Читаем без скачивания Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дело теперь за вами!
Ликторы подбежали к юношам, сорвали с них одежды, завели руки за спины и начали сечь розгами. Это зрелище заставило многих отвернуться. Но Брут не отвел взгляда даже тогда, когда его сыновьям рубили головы. Та же участь постигла и других заговорщиков.
Брут произносит приговор своим сыновьям.
После этого рабу, раскрывшему заговор, были дарованы свобода и римское гражданство.
КрикИ померк закат кровоточащий,
И, как диво, выплыл Тива лик.
И пронесся над Арсийской чащей
Этот леденящий жилы крик.
Сам Сильван, благой владыка леса,
Гневно схватку братьев порицал.
Ненавистник брани и железа
Слал свое проклятие бойцам.
Узнав о провале заговора, решил Тарквиний обратиться к своим соотечественникам этрускам с просьбой помочь ему вернуть законную власть в Риме. На его призыв отозвались Тарквинии, родина рода Тарквиниев, и соседние с Римом Вейи, всегда готовые поддержать любого недруга римлян. Во главе двух ополчений стали сам Тарквиний и его сын Аррунт. Римлян же повели консулы Валерий и Брут. Местом сражения был избран священный Анзуйский луг, расположенный рядом с Арсийским лесом[403], считавшимся обиталищем бога Сильвана[404].
Еще издали узнав одного из консулов по окружающим его ликторам, а затем убедившись, что это Брут, а не Валерий, Аррунт возгорелся гневом и с криком: «Вот кто нас изгнал из отечества!» – направил к Бруту своего коня. Поединок был столь стремительным и яростным, что воины обеих сторон едва опомнились, как увидели Брута и Аррунта лежащими без признаков жизни на земле.
Такой результат поединка предвещал и ничейный результат самого сражения. Так и случилось. На одном крыле победили римляне, на другом – этруски. Сражающихся развела ночь. Оставшиеся в живых разбрелись по своим городам. Но будто бы, проходя мимо Арсийского леса, римляне услышали громовой голос:
– У этрусков пало на одного больше. Римляне победили.
Римляне решили вернуться, чтобы проверить, так это или нет, и при свете луны стали считать погибших: трупов римлян оказалось одиннадцать тысяч триста, этрусков – одиннадцать тысяч триста один.
Так римляне вернулись в Город победителями. Это был день мартовских календ, день бога войны Марса. И был он отмечен первым триумфом первого консула[405]. Через Марсово поле Валерий въехал в Город на четверке коней, окруженный толпою родственников и клиентов. Над головой победителя раб держал золотую корону, украшенную дубовыми листьями и желудями, время от времени напоминая: «Ты человек. Ты человек». Но если бы победитель, оглушенный славой, и не расслышал шепота раба, мимо его слуха не мог пройти рев следовавших за колесницей воинов. Воины насмехались над его внешностью, над его привычками, и это преследовало ту же цель, что и шепот раба: напомнить триумфатору, что он не бог, а человек, спасти его от гнева ревнивого Юпитера.
Через несколько дней после своего триумфа Валерий прославился не только как победитель этрусков, но и как оратор, произнеся над телом павшего Брута речь. Вообще-то, согласно установившимся обычаям, такую речь должен был произнести один из сыновей покойного. Но, казнив Тита и Тиберия, Брут сам лишил себя этого почета. Поэтому Валерий взялся за произнесение погребальной речи. В ней он отметил все заслуги Брута в изгнании из Рима царей, его непоколебимую стойкость в защите интересов римского народа, тщательно избегая всего того, что могло бы бросить на покойного тень. Кажется, именно тогда римляне стали повторять вслед за греками: «О мертвом хорошо или ничего».
Дом на ВелииПосле выполнения долга перед коллегой, павшим на поле боя, Валерий занялся постройкой дома на самой высокой точке Палатина, которую римляне называли Велией. Само расположение этого дома, нависавшего над Форумом, как неприступная крепость, а также то, с какой важностью Валерий сходил вниз по лестнице в окружении ликторов, вызвало в городе кривотолки, будто Валерий стремится занять место Тарквиния, стать царем.
Когда Валерию стало известно о недовольстве народа, он, не долго думая, собрал толпу ремесленников, которые за ночь снесли уже почти завершенный дом до основания, а сам со своими близкими поселился у друзей[406].
Наутро, когда граждане, по обыкновению, начали заполнять Форум и подняли глаза, чтобы взглянуть, как будет спускаться вниз этот «гордец» (так многие стали называть Валерия), они наткнулись на пустоту. И снова пошли толки. Одни восхищались силой духа Валерия, сумевшего пожертвовать своими средствами и удобствами, чтобы угодить народу. Другие же оплакивали дом, который был украшением Рима.
И тут появился Валерий в окружении ликторов. Однако на фасках не было, как обычно, топоров, и к тому же, когда ликторы приблизились, они склонили фаски перед народом в знак признания высшей его власти.
Толпа затихла в удивлении перед этим новшеством, и тут консул произнес вторую свою речь, которая поначалу могла показаться продолжением той, погребальной:
– О Брут! – начал Валерий. – Боги дали тебе счастливую судьбу. Ты пал на поле боя в расцвете славы, сражаясь за общее дело, а я остался жить, чтобы узреть неблагодарность, чтобы испытать оскорбление и клевету. Неужели репутация человека и гражданина зависит не от его поведения, а от места, где расположен его дом? Чтобы навсегда рассеять подозрения в том, что должностные лица действуют в собственных интересах и добиваются единоличной власти, я предлагаю вам ряд законов. Пусть никто не будет единоличным консулом. Пусть будет осужден к смерти каждый, кто примет власть без волеизъявления народа. Пусть никто из граждан не будет казнен или наказан розгами без согласия народа.
Эти законы в тот же день были приняты. И именно они дали Валерию прозвище Публикола[407]. Вскоре состоялись выборы второго консула. Им оказался Спурий Лукреций, отец Лукреции. Ему, как старшему по возрасту, Валерий передал своих ликторов со знаками высшей власти.
На следующий день Валерий появился на Форуме без почетной свиты, чем вызвал всеобщее удивление.
– Почему бы тебе не иметь собственных ликторов? – спросили друзья.
– Знаков высшей власти в Риме, освободившемся от царей, не должно быть больше, чем при царях! – ответил Валерий.
С тех пор в Риме у двух консулов было 12 ликторов, переходивших через месяц от одного консула к другому. Когда же в чрезвычайных случаях назначался диктатор, его сопровождало 24 ликтора.
Через несколько дней Лукреций скоропостижно скончался, и ликторы возвратились к Валерию. Новым консулом вместо Лукреция был избран Марк Гораций Пульвилл, тот самый, кого Тарквиний поставил во главе войска, осаждавшего Ардею.
Освящение храма ЮпитераТарквиний, сын Демарата, принес обет построить храм Юпитера. Его внук этот храм построил и даже успел украсить его фронтон терракотовыми фигурами, а вот освятить храм ему не пришлось. Консулы Валерий и Гораций бросили между собой жребий, кому освящать храм. Жребий выпал Горацию, и пришлось Валерию отправляться на войну, хотя освящение храма было его давней мечтой.
В назначенный для освящения храма день сентябрьских ид[408] Гораций в сопровождении сенаторов взошел на Капитолий. Были принесены Юпитеру жертвы, после чего Гораций поднялся по ступеням к дубовым дверям храма и уже коснулся их притолоки, чтобы произнести соответствующую формулу, как вдруг послышался голос Марка Валерия, брата Публиколы:
– Консул! Твой сын внезапно умер в лагере.
Среди сенаторов прошло движение. Все знали, что у Горация был единственный сын-наследник, которого он очень любил. Но консул, не изменившись в лице, продолжал свою церемонию и, когда завершил ее, сказал:
– Бросьте тело куда угодно, но в это мгновение ко мне нет доступа печали.
Так не удалось Марку Валерию помешать Горацию совершить священную церемонию.
Храм, освященный Горацием, простоял более 450 лет, сгорел от удара молнии в 83 г. до н. э. и был восстановлен на старом фундаменте через четыре года. Но стену нового храма украшала надпись, что он был освящен Горацием[409].
Храм Юпитера, вид спереди.
Глава 2 Порсена и Рим
Изгнание Тарквиниев было событием первостепенного значения не только для судеб Рима, но и для всей Италии, в которой в конце VI в. до н. э. действовали три главные политические силы: союз этрусских городов с центром в Вольсиниях, Карфаген, могущественное морское государство Западного Средиземноморья, и греческие колонии юга Италии и Сицилии, известные как Великая Греция. С выключением Рима из системы этрусского двенадцатиградья возникала угроза этрусским колониям в Кампании, испытывавшим в то время давление со стороны греческих колоний в той же Кампании, прежде всего древнейшей из них – Кум, где тогда утвердился тиран Аристодем, ведший исключительно активную внешнюю политику. Конечно, некоторая помощь этрусским поселениям Кампании могла быть оказана морем, на котором этруски в конце VI в. до н. э. пока еще господствовали. Но на маленьких кораблях нельзя было перевезти войско. Отделение Рима закрывало сухопутную дорогу в Кампанию. Именно поэтому у этрусков не было иного выхода, как вернуть себе Рим в систему двенадцатиградья или в крайнем случае его нейтрализовать.