «князь Антиохии». И все же можно полагать, что он признавал себя таковым с момента инвеституры, пожалованной ему патриархом Даимбертом.

Зато довольно частое использование этого титула Боэмундом наблюдается после его отъезда из Антиохии. В 1105 году, в Бари, в одной грамоте он назван «Боэмундом […] Антиохийским», правда, лакуна в тексте не дает возможности утверждать, что между его именем и названием его города было слово «князь» (princeps)[675]. В сентябре 1106 года Боэмунд составил послание папе Пасхалию II, прося его о поддержке против Алексея; он подписал его следующим образом — «князь Антиохии и слуга христианского воинства»[676]. Понтифик же не имел ничего против того, чтобы называть его в грамоте от 18 ноября «Боэмундом, князем Антиохийским»[677].

Боэмунд был крайне заинтересован в том, чтобы взять себе этот титул в то время, когда он призывал Запад к крестовому походу против Алексея, единственного, кто вместе с Раймундом Тулузским не признавал свершившегося факта: создания независимого латинского княжества Антиохии. Нет ничего удивительного в том, что между 1105 и 1111 годами в шести грамотах, выпущенных в Бари людьми, действующими от имени Боэмунда, его называли также «князем Антиохийским»[678].

Томас Эсбридж справедливо полагает, что Боэмунд унаследовал имевшееся у норманнов еще до эпохи крестовых походов понятие «князь», связанное с представлением о полноправной, независимой власти, обладающей юрисдикцией на определенной территории[679]. Однако аргументы, подобранные им для доказательства того, что Боэмунд пользовался титулом князя Тарентского перед своим уходом из Италии в 1096 году, не убедительны. Подтвердить его правоту может лишь одна грамота: в октябре 1093 года Боэмунд дважды подписал ее «Боэмунд, милостью божьей князь, сын Роберта Гвискарда»[680]. Но заметим, что слово «князь» используется в данном случае без указания княжества. Кроме того, это не оригинал грамоты, а ее копия, появившаяся либо в 1267, либо в 1272 году, что по меньшей мере оставляет вопрос о надежности источника открытым. Даже приняв его на веру, по нему можно заключить лишь то, что Боэмунд хранил в памяти представление о княжестве в определенном выше смысле, но не то, что в то время существовало княжество Тарентское[681].