Читаем без скачивания Саймон говорит (СИ) - Грэй Саймон

— Только когтями, говоришь? — оживился Петрович.

— Да. Раны рваные, а не резанные.

— А следы клыков есть?

Врач на мгновенье задумалась, а потом принялась тщательно осматривать труп. Охотник присоединился к старушке и пару минут они со всем старанием изучали раны.

— Нет! Никаких клыков и прочего — только когти.

— Вот! — Охотник торжествующе уставился на мутанта. — Я же тебе говорил — твои любимые киба его грохнули! Любой хищный зверь, когда охотится или защищается, использует не только когти, но и клыки! А тут ни единого укуса! Явно сначала Ваську по башке грохнули, а потом подрали.

— Никто его по башке не бил, как и по другим частям тела. — Сварливо поправила врач. — Во всяком случае — в последние пару недель. Что, кстати, удивительно.

— Ну хорошо! Значит пырнул подленько! — вцепившись в свою версию, Петрович раскручивал её до победного конца.

— Пырнул, говоришь? — задумчиво протянул Огр, подходя к телу.

Некоторое время он внимательно рассматривал следы когтей, но не найдя желаемого, принялся ковыряться в ранах, раздвигая пальцами поврежденные ткани.

— Сёма, ты чего творишь? — с отвращением поинтересовался Петрович.

— А я вот догадываюсь, что! — с интересом пробормотала старушка и, натянув одноразовые перчатки, присоединилась к мутанту.

Некоторое время они ковырялись в теле Ненаша, пока Варвара Ростиславовна с торжеством не воскликнула:

— Нашла!

Широко раздвинув поврежденные ткани, она продемонстрировала небольшое отверстие, уходящее вглубь грудной клетки.

— Я тоже, — хмыкнул Саймон, показывая свою находку.

Спустя несколько минут тщательных поисков, на груди и животе Васьки нашлось еще четыре глубоких колотых раны. Измерив глубину с помощью обычного терапевтического шпателя (который, правда, пришлось располовинить вдоль), удалось установить, что глубина нанесенных ранений составляет в среднем порядка 12–15 сантиметров.

— Я бы сказала, что он умер от первого удара в сердце, — задумчиво проговорила деревенский врач, снимая перчатки и небрежным жестом швыряя их на стол. — Очень удачное попадание — как раз между ребёр. Поэтому он не сопротивлялся, когда его ткнули еще пять раз. Правда, не могу определить, чем именно тыкали. Однозначно, это был не нож — отверстия слишком узкие и толстые. Может какой-то инструмент? Отвертка там, или долото?

— Точно не долото — оно толще, — ответил мут, под неодобрительным взглядом Марии споласкивая руки в ведре, которое она использовала для уборки. — И не отвертка — рана слишком широкая.

— Ножницы, — тихо проговорила Маша, подавая ему чистую тряпку.

— Что? — на молчавшую до сих пор женщину уставилось три пары удивленных глаз.

— Я думаю, это были ножницы, — смущаясь, повторила она.

— Какие ножницы?

— Портняжные, наверное.

— А у них разве не закруглённые кончики? — удивился Саймон.

— А это от ножниц зависит, — хмыкнула Варвара Ростиславовна. — У большинства концы как раз заточены.

— Так это что получается, Ваську какая-то баба грохнула? — судя по тону, Петрович был явно недоволен, что его версия рассыпалась на глазах.

— Ну почему сразу «баба»? — поморщившись, ответила врач. — Митрич у нас шьет так, что любая хозяйка позавидует. У Купца в лавке этих ножниц тоже, небось, немало. Да и вообще, что мешало любому мужику у своей жены ножницы свистнуть и Ненаша грохнуть?

— Шесть ударов, — напомнил мутант. — Убийство явно совершили в состоянии аффекта тем, что было под рукой.

— Да с чего вы взяли, что это были ножницы? Может инструмент какой, — уперся Петрович.

— Какой?

— Да откуда я знаю! Подумать надо.

— Так, ладно! — Саймон хлопнул ладонью по столу, прерывая затянувшуюся дискуссию. — Пока что можно сделать однозначный вывод, что киба Ненаша не убивали. Зато кто-то очень хочет, чтобы в деревне так думали. Я так понимаю, больше информации от тела мы без вскрытия не получим.

— Я никого, на ночь глядя, вскрывать не буду! — заявила Варвара Ростиславовна, потыкав пальцем в окно. — На дворе уже темень непроглядная.

— Я могу, — тихонько предложила Мария.

Старуха с изумлением уставилась на свою дочь.

— Маша, ты с ума сошла? Какое вскрытие?

— Ты сама говорила, что нам нужно больше практики в хирургии, — вдруг заупрямилась та. — Когда еще такой случай представиться?

— Говорила, но…

— Стоп! — прервал спор мутант, пытаясь предотвратить назревающий семейный конфликт. — Честно говоря, не вижу особой необходимости во вскрытии. К тому же вы не судмедэксперты, и оборудование у вас подходящее вряд ли имеется. Нужную информацию мы уже получили, остаётся только её обдумать.

— Вот идите и обдумывайте! — вдруг заявила старуха. — А мы с Машенькой покумекаем, что можно придумать. И про оборудование ты зря — кое-что у нас имеется. Только помогите тело на стол перенести.

В итоге, через пять минут тело Ненаша было на столе, Мария убежала домой за хирургическими инструментами, а мужики оказались на улице, с некоторым изумлением глядя на захлопнувшуюся перед носом дверь.

— Неожиданно, — задумчиво подвёл итог Саймон.

— Знаешь, что-то я теперь Машку больше Варвары бояться стал, — пожаловалсяПетрович.

В этот момент дверь в сени распахнулась и в проёме показалась голова Варвары Ростиславовны:

— За результатами вскрытия завтра с утра ко мне домой зайдете, — сварливо проговорила она. — Заодно выдам тебе, Петрович, мазь одну хорошую, чтобы фингалом своим не светил.

И дверь снова захлопнулась.

***

Посчитав расследование на сегодня законченным, Огр выдал Петровичу обещанный рубль и направился к «ТРАКТИРУ». Поначалу он опасался, что неугомонный старик увяжется следом, но, похоже, сегодняшние события утомили и его. Проводив начальство до площади, он пожал руку мутанту и побрёл домой.

Вернувшись в корчму, Саймон мрачно оглядел всё еще переполненный зал, и быстро поднялся наверх, провожаемый множеством любопытствующих взглядов. Сидя в комнате, он еще несколько часов пытался сопоставить известные факты и набросать план дальнейших действий. Прервался только на несколько минут, чтобы быстро заглотить ужин, который Катерина принесла на подносе.

Картина складывалась безрадостная. Ненаш был сволочным ублюдком, которого одна половина деревни просто не любила, а вторая — искренне ненавидела. Этот факт мут почерпнул как из собственного опыта, так и со слов Петровича, который охотно поделился биографией убиенного. Началось всё с печального события — та самая хворь, что унесла в свое время родителей Мирославы, жестче всего обошлась именно с семьей Василия. Фактически, из большой семьи в живых осталась только Смеяна с младшим сыном, которому на тот момент не исполнилось и года. Однако маленькая темноволосая женщина, которую до сих пор видели исключительно с добродушной улыбкой на губах, не сдалась. Отказалась переехать к сестре в соседнюю деревню, не стала приживалой у дальних родственников покойного мужа — осталась в опустевшем доме, таща на себе всё хозяйство.

Не удивительно, что Василий с детства рос отнюдь не в достатке, но в атмосфере бесконечной любви и обожания. Некоторые тут могли бы воскликнуть: «Да понятно, что в таких условиях могло вырасти!». И были бы неправы. Как Смеяна боготворила единственного оставшегося ребёнка, так и Ненаш в ответ души не чаял в своей матери. С малых лет помогал по хозяйству, никогда не перечил и не требовал подарков. Проблема была в другом. Во-первых, мальчонка не признавал никого, кроме матушки, считая всех остальных людей чуть ли не врагами. А во-вторых, он обладал не только живым умом и богатым воображением, но и оказался весьма не сдержанным на язык. При этом жертвой малолетнего острослова становился любой житель Перловки, независимо от возраста и пола.

Поначалу, взрослых это забавляло — уж больно потешно выглядел маленький мальчик, бросающийся по поводу и без повода на защиту своей матери. Сверстникам же родители обязательно объясняли, что Васеньке сейчас тяжело, поэтому обижать его нельзя. Что пройдёт время и он перестанет обижать других. Однако год проходил за годом, а Ненаш и не собирался успокаиваться. Насмешки становились только злее, изощрённее и били в самые больные места. Взрослые перестали умиляться и всё чаще приходили к Смеяне с требованиями приструнить сына. Та чуть виновато улыбалась и просила прощения, а затем проводила с негодником воспитательные беседы. Тот виновато кивал, просил прощения и неделю вёл себя тихо, но потом опять срывался, в результате чего цикл повторялся.