Читаем без скачивания Дерзкая - Наталья Шитова

— Боже, у него человеческие глаза, — заикаясь, произнес Зинченко.

Мы с Олегом продолжали смотреть друг на друга. Руки Олега медленно поднялись к лицу. Он закрыл ладонями щеки, повел руки выше, к вискам, запустил пальцы в волосы. Губы его беззвучно шевельнулись.

«Валера! Я тебя умоляю…»

«Катя, ты уверена?..»

«Да, Валерий, пока они еще ничего не поняли, пожалуйста!»

«Но может быть?..»

«Это невыносимо! Они не должны были ничего видеть. Оборви все это, пока не поздно, я тебя умоляю!»

Извеков больше не ответил мне.

Олег сделал шаг вперед. Юрка, который, видимо, не мог понять, что происходит, выпустил мою голову, встал и шагнул навстречу Олегу, озабоченный внезапной гримасой, исказившей лицо друга.

— Оле-ег! — повелительно позвал Юра, преграждая ему дорогу.

И тут что-то с напором ворвалось в меня. Почти физически ворвалось, словно вспарывая по швам кожаный мешок. Все потухло, почернело, и только невероятное чувство неожиданно нахлынувшей свободы заглушило возникший было внезапный страх.

— Эй, ребята, а пес-то умер! — раздался голос Зинченко.

Сначала я не поняла, что случилось, где я теперь, почему голоса переместились куда-то в сторону от меня…

Но вот же, вот она, поляна. Люди, толпящиеся вокруг лежащей на земле крупной каштаново-рыжей собаки. Вот и я, бестелесная, невидимая, легко и незаметно приближаюсь к ним. Все на месте, только ничто и никто не сковывает меня…

Валерий сделал все, что нужно было сделать. Все-таки он молодец! Вырвал меня из собачьей шкуры, теперь я свободна.

«Мне жаль, что до этого дошло,» — отозвался вдруг Извеков.

«Спасибо тебе. Все это было бы совершенно ненужным потрясением для них…»

«Наплевать мне на них!» — возразил Валерий и замолчал. Но я чувствовала его незримое присутствие. Он не порвал контакт, он вместе со мной следил за событиями.

Собака была неподвижна. Ее трепали, переворачивали, ерошили густую шерсть. Аниров помогал Зинченко, и было видно, что оба они в недоумении.

— Все-таки попробуем еще раз серебро, — приказал Аниров. — Олег, дай твой медальон.

— Идите вы все к черту, — глухо отозвался Олег. Он опустился рядом с Зинченко, приподнял собачью голову.

— Господи, — вырвалось у Анирова. Глаза собаки съеживались, как резиновые шарики, выпускающие воздух через микроскопические дырочки. Через несколько секунд Зинченко с возгласом, в котором смешались удивление и ужас, поднял за волоски отслоившийся склизкий клочок шкуры. Труп собаки на глазах превратился в бесформенную кучу гниющей грязи, из которой торчали рыжие клочки шерсти.

— Немедленно закопать, — распорядился Аниров. — Самойлов и Хромчук! Остальные по местам. Никакого обмена мнениями с другими постами!

Люди потянулись по своим делам. Зинченко, отойдя в сторону и присев на корточки, старательно вытирал руки о влажную траву. Олег ни на шаг не сдвинулся, глядя, как двое парней принимаются за рытье могилы.

Мысль о том, что это моя могила, моя собственная, привела меня в состояние, близкое к буйному веселью. Наверное, это была своеобразная истерика. Ну кто бы мог подумать, что яма, в которую сбросят мгновенно издохшего и сгнившего оборотня, на самом деле — моя могила?!

Хотя, я ошибалась, считая, что никто не мог такое подумать. По лицу Олега было видно, что он думает именно об этом. Но радость и облегчение, наступившие после моей окончательной смерти, навеяли мне такую эйфорию, что я даже не могла сразу оценить, в каком состоянии мои друзья. Пока я только знала, что предотвратила дальнейшее развитие событий, которые не имели права происходить.

Зинченко закончил вытираться и подошел к ребятам.

— Чертовщина какая-то, — проворчал он и кивнул на Олега. — А с Середой что еще опять случилось?

— Сам не пойму. Он что-то увидел у этой собаки.

— Он просто посмотрел ей в глаза, — пожал плечами Зинченко.

— В глаза? А что глаза? — переспросил Юра.

— Ты разве не видел?

— У этой не видел. Я просто знаю, что они человеческие. Но мне сзади не было их видно так, как вам…

— Обычные глаза. Самые банальные. Темно-серые. С желтыми пятнышками вокруг зрачка… Орешин, что с тобой?!

— Ничего, — Юра, лица которого я не видела, медленно побрел к Олегу.

Зинченко, заколебавшись, идти следом или нет, остался на месте. Вряд ли он что-нибудь понял, но он был достаточно чутким, чтобы оставить друзей в покое.

— Пойдем отсюда, Олежка, — Юра тронул Олега за локоть. Я ожидала взрывной реакции, но Олег спокойно возразил:

— Разве ты не понимаешь, что произошло?..

— У многих сотен миллионов мужчин и женщин серые глаза.

— Это пустая отговорка, старик, — Олег повернулся к Юре и взглянул ему в лицо. — Мне ли не знать ЭТИ глаза… И не говори, что я свихнулся. Я сейчас, как никогда, в своем уме.

— И все же, ты МОГ ошибиться. Я ХОЧУ, чтобы ты ошибался.

— Оборотни Извекова ходят стаей. А этот был здесь один и прятался, подслушивая нас…

— Олежка, дружище, пожалуйста… Зачем ты?..

— А затем, — Олег стиснул плечи друга и, встряхнув его, четко и спокойно произнес: — Ей было плохо, и она пришла к нам с тобой. А мы отловили ее и пытали своими руками. И убили. Понимаешь, что мы с тобой сделали?

Юра закрыл глаза. Было видно, как дрожат его челюсти, стиснутые в судорожном напряжении.

Единственное, чего мне хотелось в эту минуту: объяснить все ребятам, чтобы не мучались они бессмысленным сознанием вины. Тем более, что никто, кроме меня, не виноват в том, что они снова переживают такую муку. Но увы, я никак не могла это сделать.

Самойлов и Хромчук, молча копавшие в двух шагах от ребят, остановили работу и переглянулись, глядя на странную сцену. Затем один из них что-то шепнул другому и, воткнув в землю лопату, поспешно пошел к машине.

«Извеков!»

«Да? Тебе опять нужен подонок Извеков.» — горько отметил Валерий.

«Как мне теперь быть? Я не хочу больше этого видеть.»

«Ты капризничаешь. Хочу, не хочу, могу, не могу. Я не бог. Я не могу воскресить Екатерину Орешину. Никто не просил тебя приходить сюда. Ты сама заставила их страдать, теперь некого винить в этом.»

«Валерий! Не может быть, чтобы все так осталось!»

«Прости меня. Я очень зол. Но я не хочу больше удерживать тебя. Ты еще можешь быть счастливой. Ты даже не представляешь, куда ты сейчас попадешь… Это красивый спокойный мир, почти точная копия нашего мира. Все узнаваемо, все, что тебе дорого, снова будет с тобой. Даже больше, чем ты можешь себе пожелать…»

Неожиданно прорвавшийся у Валерия поток красноречия вызвал во мне отчаянный протест. О каком красивом мире и покое можно говорить, когда все так тяжело и отвратительно…