Читаем без скачивания Трагедия Игрек. Рассказы - Эллери Куин

Эйми родилась на нижнем краю Хилл-Драйв, среди тенистых деревьев и домов колониального периода. Будучи сиротой, она воспитывалась вдовствующим дядей, доктором Хорасом Апемом, чья практика среди бедняков Лоу-Виллидж была самой обширной и самой низкооплачиваемой в Райтсвилле. Потом доктор Апем сам начал болеть, и Эйми во время его последнего продолжительного недуга пришлось бросить медицинские курсы в университете Мерримака, чтобы ухаживать за ним. Ее дядя умер, не оставив ничего, кроме не оплаченных пациентами счетов; дом продали за долги, и Эйми оказалась без жилья и средств к существованию. Поэтому она ухватилась за предложенную Беллой Ливингстон работу платной компаньонки.

Эйми от природы обладала веселым нравом, и ее присутствие словно озаряло особняк Ливингстонов солнечным светом. Прислуга, состоящая из Доркас Бонди и Морриса Ханкера, вскоре влюбилась в нее. «Что бы мы делали без этой малышки?» — спрашивала хозяйку старая Доркас, и этот же вопрос Белла Ливингстон все чаше задавала сама себе.

— Я чувствую себя виноватой, Эйми, — иногда вздыхала она. — Что за жизнь для молодой и хорошенькой девушки быть похороненной в этом старом мавзолее!

— Похороненной? — смеялась Эйми. — Я его обожаю — и вас тоже.

Старая Белла целовала ее, зная, что это правда. Она наблюдала, как с течением лет Эйми Апем, подобно ей самой, все больше нуждалась в ком-то, кто бы нуждался в ней. Они никогда не говорили о парне, с которым Эйми была помолвлена и который погиб во Вьетнаме, или о родителях Эйми, которых она не помнила.

Но пожилая леди часто заводила разговор о пасынках и падчерице, за чьими карьерами она внимательно следила по статьям в «Райтсвиллском архиве». И вместе с накоплением досье Ливингстонов в архиве газеты усиливалась и ее мрачность.

Поэтому Эйми удивилась, когда Белла неожиданно сказала:

— Эйми, свяжись с Сэмюэлом Младшим, Эвереттом и Оливией, где бы они ни находились, и попроси их навестить меня.

— Неужели они согласятся?! — воскликнула Эйми.

— Согласятся, если ты скажешь, что я этого хочу. Они слишком хорошо воспитаны, чтобы отказаться. Воспитание, — сухо добавила Белла, — их сильная сторона.

Дети Сэмюэла Ливингстона приехали на уик-энд в начале лета.

Сначала они показались Эйми очаровательными. Оливия походила на драгоценный камень в столь же дорогой оправе, хотя под ее красивыми глазами темнели мешки, свидетельствующие об усталости. Она приветствовала Эйми без всякой снисходительности, которой та опасалась. Эверетт оказался веселым, крепким и широкоплечим, с кожей, похожей на печеный картофель, — взяв Эйми за руку, он ласково поблагодарил ее за заботу о «маме». Сэмюэл Младший — высокий, сутулый и худощавый, с изысканными манерами — словно сошел со страниц романа Джона Ф. Маркуанда.

Старая леди, ожидавшая на передней лужайке, когда Моррис Ханкер привезет детей из райтсвиллского аэропорта в старом «линкольне» Ливингстона, велела Моррису позаботиться об их багаже.

— Ты отвела нам наши старые спальни, Белла, — сказала Оливия, когда они присоединились к ней на лужайке. — Как приятно.

— Приятно, что вы приехали, — с улыбкой отозвалась пожилая леди. — Эйми, дорогая, пусть Доркас приготовит чай.

Когда Эйми вернулась с Доркас и чайным столиком на колесах, она застала семью за дружеской беседой.

— Я всегда терпеть не мог этого парня, сестренка, — говорил Сэмюэл Младший. — Он носил галстуки, раскрашенные вручную.

— Какой из мужей это был, Оливия? — с интересом спросила старая леди. — Прусский барон или венгерский граф?

— Испанский принц, — поморщилась Оливия.

— Тот, который обошелся тебе в двести тысяч долларов?

— О боже! — вздохнула Оливия. — Нет, Эйми, без сахара. Побольше лимона.

— С вашей фигурой? — улыбнулась Эйми. — Смотрите, что стряпня Доркас делает с моей.

— Теплый день, — заметил Эверетт Ливингстон. — Как насчет того, чтобы поплавать, Эйми?

— Не вздумайте, — предупредила Эйми Оливия.

— Предательница, — фыркнул ее брат. — Знаешь, Белла, Га-Га снова выставлена на продажу. Она снова пребывает между мужьями.

— Га-Га? — переспросила старая леди. — Ах да, твое газетное прозвище.

— Значит, оно наконец дошло до Райтсвилла, — спокойно отозвалась Оливия.

— Смерть журналистам! — Эверетт поднял свою чашку. — Когда час коктейля, Белла?

— Позже. — Белла Ливингстон улыбнулась. — Кстати, Эверетт, газеты и с тобой обошлись не слишком приятно, не так ли? Меня всегда интересовало, что внушило тебе мысль, будто ты сможешь извлекать деньги из спорта?

— Всеамериканская номинация и папин миллион.

— Но твои авантюры с профессиональной футбольной командой и гонками малолитражных автомобилей окончились провалом, верно? И вдруг я снова читаю, что ты пытаешься купить профессиональную баскетбольную команду.

— Красивую девушку ты здесь поселила, Белла, — ушел от ответа Эверетт.

— Благодарю вас, мистер Ливингстон, — пробормотала Эйми.

— Эв, — поправил Эверетт. — Давайте все-таки искупаемся в пруду, Эйми.

— Не вздумайте, — снова сказала Оливия.

— А ты, Сэмюэл, — продолжала старая леди, поставив свою чашку. — Ты потерял деньги на нефтяных скважинах и приисках, не так ли? А сейчас, как я слышала, занялся ураном.

— Занимался, — вздохнул Сэмюэл Младший, протягивая руку за сандвичем с арахисовым маслом. — Да, Белла, мы все в состоянии финансового краха.

— Фактически, — добавил Эверетт, не сводя глаз с Эйми, — мы разорены.

— Конечно, у меня всегда есть в запасе старина Чарлз, — сказала Оливия. — Мой техасский нефтяной обожатель. Но у него такие неряшливые манеры!

— Все равно выходи за него, Га-Га, — посоветовал Эверетт. — Если он профинансирует мое баскетбольное предприятие, я возьму его в долю на сорок пять процентов. А пять, может быть, оставлю тебе.

— Не будь вульгарным, Эв.

— Не будь глупым, Эв, — сказал его брат. — Чарли Уэггонер продал мне нефтяные скважины, на которых я потерял четверть миллиона.

Последовала пауза. Старая леди продолжала улыбаться. Эйми начала чувствовать себя не в своей тарелке.

— Ладно, Белла, — заговорил Сэмюэл Младший. — Твои худшие опасения подтвердились. Зачем ты нас вызвала?

— Скажу после ужина, когда придет Херберт Уэнтуорт.

— Старый отцовский поверенный?

— Старый мистер Уэнтуорт давно умер. Дела перешли к его сыну.

— Наверное, это будет весело, — сказал Эверетт Ливингстон. — Эйми, давайте хотя бы пройдемся к пруду. Я покажу вам место, где однажды едва не утопил Га-Га.

— Лучше покажи мне, — мрачно промолвила Оливия, вставая. — Надеюсь, вы нас извините?

Сэмюэл Младший поплелся следом за ними. Когда все трое скрылись из вида, Эйми спросила:

— Вы не перевозбудились, мама Ливингстон?

— Ты хорошо меня знаешь, не так ли, дорогая? — Щеки старой леди ярко порозовели. — Кстати, Оливия присматривает за Эвереттом, так что не беспокойся.

— Я в безопасности, покуда не надеваю бикини, — улыбнулась Эйми. — Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Конечно, дорогая.

Но за ужином Эйми все еще беспокоилась о ней. Оливия болтала о Каннах, помрачневший Эверетт чертил диаграммы родословных лошадей, которых думал приобрести, Сэмюэл Младший галантно хвалил смородиновый пирог, а щеки старой леди становились все краснее.

Херберт Уэнтуорт прибыл ровно в восемь. Это был тощий и бледный янки с голосом как у промокшей арфы.

В отношении его симпатий не могло быть никаких сомнений.

— Перейду сразу к делу, — начал он, когда они расселись в похожей на склеп гостиной. — По условиям завещания Сэмюэла Р. Ливингстона, каждый из трех детей получал по одному миллиону долларов, предположительно составляющих основу его состояния. Вдова получала личное и недвижимое имущество. Тогда это казалось достаточным, чтобы обеспечить нужды миссис Ливингстон.

Однако, — мистер Уэнтуорт окинул блудных детей мрачным взглядом, — секретный кодицил[64] к завещанию вашего отца предписывал моему отцу как распорядителю состояния и вашей мачехе держать в тайне от вас истинное положение дел.

— Почему? — осведомился Эверетт.

— Заткнись, дорогой, — тихо велела ему сестра.

— Потому что, — ответил адвокат, причмокнув вставными челюстями, — состояние вашего отца было куда более крупным, но он не хотел, чтобы вы об этом знали, пока не станете достаточно ответственными, чтобы обращаться с ним как следует. Сэмюэл Ливингстон считал, что его дети не питают должного уважения к капиталу.

— И поэтому… — все повернулись к Белле Ливингстон при звуке ее голоса, — ваш отец предоставил мне решать, когда — если это вообще когда-нибудь произойдет — вам можно доверить деньги. Херберт, прочитайте кодицил.